Проценты кровью - Андрей Анисимов

Подполковник уселся в сиротинское кресло и, достав из кармана газету Кадкова, принялся ее изучать. Газетка была интересная. Бесплатное питерское рекламное издание знакомило граждан с рынком недвижимости. Петр Григорьевич осмотрел все четыре страницы и заметил на полях одной из них странную запись: «Средний 21-124». Запись была сделана карандашом, и смысл ее Петру не открывался. Если речь шла об оружии, то двадцать первый калибр мог принадлежать лишь охотничьему ружью. Но приписка «Средний» и добавка «21–24» становилась бессмыслицей. Для телефона цифр было маловато, а слово «средний» вообще к телефонным номерам иметь отношение не могло. Только адрес кое-как с натяжкой расшифровывал странный текст. Но в этом случае «Средний» требовал добавки. Например, Средний переулок. В Новгороде раньше такого не было, но за годы отсутствия Петра Григорьевича тут столько всего переименовали, что надо было обращаться к специалисту. Размышления Ерожина прервал звонок внутреннего телефона. Семякин просил зайти к нему в кабинет.

Всеволод Никанорович сидел в кресле и читал местную прессу:

– Слушай, Ерожин, «мерседесик» Ходжаева нашли. Твой Бобров из Москвы звонил. Машина шла через столичную Кольцевую и свернула на Симферопольское шоссе. За рулем оказался житель Ставрополя. Он этот «Мерседес» купил у Ходжаева. Бумаги в порядке. Оформлена сделка у нас.

– Надо срочно показать купцу фото Кадкова, – сказал Ерожин. – Засветил Эдик машинку, а даром бросить обидно. Пожадничал, дурачок.

– Верно мыслишь, московский гость. Показали уже. Опознал купец Кадкова. Поздравляю. Ты по-прежнему нюха не потерял. А я уж засомневался, грешным делом, – сказал полковник.

– Вот вам и покойник, – усмехнулся Ерожин.

– А кто же в Тосно валялся? – прищурившись, спросил Всеволод Никанорович.

– Думаю, что Ходжаев. Завтра везите Нателлу Проскурину. Она опознает друга, – посоветовал Ерожин.

– Опознавать там нечего. Лица на нем в прямом смысле нет, – покачал головой Семякин.

– Она его и не по лицу опознает, – заверил Петр Григорьевич бывшего начальника.

– Ладно, свозим актерку. А с тобой не соскучишься, – улыбнулся полковник.

– Скажите, где в Тосно нашли труп? – спросил Ерожин.

– В кузове КамАЗа валялся. На автобазе. Водила из отгула вышел, стал машину мыть и в кузове обнаружил покойника, – рассказал Семякин.

– Что ж, он всю неделю в кузове валялся? – допытывался Петр Григорьевич.

– Выходит, так. Медик сказал, что смерть наступила за неделю до обнаружения тела.

– А вскрытие? – не унимался Ерожин.

– Кто будет грязному зеку вскрытие делать? Сейчас все на денежки меряется. За вскрытие надо платить.

– Понятно. Демократия.

– Так точно, московский гость. Ты к Кремлю ближе. Сказал бы им по-нашему, – усмехнулся Всеволод Никанорович. – Слыхал, твоя жинка прилетела?

– Быстро до вас новости доходят, – покачал головой Ерожин.

– Город маленький, друг друга люди знают, – согласился Семякин.

– Тут улицы все переименовали. Газон, Разважа, Михайлова. Нет ли среди новых названий Среднего переулка?

– Такого не слыхал. Да вот свежая карта на стене. Гляди. Все переименованные у меня выделены. Сам путаюсь, – признался Всеволод Никанорович.

Ерожин углубился в карту, но Среднего переулка не нашел. Покидая кабинет полковника, Петр Григорьевич чуть не упал.

– Ты часом не пьян? – удивился Семякин.

– Хуже. Прострелен, – морщась от боли, попытался острить москвич. Полковник предложил отвезти сыщика в больницу.

– Ты с ранами не шути. Помрешь тут. Что в Москве подумают?

– Мой хирург сказал, что на мне, как на дворняге, заживает, – похвалился Петр Григорьевич и захромал в свой временный кабинет.

– Господи, что с тобой?! – вскрикнула Надя, увидев хромающего мужа. Ерожин не ожидал увидеть жену и не успел снять гримасу:

– Ничего особенного. Зашибся маленько.

– Дайте я посмотрю, – сказал Глеб и, не дожидаясь согласия, схватил Ерожина, положил на диванчик и задрал штанину.

– Да ты просто насильник! – попытался отшутиться Петр.

Через пять минут в кабинете от народа некуда было ступить. Суворов разыскал медэксперта. Надя с Таней содрали с Петра Григорьевича бинты. Горнов осмотрел рану, обсыпав ее стрептоцидом, перебинтовал:

– Покой тебе, подполковник, нужен. Неделю как минимум полупостельного режима. Это огнестрельное ранение, а не царапина.

