Фантом. Последние штрихи - Тессье Томас

– Мутный.

– Ммм?

– Ты когда-нибудь мастерил пугало?

– Что-то не припомню.

– Я собираюсь его сделать и поставить в поле за домом.

– Зачем?

– Не знаю. Просто хочется.

Последние штрихи

Посвящается Питеру Страубу

Часть первая

Фантазии

В жизни каждого человека бывают «минуты чрезмерности», которые он жаждет выкупить у реальности за любую цену. И эти «излишки» реальности превращаются в кошмар.

В первый раз я встретил Роджера Нордхэгена в «Карлайле», за пинтой лагера. Было семь с небольшим вечера, шел дождь. Многочисленные посетители, зашедшие в паб после работы, уже ушли, и в помещении было довольно тихо. Мне не хотелось сидеть, поэтому я пил стоя, прислонившись к барной стойке. Октябрь, четверг. Лондон – все еще новый для меня город. Я был сам по себе. Нечего делать, некуда идти. На то, чтобы дойти до этого момента, у меня ушло двадцать восемь лет.

Нордхэген заговорил со мной – не помню, о чем. Пустая болтовня двух незнакомцев за кружкой спиртного. Я отвечал односложно. Так бывает, когда не хочешь показаться грубым, но не заинтересован в разговоре.

Однако он постепенно завладел моим вниманием. Сперва он не производил никакого впечатления, но в его внешности было нечто выдающееся. Возможно, когда-то он был успешным бизнесменом, у которого настали не лучшие времена. Он выглядел достойно, но в то же время потеряно, как человек, карьера которого приближается к концу. Я подумал, что ему лет шестьдесят. На его старом и усталом лице выделялись умные глаза, которые меня и привлекли.

Он пил красное вино и, когда заказал себе очередной бокал, угостил меня лагером. Поэтому мне пришлось составить ему компанию. Как и я, Нордхэген не был британцем, но жил в Лондоне уже много лет. Он с гордостью сообщил мне, что давно получил статус постоянного резидента. Мы немного поговорили об Америке, о моем образовании. Потом он дал мне несколько советов о Лондоне – где можно поесть, где еще выпить, на что посмотреть, а на что не стоит тратить время. Я взял кое-что на заметку, но предпочитаю составлять обо всем собственное мнение.

Когда он спросил у меня, чем я занимался в Америке, и я ответил, что был врачом, настал неловкий момент. Глаза Нордхэгена вспыхнули, и он хлопнул меня по руке.

– Я тоже, – сказал он.

Я ему почти не поверил. Или, возможно, не хотел ему верить. Одна из самых неприятных мыслей любого человека: через тридцать лет я буду таким же.

– Какая у вас специализация?

– Общая практика, – ответил я. – А у вас?

– Косметическая хирургия.

– Неужели? В Америке это достаточно прибыльная область. А здесь?

– Грех жаловаться. – Он церемонно пожал мне руку. – Значит, мы коллеги, не так ли?

Я кивнул и попытался привлечь внимание бармена, чтобы в ответ угостить Нордхэгена вином и выполнить таким образом свои социальные обязательства. В этот момент старик сжал мне руку и пристально посмотрел на меня.

– «Если бы я тебя не знал, я бы тебя не нашел», – сказал он с искренней улыбкой.

Мне это не очень понравилось.

– Я не гей, – сказал я тихо и вежливо, но в то же время твердо. Потом осторожно высвободил руку.

На мгновение его взгляд стал пустым, но потом Нордхэген рассмеялся. Его эта ситуация забавляла, а не смущала.

– О, мой дорогой друг, простите. Нет, я не имел ничего такого в виду. Это всего лишь цитата из Паскаля, – объяснил он, словно в его словах был какой-то смысл. – Нет, уверяю вас, мои намеки были совершенно не об этом. Видите ли, вы врач, я тоже врач. И провидение или совпадение привело нас в один паб. И мне показалось, что эти слова Паскаля вполне уместны, не находите?

– Думаю, да.

Но на самом деле я не знал, согласен ли я с ним или нет. Я слышал о Паскале. Его имя всплыло из темного уголка моей памяти. Возможно, мне о нем рассказывали в колледже. Но сейчас это имя ничего мне не говорило. Я даже не знал, был ли он римским сенатором или изобрел автоматическую коробку передач.

