Охота за темным эликсиром. Похитители кофе - Том Хилленбранд

– Значит, вы полагаете, что этот Челон хочет свергнуть его величество?

– В конце концов, он пытался свергнуть английского короля, затеяв восстание Монмута по поручению Вильгельма. Возможно, он попытается сделать нечто подобное и во Франции. Или, быть может, он просто хочет заработать кучу денег, продав Вермандуа императору. Или Вильгельму, это тоже вполне возможно.

– В таком случае вы должны помочь мне найти его.

– Я приложу все усилия. Последнее письмо Челона, переданное нам, пришло из Турина.

– Ваши люди уже сумели расшифровать письма этого таинственного иудея?

– К сожалению, нет, капитан.

Полиньяк видел, что это обстоятельство Россиньолю крайне неприятно. Он догадывался почему, однако изо всех сил старался сохранить невозмутимость на лице. Более пятидесяти лет служил королевскому дому отец Россиньоля, Антуан, расшифровывая шифры гугенотских инсургентов, равно как и все остальные, которые попадали ему на стол. Кроме того, Антуан Россиньоль создал великий шифр, тот самый невзламываемый код, по которому зашифровывались все важные документы его величества.

Теперь Бонавентура Россиньоль занял пост своего отца, и многие задавались вопросом, не слишком ли он для него велик. Письма, которыми обменивался с этим евреем Челон, уже много месяцев лежали в королевском Cabinet Noir[67], а Россиньоль ни на шаг не продвинулся в их расшифровке. Полиньяк предполагал, что письма Челона Кордоверо являются ключом ко всему заговору. На это указывало то обстоятельство, что все остальные письма англичанина не были зашифрованы настолько хорошо.

– Может быть, у вас есть хотя бы отправная точка в отношении этих писем, месье Россиньоль?

Криптолог склонил голову набок:

– Я принес вам одно из писем, капитан. Вы разбираетесь в шифровке, капитан?

– Практически нет, месье.

– Это не страшно. Думаю, – он опустил руку во внутренний карман своего грязного сюртука и вынул оттуда несколько листов бумаги, – вы все же поймете, в чем моя проблема.

И Россиньоль придвинул к нему документы. Это была копия письма. К огромному удивлению мушкетера, она не была зашифрована.

Лондон, 11 февраля 1687 года

Дорогой друг!

Благодарю вас за прошлое письмо. Ваши разъяснения относительно устройства турецкого султаната были очень интересны, причем вынужден признаться, что способ, которым турки регулируют вопрос престолонаследия, поначалу шокировал меня. Конечно, в том, что узурпатор отдает приказ зарезать вероятных диадохов[68], нет ничего необычного; однако же тот факт, что принцу приходится убить всех братьев, прежде чем он станет гранд-сеньором, кажется мне невероятно варварским обычаем. Неужели эта жестокая игра действительно снова и снова повторяется в случае чьего-либо восхождения на престол?

Однако с учетом продолжающегося бедственного положения у меня на родине я спрашиваю себя, не может ли быть такого, что братоубийство, которым занимаются турки, лучше, чем та вражда, которая поднимается в том случае, если трон наследуют старшие сыновья? В конце концов, они не обязательно будут самыми способными из монарших детей.

Конечно же, бывают такие весьма необычные случаи, вроде того, что недавно случился у нас: как вам, вероятно, известно, наш монарх, Яков II, католик, в то время как большая часть населения страны – сторонники протестантской религии. Несколько дней тому назад супруга короля, католичка Мария Моденская, произвела на свет сына. Из-за появления ребенка престолонаследие в Англии перешло от протестантской дочери Якова Мэри к (конечно же, крещенному в католичество) инфанту Джеймсу Франциску Эдуарду. На улицах Лондона и в кофейнях поговаривают, что ребенок вовсе не королевский сын, а подкидыш, которого протащили во дворец иезуиты. Скорее всего, это чушь, однако многие просто не хотят признать, что Яков II основал католическую династию. Следует опасаться новой гражданской войны. Если бы у нашего короля был гарем, как у вашего гранд-сеньора, у него, наверное, уже была бы дюжина детей от протестанток и католичек и вопрос престолонаследия не поднимался бы еще много лет. Так разве не лучше было бы, если бы кровь проливали принцы, а не вся страна?

Однако же перейдем к вопросу, который вы мне задали относительно погоды во Франции (весьма неточное понятие, если позволите заметить). Судя по вашему письму, вы читали «Fumifugium»[69] Джона Ивлина и удивились тому, как он описывает погоду в Лондоне. Могу подтвердить, что приведенные в ней количества осадков и снега полностью соответствуют действительности. В минувшие годы погода у нас становилась все более холодной и неприятной, так что снег с октября по март является обычным явлением. В это время температуры находятся значительно ниже точки замерзания, и по этой причине любая вода, стоячая или текущая, рано или поздно замерзает. Кроме того, вы спрашивали меня, каким образом в холодный период могут курсировать суда и баржи. И ответ очень прост: они вообще не ходят, из-за чего в народе возникает большая нужда, поскольку товары и продукты больше не перевозят из пункта А в пункт Б. Дороги и улицы тоже практически непроходимы, поскольку зачастую толщина снега достигает нескольких футов. Как вы наверняка можете представить себе, жизнь при этом практически полностью замирает. Люди сидят по домам и надеются, что их запасов еды и дров хватит до весны. Кажется, весь мир и все движение в нем замирают.

Интересное исключение из этого правила мне довелось пережить в Голландии. При этом речь идет о стране, расположенной весьма низко, защищенной плотинами и испещренной сотней мелких оросительных каналов. С наступлением зимы они быстро замерзают, поскольку скорость проточной воды в них очень низкая.

И как только замерзает лед, наступает время бегунов на staatsen. Это такие металлические предметы, напоминающие лезвия кинжалов. Голландцы привязывают их к ботинкам и ездят на них по замерзшим каналам. Просто невероятно, с какой скоростью может скользить по ним умелый бегун, – он без особых усилий может развить скорость наравне с идущей рысью лошадью.

И именно самые бедные крестьяне, которые весной, летом и осенью привязаны к своей земле, зимой объезжают всю страну. Все каналы соединены друг с другом, и поэтому умелый бегун может без труда проходить двадцать-тридцать миль.

Я понимаю, что вам, человеку, живущему на юге, все это должно казаться сказкой; поэтому я позволил себе приложить эскиз, изображающий такого бегуна, которого я видел в Нидерландах своими собственными глазами.

Остаюсь вашим верным другом и преданным слугой