– В гостиницу не пойдешь. Ко мне переберетесь, – приказал Суворов.

– Хорошенькая жизнь начнется. Что твоя Наташа скажет?

– Ничего не скажет. Будут за тобой две жены ухаживать, прошлая и настоящая, – настаивал Виктор Иннокентьевич.

– Я должен Кадкова словить, иначе он меня словит, – Ерожин приподнялся и, усевшись на диван, оглядел присутствующих. – Лучше скажите, где находится Средний переулок?

В кабинете воцарилось молчание. Наконец Таня неуверенно проговорила: – В Питере есть проспект с таким названием. А насчет переулка, не знаю.

– Молодец! – закричал Ерожин. – Ай да Танюха!

Все с удивлением уставились на москвича.

Ерожин проковылял к телефону и, поглядев на часы, набрал служебный номер Боброва:

– Никита, выручай. Выясни, кто живет в Питере по адресу: Средний проспект, дом 21, квартира 124. И еще мне нужен питерский адрес певицы Саши Кленовой. Отчества я не знаю. Возможно, это псевдоним. Очень прошу, позвони мне срочно. Витя, какой номер у Сиротина?

Ерожин продиктовал Боброву телефон новгородского кабинета и вернулся на диван:

– Чую, что-то будет! А теперь я должен говорить со своими работниками.

– Кто же твои работники? – поинтересовался Суворов.

– Глеб Михеев, без него мы на убийство Зойки так быстро бы не вышли. И Танюха отработала со мной на славу. Тебя, Суворов, я не считаю. Ты на казенной службе, а у меня частное бюро. И сегодня впервые заказчик оплатил работу, так что гуляем.

– А я кто у тебя? Может, оформишь в штат? – улыбнулась Надя.

– Сначала узнаю, как ты здесь очутилась. Почему нарушила договор? – строго поглядел на жену Ерожин.

– Мне дядя Ваня Грыжин сказал, что Кадкова больше нет. Вот я и решила тебя проведать. А то уведут, – и Надя выразительно посмотрела на Назарову. Та густо покраснела. Все затихли. Спас телефонный звонок. Звонил Бобров.

Ерожин подскочил к телефону, схватил со стола шариковую ручку и быстро что-то записал.

– Все, пилим в Питер! – закричал Петр.

– Куда ты с такой ногой попилишь, – резонно заметил Суворов.

– Глеба за руль, мы с Надькой сзади – и вперед! – крикнул Ерожин и, зажав зубы, вскочил с дивана. – Теперь кто кого! Мы должны успеть раньше. Охота продолжается!

Петр Григорьевич давно не ездил в машине в качестве пассажира. Пристроив голову на колени Нади, он делал вид, что задремал. Механик и моторист Михеев прекрасно вел «Сааб». Лимузин мягко катил по подсохшему шоссе. Глеб не гнал, придерживая стрелку спидометра у отметки «сто двадцать». Небольшой снежок, выпавший накануне ночью, за день растаял. К вечеру слабый морозец высушил асфальт, и трасса к удовольствию водителей стала сухая и чистая. Надя гладила мужа по голове и шептала нежные слова. Она за последние сутки пережила столько, сколько ей пришлось пережить за всю жизнь. Решившись на поездку к незнакомым, как она думала, бандитам, Надя за себя ни минуты не боялась. Она почувствовала, что мужу грозит смертельная опасность, и она обязана его спасти, но не знала, как это будет делать. И теперь, когда все закончилось и Петр живой и рядом, она была счастлива. И еще она была счастлива оттого, что чувствовала, несмотря на ворчание, Петр ее приездом доволен. Когда он последний раз был в Москве и пришел на Фрунзенскую утром, пока Надя спала, молодая женщина испугалась, что теряет мужа. Его нечленораздельная записка сомнений не развеяла, – мог и разбудить. Теперь она видела, что ошиблась. Хотя отношения их с младшим лейтенантом Назаровой Надю насторожили. Убеждая ее и себя в том, что Ерожин мог совершить подлый поступок, в Татьяне говорила обида. На что обиделась девушка, Надя не поняла. Поняла лишь, что тут присутствует что-то личное. Петру тоже пришлось пережить немало. Но муж умел держать себя в руках. Уже три раза Кадков нанес свои удары по Ерожину и один раз по его сыну. Надя, не двигаясь, глядела вперед на бегущую под колеса дорогу и радовалась, что муж спит.

Но Петр Григорьевич и не думал спать. Он в мыслях был далеко в прошлом. Ерожин вспоминал Соню. Вспоминал потому, что сейчас ему это было необходимо. В тот роковой день, когда он оправдал вдову Кадкова и посадил в тюрьму Эдика, начался недолгий роман с генеральской дочкой. Петр Григорьевич прокручивал снова и снова разговор с Соней в день убийства:

«Куда ты положила пистолет? – В ящик».

Почему он тогда пошел напролом? Ведь только дурак мог надеяться столь легко получить признание.

Соня застрелила мужа и призналась с первого вопроса.