Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

Отпустите кошку.

Чиго? Ты че тянешь? Ты че, пацан?

Первый положил велосипед на траву и приблизившись, резко выбрасывая вперед обе руки принялся толкать Гену в грудь.

– Ты че? По хлебальничку хочешь, ну так получи!

Первый резко и сильно толкнул Гену, так что он отлетел на пару шагов.

Серый, дай ему!

А ты, Леха, че как гандон стоишь, врежь этому по хлебальничку!

Генку повалили и только тупые и глухие удары как в большой барабан, были слышны в темени, накрывшей его.

Когда он вышел пошатываясь к берегу карьера, невыносимые слезы вдруг стеснили грудь, и вырвались с содроганьем. Он зачерпывал горстями черную воду и плескал на окровавленное лицо. "Чиста вода – здоровья дода", – вспомнил он вдруг, как говорила бабушка Галя. Рыдания его утихли. Он плакал не от того, что было больно.

Он плакал не потому что приятель его куда то неожиданно исчез. Гена плакал от того, что вдруг понял, как легко и просто уходит жизнь. Двадцать метров живое бежит, чтобы вдруг повиснуть мертвым. Бежало теплое и живое, а потом в одно мгновение стало пугающе – недвижимым в своем новом качестве. В качестве тела, из которого ушла жизнь.

Гена умывал свое лицо черной водой песчаного карьера, а неподалеку от него стоял странный незнакомец.

И не знал Гена, что этим незнакомцем был он сам.

Ночевал Ребякин на вокзале.

Не спал.

Все думал.

Думал, почему там на поляне, где пацаны убивали кошек, он не вступился за самого себя?

Думал.

И наконец решил, что не вступился по собственной трусости.

А вдруг бы эти пацаны накостыляли бы и ему – взрослому Ребякину?

Куда бы он тогда попал без документов, без денег того времени?

В милицию?

А потом сразу в дурдом?

А как же миссия, ради которой он решился на временной переход?

Потом наутро звонил в КГБ.

Сказал, что имеет очень важное сообщение.

Государственной важности сообщение.

Сколько еще таких как он – сумасшедших, во все времена сидело по тюрьмам, так и не сумев доказать властям, что они прибыли, дабы спасти страну, спасти царя, спасти генсека, спасти Россию, спасти СССР…

– Изложите все на бумаге, все по порядку, с самого начала, – сказал Горынин, и положив перед Ребякиным несколько листов чистой бумаги, сам вышел в соседнюю комнату, где сидели и дымили папиросами такие же как Горынин люди в таких же мятых темных костюмах…

Ребякин подумал-подумал, и принялся писать… …на президентских выборах в Америке в этом году победит Джимми Картер.

В июле в аэропорту в Хабаровске разобъется самолет Ту-134 В августе в Китайском море затонет паром с большим количеством пассажиров.

В сентябре состоится пленум ЦК, посвященный вопросам дальнейшего развития сельского хозяйства, где снимут с поста члена Политбюро Петрова.

В ноябре наш флот потеряет атомную подводную лодку, которая затонет вместе с экипажем в Северной Атлантике…

Ребякин перечитал написанное, поглядел в окно, сморщил нос, почесался… Потом скомкал лист, бросил его в пластмассовое ведро и начал по-новому.

"Ни в коем случае нельзя поддаваться на американские провокации в бессмысленной гонке вооружений. Она нас разорит и поставит страну на грань экономической катастрофы. Передайте Устинову, что бессмысленно изготовлять такое количество бронетехники, тратить такое количество металла и трудовых ресурсов, тогда как Америка не производит новых танков, а только изготовляет пробные партии из нескольких десятков штук новой серии и сразу резервирует конвейеры, переведя их на консервацию до возможной войны, а мы… А мы тратим миллиарды рублей и миллионы тонн металла на конвейерное производство бронетехники, тогда как в будущем, эти танки придется все равно резать по договору с НАТО о сокращении обычных вооружений…" Ребякин погрыз ручку.

Снова поглядел в окно.

И удивился тому, что окно не зарешечено.

"Передайте Брежневу, чтобы не тратил такие огромные деньги на помощь африканским компартиям. Они все равно потом предадут нас, а деньги эти лучше потратить на строительство квартир для офицеров и прапорщиков. И еще – надо разрешить молодежи слушать Биттлз и Роллинг Стоунз, иначе они будут слушать Би-Би-Си и Севу Новгородцева и вся, практически вся молодежь станет антисоветски-настроенной"…

Горынин просунул голову в дверь.

– Написал?

Из-за двери доносились веселые голоса коллег Горынина.

