Отель «Белый носорог» - Бартл Булл

С мыслью об Англии он спросил:

— Когда пройдет дождь?

— Не скоро. Перенесем лагерь в другое место.

Все утро они шли — вперед и вверх. Лиственные леса поредели, уступая место остроконечным стрелам молодого бамбука. Скользкая, влажная почва была выстлана узкими копьевидными листьями. Трубчатые желто-зеленые и коричневые стебли неудержимо тянулись ввысь, достигая пятидесяти-шестидесяти футов; молодые густо росли из полусгнивших остатков. Сквозь них просачивался загадочный свет сумерек. Под высокими старыми деревьями с раскидистыми кронами земля была чище. Эти деревья напомнили Энтону дубовые рощи Англии. Острые, как бритва, листья оставляли на лицах порезы. Энтон и Кариоки упорно взбирались по склону. Мощные стебли бамбука колыхались на ветру и ударялись друг о друга; казалось, они то ли вздыхают, то ли негромко беседуют под шум капели.

Энтон старался не отставать от Кариоки. Завернутая в одеяло винтовка болталась у него за спиной, и он хватался свободными руками за бамбуковые стебли, как за перила. Один раз он поскользнулся, но успел схватиться за толстый стебель, оказавшийся гнилым; он сломался, и Энтон кубарем покатился вниз, царапая себе лицо.

Наконец они вышли к ущелью. В пелене дождя их глазам открылось небольшое озеро. Справа, низвергаясь со скалы высотой тридцать футов, струился водопад.

— Это — мои места. Сюда Кариоки наведывался в юные годы, — сказал кикуйю, и Энтон почувствовал: ему оказали большое доверие. — Здесь он может охотиться с закрытыми глазами.

Кариоки дважды полоснул двусторонним «сими», расщепляя крепкие стволы бамбука. Получилось что-то вроде крюков, на которые они повесили рюкзаки.

— От хомяков, — объяснил африканец и срезал верхушки еще с двух стволов, оставляя пни высотой в пять футов. В каждом он сделал выемку и уложил поперек одну из отрубленных верхушек. Потом прислонил к горизонтальному стеблю по диагонали верхушку поменьше. Энтон срезал несколько виноградных лоз, и они крепко связали шесты вместе. Соорудили навес из разлапистых листьев, напоминающих листья папоротника. Энтон каблуком продавил в земле канавку по периметру шалаша — чтобы стекала вода.

Шалаш был развернут на водопад. Кариоки подобрал щепки у входа и вытер о внутреннюю поверхность шкуры. Сложил их в кучку и взял у Энтона восковые спички.

— Бамбук горит даже в дождь. Запомни, Тлага: охотник должен уметь обходиться одной спичкой.

Однако бамбук только чадил. Спичка догорела.

— Может, Дэвид нас выручит, — сказал Энтон, вырывая чистую страницу.

Возясь с костром и жаря куски антилопы, он вспоминал традиционный английский завтрак. Яичница с ветчиной, гренки, толстая кровяная колбаса и крепкий чай. Как он соскучился по чаю!

Кариоки притащил охапку крапивы — той самой, что немилосердно обжигала Энтону голые ноги, пока они взбирались по склону.

— Табаи, — уронил он и, оборвав листья, бросил в кипящую воду. Они подкрепились жареным мясом антилопы и запили отваром из крапивы. Энтон подумал: похоже на шпинат. Недурной напиток — особенно если проголодался и продрог. Не чай, конечно, но помогает согреться.

Вечером, лежа в укрытии, Энтон вгляделся сквозь пелену дождя в туманное озеро и увидел огромного черного борова — в два-три раза больше суффолкского. Он схватил Кариоки за руку. Из просеки в бамбуковых зарослях вышли и направились к озеру десять, двадцать, тридцать животных. Энтон замер, стараясь не обращать внимания на крапивную сыпь. Молодые серые кабанчики, похрюкивая, рыли берег забавными пятачками. Взрослых животных почему-то больше не было. Энтон беззвучно вскинул на плечо винтовку и пальнул из одного ствола. Довольно крупный хряк свалился на землю. Перед глазами Энтона проплыл роскошный завтрак: колбаса, ветчина, свиные отбивные.

Страстно мечтая поохотиться на бонго, Энтон стал нетерпелив. А Кариоки не спешил покидать лагерь и, казалось, не замечал, как один за другим проходят дни. По ночам до ушей Энтона доносилось похожее на кашель отрывистое рычание леопарда; в мокром лесу разносилось эхо — словно звук спиливаемого дерева. На рассвете он дрожал от холода. Убийственная сырость Нортумберленда стала казаться благодатными солнечными днями. Энтон начал тосковать по Англии. По ее деревням, нежно-зеленым холмам, мерцанию серебристой форели в воде ручья.

— Когда будет готова наша одежда, — сказал Кариоки, сидя у костра и обрабатывая сваленные у ног звериные шкуры, — мы пойдем охотиться на твоего бонго.

Сшитые вместе на манер цыганской шали, шкурки выдры и белохвостого мангуста перемежались с обрывками шкур бушбока и длиннохвостой обезьяны. Из шкурок более мелких животных охотники сшили себе плащи и жилеты — мехом внутрь, чтобы удержать тепло. Энтон подметил: любимая одежда Кариоки — из мягкой, легко поддающейся обработке шкурки древесного дамана[10].

Эти пушистые зверьки величиной с кролика — пухлые и коротконогие — по ночам выдавали себя визгом. Запомнив направление, на рассвете Кариоки отправлялся обшаривать дупла. Он брал с собой бамбуковый шест с расщепленным в виде вилки концом и осторожно погружал его в дупло до тех пор, пока палка не упиралась в мягкую шубку. Тогда Кариоки надавливал и протыкал дамана, а затем вытаскивал шест вместе с добычей.

Однажды утром Кариоки остался у костра — выделывать шкуры и шить одежду, — а Энтон отправился на охоту. Он шел по просеке, образованной в густых, высоких — до двадцати футов — зарослях бамбука каким-то крупным зверем. Энтон полностью сосредоточился на следах небольшой южноафриканской антилопы; все чувства обострились. Внезапно его слуха коснулся высокий, пронзительный звук — охотничий сигнал доробо. Охотнику тотчас ответили двое соплеменников, словно предупреждая об опасности.

Раздался крик человека. Энтон опустился на колени, держа наготове винтовку. Как спички, затрещали толстые стебли. В просеке перед ним мелькнуло что-то черное. Прямо на него, как пушечное ядро, раздвигая бамбуковые заросли рогами и могучими плечами, несся огромный кейптаунский буйвол. Энтон выстрелил из обоих стволов и в тот же миг сиганул вбок. Последним, что он видел, были налитые кровью безумные глаза зверя, белая пена из ноздрей и стрелы, торчащие из массивного загривка.

Энтон очнулся у ручья, куда его принесли два доробо. Грудь раздирала боль. К нему подбежал Кариоки.

— Банда был прав, Тлага: нельзя становиться на пути у зверя. К счастью, это оказался детеныш. Я не должен был отпускать тебя охотиться в одиночку. Этот лес слишком опасен для моего белого друга.

Ощупав грудную клетку, Энтон понял: сломано три ребра. Плечо было зверски исполосовано. На животе — длинная резаная рана. Мышцы рядом с ней омертвели. Над Энтоном, энергично жестикулируя, склонились доробо; от них пахло лесом. Их почему-то не интересовали сломанные ребра и плечо — все их внимание было приковано к ране на животе.