Волчьи ягоды - Леонид Залата

В колхозе о Федоре Шапке говорили только хорошее. С тех пор как ушла от него жена, живет с матерью.

С кем Наталья Филипповна ни заводила разговор о Федоре, все расписывали его светлыми красками. Мать Шапки на вопрос: «Приходил ли сын когда-нибудь необычно взволнованный?» — заплакала. Вспомнила, как ездил в Синевец, взяв с собой Зоряну. «Есть там, мама, одна женщина с двумя детьми». В город ехал с надеждой: поженятся с Ириной. Домой вернулся сам не свой. «Не нужен я ей». А соседская Орися хоть сейчас готова за него...

После праздника урожая Федор вернулся домой поздно.

— Поезжай в сельсовет, там тебя ждут. Посыльный прибегал, — сказала мать.

Наталья Филипповна встретила Федора в коридоре, пригласила в кабинет участкового инспектора. Он с удивлением ждал: «Что от меня нужно?» Наконец не выдержал:

— Зачем вызывали?

— Хочу задать вам несколько вопросов, — ответила Кушнирчук.

— Слушаю.

— Когда вы были у Ирины?

Вопрос не был неожиданным: мать успела рассказать, что Кушнирчук интересовалась отношениями с Ириной. Он с безразличным видом ответил:

— В воскресенье. Выходной у меня был.

— А когда в последний раз были в Синевце?

— Вчера проездом.

— А в прошлую среду?

— Это же было не в последний раз.

— К Ирине заходили?

— Нет, — отвел глаза.

Зашелестели бумаги.

— За что вас оштрафовал инспектор дорожно-патрульной службы?

Это удивило Федора. Неужели его вызвали потому, что считают штраф (три рубля) недостаточным наказанием?

— Я только остановился в запрещенном месте.

В Синевце регулировщик показал Наталье Филипповне, где Шапка остановил машину. До дома Ирины оттуда можно дойти за семь-десять минут. Указанное в протоколе о нарушении правил движения время сходилось со временем нападения на Балагура. «Машина простояла около часа», — уверял сержант. Где же в это время был Федор? До Ирины рукой подать. Правда, она в последний раз резко поговорила с ним. Но почему бы не сделать очередную попытку помириться? Знал ведь, что у нее день рождения... К машине Шапка вернулся с коробкой конфет.

— Где вы были, пока автомобиль стоял на площади Космонавтов?

— Гулял по городу.

— С конфетами?

«Все знает, даже в подробностях. Но я же невиновен... Не виновен!»

Через минуту Федор успокоился. Говорил тихо, убедительно. В Синевец приехал вечером. Ждал бухгалтера колхоза, чтоб отвезти домой. Навестить Ирину не собирался, но вспомнил о дне рождения. «Живет близко, время есть: бухгалтер освободится только через час».

Когда подошел к дому, во дворе шептались люди. Ирина плакала. Детей крепко держала соседка Феня.

— Я поинтересовался, что случилось. Человек в очках сказал: «Ножом одного пырнули. Приехал вот к той, — показал на Ирину, — на день рождения, а его кто-то ножом».

Всю дорогу из Синевца Шапка молчал. Только в гараже рассказал бухгалтеру, что купил конфеты, чтобы поздравить знакомую с днем рождения. «За нее бьются-режутся, — сказал, — так съешьте за ее здоровье...»

Бухгалтер подтвердил эти показания.

Все, кто осматривал финку, найденную на месте преступления, говорили: «У Федора такой не видели». И все же в своих показаниях Федор сообщил о факте, достойном внимания. Там, на Летней, к нему подошел человек в синем плаще со свертком под мышкой.

«Что там происходит?»

Шапка пересказал то, что услышал от человека в очках.

«За что его?» — поинтересовался незнакомец.

«Не знаю», — ответил Шапка.

Из предложенных снимков выбрал фото Павла Кривенко.

— Похож на него...

Что привезет из командировки Пасульский? С чем вернется? Удастся ли поймать Кривенко?

«Нужно объявить всесоюзный розыск», — настаивал на совещании капитан Крыило.

Кушнирчук не согласилась. Розыск объявляется после того, как проведен допрос родных и знакомых, которые могут знать, где находится подозреваемый, взяты справки в адресных бюро, наконец, поручено найти нужное лицо в порядке выполнения отдельного следственного действия. Вот Наталья Филипповна и отправила в дорогу участкового инспектора Пасульского на розыск Павла.

«Так-то оно так, — согласился Крыило, — но из одного цветка венок не сплетешь. Пасульскому вряд ли посчастливится найти Кривенко, а объяви всесоюзный розыск, все искали бы».

«Будет необходимость — объявим. Да и фактов против Кривенко не так много, чтобы сразу брать его под стражу. Подождем, с чем вернется участковый инспектор».