Если бы я тебя не знал, я бы тебя не нашел.

С этого-то все и началось. С нескольких слов Паскаля, произнесенных странным невысоким мужчиной, косметическим хирургом, в пабе в Сохо. Я оказался в нем случайно лишь для того, чтобы убить время. Я приехал в этот город свободным и готовым начать жизнь с чистого листа. Я решил уйти от повседневности. Нордхэген нашел меня в самый подходящий момент.

Я потратил годы на учебу и усердную работу, и теперь у меня были свобода, деньги и перспективы. Я окончил медицинский факультет и работал в больнице. Я мог просто остаться в Нью-Хейвене. Или продолжить учебу. Или купить долю в старой прибыльной клинике в престижном пригороде. Но медицина в Америке меняется, и у меня появились новые возможности. Повсюду открываются новые клиники и медицинские учреждения, словно франшизы ресторанов быстрого питания. Я мог бы открыть подобное заведение в партнерстве с коллегами. Или частную лабораторию. Конечно, сделать это не так-то просто, но факт остается фактом: врачи в Америке не страдают от безработицы. Наоборот, они могут диктовать условия работодателям.

У меня были деньги, а деньги, как известно, странным образом влияют на людей. Моя тетя очень кстати скончалась, оставив мне приличную сумму. Не бешеные деньги, но достаточно. Мне хватало на то, чтобы двигаться в любом выбранном направлении. На тщательное обдумывание своего решения у меня ушло несколько недель. Спешить было некуда, но я чувствовал, что достиг поворотной точки своей жизни и не хотел все испортить.

Похожие чувства испытывает человек, только что окончивший школу, – он выходит в большой мир и должен найти работу, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Если это действительно так, то я опоздал на несколько лет.

В любом случае, я решил немного отдохнуть и отправиться в путешествие. Эта идея казалась неслыханной, в определенном смысле фривольной, но в то же время соблазнительной. Я провел слишком много времени в коконе образовательной системы, из которого выбрался в другой, чуть больший кокон больничной работы. Сколько я мог себя помнить, у меня не было другой жизни. Какая-то часть меня хотела вырваться, пусть и ненадолго. Пробить дыру в стене и проверить, не получится ли из нее окно. Говорят, перемена обстановки так же полезна, как отдых, и я знал: если я не смогу вырваться в тот момент, другого шанса не будет. К страху сожаления об упущенных возможностях длиною в жизнь следует относиться со всей серьезностью. А к медицинской карьере можно вернуться после того, как я удовлетворю жажду путешествий.

Мои родители отреагировали на мое решение так, как я и ожидал. Мать поняла бы, если бы я взял одну, максимум две недели отпуска. Она предложила отправиться в приятную и расслабляющую поездку на Карибы. А потом вернуться на работу. Ведь чтобы стать доктором, я так долго учился. Зачем сейчас, после получения необходимой квалификации, ставить карьеру на паузу и болтаться где-то без дела? Я как мог держал оборону против ее доводов, и в этом мне помог отец. Он думал, что перерыв в один-два месяца пойдет мне на пользу, и был уверен, что я его заслужил. Отец никогда не уезжал далеко от своего клочка земли в Огайо. Он исправно мотыжил свой участок, но почти не видел мира за его пределами. Поэтому его представления о «прекрасном далеке» были довольно радужными. Без сомнения, его мечты подпитывало телевидение. Мое путешествие воплотило бы в жизнь тайные фантазии отца, поэтому он меня и поддержал.

Я не особо нуждался в его поддержке. Просто с ней было проще. Я планировал уехать на три-четыре месяца, может, дольше. Первой мыслью было отправиться в Калифорнию. Я там ни разу не был, к тому же у меня имелось несколько знакомых, живущих в районе залива Сан-Франциско. Если мне там понравится, можно будет остаться навсегда. Или можно было отправиться на юг, в Лос-Анджелес, потом в Мексику – и оттуда продолжить свой путь, пока я не переделаю и не посмотрю все, что хотел. По крайней мере, климат там точно приятнее, чем в промозглой Новой Англии.