Успех или борода - Пенни Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимаете, у нас принято свято чтить кое-какие обычаи, в противном случае начнется всеобщее брюзжание и воцарится хаос. В сугубо мужском доме Уинстонов существуют три незыблемых правила.
Первое: не трогать чужую еду.
Второе: выполнять свои обязанности по хозяйству.
Третье: строго придерживаться расписания.
Роско, которому стукнул двадцать один годок, пока не встретил девушки, которую мог бы назвать своей, и ломал нам график с самого приезда. Дуэйн не парился по понятным причинам, Билли ничего не говорил – по крайней мере, мне, зато Бо и Клет вели себя так, будто ночная мастурбация Роско – просто конец света. В последнее время наше мирное сосуществование балансировало на грани коллапса.
– Он снова всю бумагу использовал, – громким шепотом возмущался Бо после ужина, отловив меня у морозильника на веранде. – Я свои дела сделал и сижу дурак дураком – нечем подтереться! Ты давай принимай какие-то меры, Джетро.
Я предложил ему как выход подмываться, а не подтираться, и призвал практиковать терпение и снисходительность, но понимал – рано или поздно придется вмешаться и поговорить с младшеньким. Казалось бы, чего им стоит сбегать отлить на первый этаж, так это ни боже мой, в даль такую, ах-ах, куда только катится мир.
Но вернемся к грязному журнальчику на раковине.
Мое внимание привлекла обложка. Точнее, мое внимание привлекла женщина на обложке – темноволосая, пышнотелая, чем-то неуловимо напоминавшая Сиенну.
Присмотревшись, я убедился, что всякое сходство – лишь плод моего воображения. Женщина на обложке выпячивала свои большие груди, но они были просто крупные, а не мгновенно пробуждающие чувственное желание. И соотношение талии и бедер было не таким. И ноги слишком тонкие, и рот не той формы, не говоря уже о глазах совсем другого оттенка, начисто лишенных очарования Сиенны.
Спохватившись, что сравниваю неизвестную порномодель с Сиенной Диас, я сунул журнал в тумбочку к остальным, где ему и место, и вымыл руки.
К несчастью, я уже давно не мог не думать о Сиенне и невольно продолжал сравнивать двух женщин, причем Сиенна во всех категориях выходила победительницей с большим отрывом.
Ноги у нее – просто произведение искусства, а бронзово-золотистая кожа сияет не то что без солнца, но даже в темноте. При виде ее роскошной мягкой плоти я всякий раз реально сглатывал слюну. От одной лишь мысли о Сиенне пульс учащался вдвое.
Я напряг телесную память о каждом мгновении, когда она прижималась ко мне, вспомнил это ощущение и погрузился в него. Я собирался перебирать воспоминания как бесстрастный наблюдатель, но не смог: меня потянуло назад, к нашей встрече.
Возможно, причиной тому стало воспоминание о ее прикосновениях и ощущении шелковистой кожи, или ночной стояк, или чарующая улыбка и взгляд ее прекрасных глаз, или просто давно сдерживаемая потребность, но возбуждение нахлынуло на меня так неожиданно и мощно, что я даже взмок.
Черт побери, вы сочтете меня подростком. А я так гордился силой своей воли, позволившей мне продержаться пять с лишним лет! У меня даже мелькнула мысль принять холодный душ.
Но в памяти всплыл недавний сон в виде ускоренного слайд-шоу грязных сцен. Во сне Сиенна нашла меня в душе и облегчила мои страдания с помощью рук и… рта. Но едва я подсадил ее, уперев спиной о кафельную стенку, и забросил ее ноги себе на бедра, меня разбудил Клет, ткнув мне под нос нашего петуха с воплем: «Смотри, не кукарекает!»
В каком-то смысле я остался ему даже благодарен – тело вело себя так, будто мне снова шестнадцать лет, когда я просыпался в липких трусах и сладострастной одури.
Но сейчас, стоя в ванной и скрипя зубами на свое отражение в зеркале, я представил, как Сиенна берет в рот… и зашипел от томительной судороги внизу живота.
Выругавшись, я закрыл дверь, стукнул по выключателю и прислонился к раковине. Запустив руку в трусы, я сжал себя, всасывая воздух сквозь зубы и сохраняя хватку крепкой, а движения плавными.
В последнее время я пришел к выводу, что профессионалу отвычка не грозит – обычно я управлялся меньше чем за три минуты, деловито и эффективно.
Но сегодня меня посетило мучительное желание продлить действо и окунуться в фантазию, раз уж ничто другое не помогало.
Пылающий мозг лихорадочно перебирал разные способы, какими я бы хотел взять Сиенну или дать ей удовлетворение. Я хотел ее обнаженной и возбужденной, прижимающейся задом к моему… переду, стоящей перед зеркалом, чтобы она видела, как я ласкаю ее тело. Наши взгляды встречались, когда она оглядывалась через плечо и выгибала спину, умоляя меня нагнуть ее ниже и войти в нее.
А в следующее мгновение я хотел ее наверху блаженства и смеющейся, потому что ее смех был самым близким к волшебству явлением, какое мне попадалось в жизни. Я хотел, чтобы она была сверху и торопила свое удовольствие, а я поддавал бы снизу бедрами, сжимал ее ягодицы, глядел, как качаются ее груди, и любовался бы ее прекрасным лицом.
Ругнувшись себе под нос, я напрягся всем телом и кончил, вспоминая ее игривую улыбку и манящий взгляд. Единственным звуком в темноте было мое тяжелое дыхание, пока я пытался успокоить частивший пульс. Фантазии в ванной комнате оказались слишком яркими и живыми, и я кончил слишком быстро. В голове еще стоял туман.
Обессилевший, неудовлетворенный и вымотавшийся, я включил свет и навел порядок. Я испытывал не больше удовлетворения, чем несколько минут назад, и в голове оставался вопрос: почему именно Сиенна?
Наш первый поцелуй открыл дорогу всему, что пришло потом: безысходности, отчаянию, страсти.
Миновало уже несколько недель с того дня, как она сказала мне, что я веселый. Что со мной хорошо, легко и весело. Слышать эти слова оказалось нестерпимо больно. Я был вне себя от бешенства. И что я сделал? Ушел, как следовало поступить? Как сделал бы любой нормальный человек?
А вот хрен. Я ее поцеловал, потому что, даже хотя она бесила меня до безумия, я скучал по ней и хотел ее.