В больнице Наталья Филипповна наконец узнала, что Дмитрий Балагур не видел, кто ударил его ножом. Наклонился, чтоб достать подарки, а выпрямляясь, почувствовал острую боль, стал терять сознание. «Дмитрий! Дмитрий!» — услышал, как сквозь сон. Очнулся на больничной койке.

— К Ирине Лукашук ехали на день рождения?

— Сына, сыночка увидеть... Соскучился...

— И никого не заметили, когда шли от дома к машине?

— Не смотрел. Хотел скорей вернуться с гостинцами.

Балагур подавил вздох и оторвал от груди мокрую от пота рубашку.

— Эксперты обнаружили на рукоятке ножа отпечатки ваших пальцев. Чем это объяснить?

— Почувствовав боль, я закинул руку за спину, выдернул нож и потерял сознание.

— А вы не видели у кого-нибудь подобного ножа?

Дмитрий изучающе оглядел рукоятку, потом лезвие.

— Не припоминаю.

— С Борисом Бысыкало вы знакомы?

— И не слышал о таком.

— Может, Федора Шапку знаете?

— Того, который «Жигули» в награду получил? — уточнил Балагур. — Читал в газете. Лично не знаком.

На вопросы о Павле Кривенко Дмитрий отвечал скупо:

— Ну, знал его. Куда подевался — не знаю. Во дворе на Летней не видел...

— Вы с ним дружили?

Промолчал.

— А стычки между вами были?

Вспомнил далекую осень. Уже падал снег вперемежку с дождем. Возле клуба собралась молодежь. Дмитрий приемом «хапсагай» сбил Павла с ног, да прямо в лужу. Тот упал, как клоун, веселящий публику. Все засмеялись. Кривенко готов был сквозь землю провалиться. Пригрозил: «Убью!» Это было перед самой свадьбой Дмитрия с Ириной. И на свадьбу Павел не пришел.

— За что же вы его в луже выкупали?

— С девушкой непристойно себя повел...

Дружки Павла советовали ему подать на Дмитрия в суд: оскорбил, материальный ущерб причинил. «Своим умом обойдусь, — сказал он. — Сам управу найду». И неизвестно, как все обернулось бы, если бы не арест Дмитрия. Обиженная на Павла девушка не приняла его сватов. «Не пойду за мешок с половой, который и прощения не попросил». Павел не побежал к ней с раскаянием. «Ирина моей будет», — сказал при людях. «У нее Дмитрий есть!» — «По нему тюрьма плачет».

На предварительном следствии и судебном заседании, когда рассматривалось уголовное дело Балагура, Кривенко давал показания. Он видел, как Балагур, привезя на ферму овес, часть мешков оставил в кузове своей машины, отвез в урочище Залики и спрятал в зарослях. Там и застали его с краденым работники милиции. Но Дмитрию не за что было обижаться на Павла: и свидетельств и доказательств хватало. Да и сам сознался: украл. За что и получил срок.

— С какой целью вы бежали из места лишения свободы?

Под Дмитрием скрипнула кровать.

— Морду набить... Кривенко.

— Вы знали в колонии, что он живет с Ириной?

— Узнал.

— От кого?

— Иван Дереш рассказал. Да и сам догадывался: писем не получал. Я спятил, когда советовал жене обращаться за помощью к Кривенко.

— Разве надежней друзей не было?

Дмитрий назвал десяток имен, уверял, что каждый из этих товарищей мог бы помочь Ирине в трудную минуту, и горевал, как мог забыть, что Кривенко не склонен к благородным поступкам. Грозил ведь: «Убью!» Но когда огласили приговор, тот подошел к Дмитрию, успокаивал его, говорил, чтоб не падал духом: время пройдет быстро, а он, Кривенко, приглядит за его семьей, поможет, заступится, если будет нужно.

— А на уме у него, — печально сказал Дмитрий, — было совсем другое.

— Вернувшись после освобождения, вы отказались от намерения расквитаться с Кривенко?

— Иногда хотелось. Но с меня хватит шестилетней «школы» за колючей оградой.

В исправительно-трудовой колонии, куда отправили после приговора за побег, Балагура причислили к тем, кто вторично вступил в конфликт с Уголовным кодексом. «Шефом» его стал заместитель председателя наблюдательной комиссии при исполкоме поселкового Совета народных депутатов калмык Джал Бадмарович — комсомольский секретарь автоколонны. «Что я от твоего шефства, пожирнею?» — огрызнулся Дмитрий, когда они знакомились. Заместитель начальника колонии по политико-воспитательной работе промолчал. А Бадмарович улыбнулся: «Да и я с тобой, вижу, веса не прибавлю».

Джала Бадмаровича осужденные считали своим человеком. Его можно было встретить в жилой зоне и в цехе, в читальном зале и школьном классе.