– Нет, не написал еще, – ответил Ребякин.

– Ну, давай, пиши…

Ребякин снова перечитал, снова скомкал лист и бросил в пластмассовое ведерко.

На новом листе, отступив поля, Ребякин написал главное.

"Председателю КГБ товарищу Андропову. Как можно скорее найдите Худякова Владимира, уроженца города Ульяновска, приблизительно шестьдесят пятого – шестьдесят седьмого года рождения. Найдите и убейте его, потому что он принесет смерть не только нашей стране, но всей нашей цивилизации. Убейте его, покуда не закрылась временная дверь. "

Дверь закрылась, потому что китайцы каким-то образом заблокировали временной портал. Ходжахмету теперь предстояло разобраться с этим. Срочно разобраться, потому что Ольгис Гимпель уже был на нижних ярусах времени и занимал там крепкие позиции.

Желтый ил реки Рио-Гранде.

1.

Марыля влюбилась в этого странного генерала. Если только это прагматичное польское сердечко балерины было способно на любовь.

Собственно что меняется в жизни артистки со сменой режимов?

Разве что только цвет мундиров.

А все остальное – остается прежним.

Весь порядок жизни, состоящей из нескончаемой череды развлечений.

Катание в открытых автомобилях или в запряженных вороными рысаками рессорных колясках по утренней Варшаве. Пикники на берегах Вислы, балы в королевском дворце, роскошные букеты от поклонников по окончании спектаклей, богатые подарки, пылкие признания, ночи, полные безумств…

Все осталось, как и прежде.

Только строгие серые мундиры ухажеров из Войска Польского с их стоячими красными воротничками сменились на темно-зеленые гимнастерки с синими галифе нынешних ухажеров из Красной Армии.

А так…

Мудрый Борэк Пшебульский – их постоянный концертмейстер и пианист, всегда сопровождавший труппу в гастролях и на репетициях, а поэтому ставший для балеринок совершенно своим, он сказал как-то Марыле, что знаменитая пани Валевская как-то выпросила у Наполеона независимости для Польши. Так отчего бы и Марыле теперь не попробовать?

Эти слова Борэка Пшебульского запали в девичью душу.

Как и все артистки, Марыля была очень честолюбива.

Почему бы тогда не прославиться, если не как первой балетной туфелькой Европы, а как спасительницей Польши? Как навеки вошла в историю страны знаменитая любовница Бонапарта.

Олег заехал за Марылей ровно в десять.

Он был за рулём новой немецкой машины.

Ах, какая это была машина!

Хорьх-кабриолет с откидывающимся кожаным верхом. Широкий, низкосидящий, хищный хорьх. Он весь сверкал свежим лаком – двуцветный – светлобежевый по длинному капоту и крыльям, и тёмно-коричневый по бокам. Сиденье рядом с водителем было свободно для Марыли, а позади Олега – на широком диване коричневой кожи сидел уже знакомый Марыле английский музыкант – Джон Леннон в своей вечной линялой курточке из синего коттона, такой, какие носят рабочие сцены и в круглых очечках, какие бывают у аптечных провизоров и библиотечных архивариусов. По бокам английского музыканта – слева и справа от него, сверкали улыбками две девушки.

Когда машина тронулась, Олег познакомил их с Марылей, – это спортсменки – Маша – теннисистка и Алина – гимнастка.

Объяснялись на смеси русского, французского и английского.

Джон совершенно не говорил по-русски, но неплохо владел языком Вольтера.

– Марыля, я напишу музыку к рок-балету, – сказал Джон, – и причем в этом балете, который поставит мой друг Баланчин, одну партию будет танцевать не балерина, а спортсменка по художественной гимнастике, это будет здорово, – при этом Джон обнял Алину и с нежной улыбкой посмотрел на девушку.

– А что такое рок-балет? – спросила Марыля, оборачиваясь назад.

Набегающий ветер красиво взметал светлые пряди ее волос.

– Вы не слышали рок-оперу Ллойда и Вебера? – изумился Джон, – тогда надо непременно дать вам послушать.

– А кто будет делать декорации? – поинтересовался Олег, не отрывая глаз от набегавшей под капот дороги.

– Я думаю, Энди Вархолл, – откликнулся Джон, – представляешь, какая будет сенсация, балет на музыку Джона Леннона в постановке Баланчина и солистки Алина Кабаева и Марыля Брыльска. Каково! ….

Место для пикника выбрали на крутом берегу реки, откуда открывался прекрасный вид на широкий плес, на песчаный островок посреди Вислы и на островерхий костел на том, казавшимся далеким отсюда берегу.