Орёлъ i соколъ - Лебедев Andrew

– Но хотябы пол-царства, ты мог бы отдать за любовь? – спросила Марыля, снова уколов его своим исполненным искорок взглядом.

– Пол-ключа? – хмыкнул Олег, – пол-ключа от вселенной за частицу земного блаженства?

– Какого ключа? – переспросила Марыля, на секунду став очень и очень серьёзной.

– Ключа от времени, моя прекрасная, – ответил Олег, – ключа от времени всех времен, – И подумав, добавил, – нельзя делить – Что? – переспросила Марыля – Я не думаю, что это правильно, отдавать пол-царства за коня, или пол-царства за ночь с возлюбленной. Это неверно.

– Почему?- вскинула бровки Марыля – Почему? – удивился ее непонятливости Олег, – а почему нельзя обещать за царство – половину коня или половину ночи с возлюбленной, а?

Марыля по девчоночьи прыснула, – пол-коня!

– То-то! – назидательно резюмировал Олег, – никому не отдам ни половины ключа, ни весь.

ФАНДАНГО

1.

Ходжахмет летел к себе в Багдад.

На высоте девяти тысяч метров его самолёт все же нашел-таки свою турбулентность и минут пятнадцать все части алюминиевого лайнера содрогались отвратительной мелкой дрожью, передавая вибрацию и телу Ходжахмета.

Он очень устал за время переговоров.

Но сон не шел.

Ходжахмет думал о том, что и в какой последовательности он станет делать, когда завладеет ключом.

Это не были мечты расслабленного Манилова.

Это были замыслы творца.

И более всего Ходжахмет страдал теперь от того, что замыслами этими он не мог бы никогда и ни с кем поделиться.

Творец всегда обречен на одиночество.

Тряска оставила самолет так же внезапно, как и началась.

Ходжахмет сделал знак стюарду и тот, по глазам ловя желание своего господина, стремглав кинулся на кухню – готовить кофе.

Он все переделает, – думал Ходжахмет

Всё-всё…

Таким образом изменит ход времени, таким образом исправит пагубность роковых событий, что в мире наступит счастливое состояние справедливости.

Вот она – истинная цель жизни.

Ведь борьба ради борьбы – это полная ерунда.

И власть ради власти – тоже полная чушь.

Только конечная цель в виде рая на земле, только конечная цель в виде истинной справедливости может оправдать жизнь творца и вершителя.

И ничего личного.

Ничего.

Потому что даже самое малое "для себя" тут же отравит всю радость величия, погубит и низвергнет всю красоту замыслов.

Творец делает рай на земле, но для себя места в этом раю он не обговаривает.

Ничего личного!

Ходжахмет ухмыльнулся, вспомнив анекдот, в котором парень обращается к девушке со словами: "ничего личного, девушка, только секс"…

Стюард принес кофе.

Едва заметным кивком Ходжахмет поблагодарил стюарда и, пригубив крепчайшего отвара из молотых зерен обжаренного арабика, закрыл глаза.

Он явится к Генеральному секретарю.

Он предоставит документы, фильмы, видео и аудио…

Он докажет Генеральному секретарю, что не надо.

Что не следует вводить войска.

Именно с этого он начнет свою миссию Великого Исправления.

2.

То было жаркое лето в Рузаевке.

Жаркое и погожее лето семьдесят четвертого года.

Рузаевка – это такой маленький городок в Мордовской АССР, расположенный на главном ходу Москва – Юг России.

Через станцию Рузаевка шли все поезда и на Самару – тогда город Куйбышев, и на далекий неведомый азиатский Андижан…

Саше так тепло становилось от при виде этой надписи по белой эмали – Москва-Андижан.

Проводники с восточной раскосинкой в глазах, пассажирки в ярких пестрых халатах с черными косичками, выбивающимися из под тюбетеек, солдаты с дочерна загорелыми лицами над иконостасами дембельских значков и аксельбантов.

А вечерами, когда возле перронов не стояли скорые поезда из столицы, по пешеходному мостику, перекинувшемуся над путями станции, под лай собак в быстром темпе прогоняли зэков… А иногда и зэчек…

Так Саша наяву узнал, что Мордовия помимо своих сала, яблок, пива и картошки, славится своими лагерями…

Солнечная Мордовия.

Когда из загнанных на восьмой путь "столыпиных" выгружали этап девчонок, Саша выходил на крыльцо бытовки и цепко всматривался в фигурки и лица семенящих по мостику женщин и девушек. Всматривался и удивлялся, сколько среди них красивых.

Откуда? Почему?

Ведь если красивая, то почему воровка или убийца? Разве может быть такое?

– Многие из них растратчицы, – пояснял Саше бывалый бригадир Сан Саныч Задонский, – красивую бабу директор какого-нибудь там гастронома к себе прифалует, воровать научит, а потом и подставит в случае чего.

Саша изумленно глядел на этих девушек в синих ватничках, косыночках, с солдатскими узелками в руках и думал… – вот бежит она по мостику, красивая, длинноногая, стройная… А могла бы бежать теперь на свидание к любимому. А он ждал бы ее возле молодежного кафе с букетом цветов.

Почему Саша вспомнил это лето?

Потому что Саша жил всегда.

Потому что вечность, выраженная в вечно-голубом небе, она всегда созерцаема.

Всегда.

Меняются глаза, созерцающие эту голубизну, но не меняется суть отражения.

В общем для всех сознании.

Сознании – общем на всех.

Индивидуальны только элементы интерфейса.

Саша давно сам понял это.

Сам понял.

Никто не подсказывал!

Это было жаркое лето и ему нравилось – из окна бытовки наблюдать жаркую работу жаркого маневрового паровозика.

На станции Рузаевка они тогда еще не перевелись.

И пыхтели, и крутили перегретым паром большие колеса с красными спицами, так что колеса эти прокручивались, проворачивались по скользкой стали рельсов.

А чумазый пожилой машинист в промасленной хэбэшке и форменной фуражечке с серебряными крылышками, лениво высовывался из своего правого окошечка, там где в кабине рукоять регулятора, высовывался и лениво жевал картонную гильзу своего беломора.

А Саша глядел на машиниста и думал.

Думал, что вот загонит машинист в конце смены этот свой паровозик на деповской круг. Заведет его в депо.

Сдаст слесарям.

Оботрет масляные руки ветошью, пройдет в душевую.

Намоется там под теплыми струйками, выйдет в отделанную кафелем раздевалку, неторопливо прошлепает к шкафчикам с чистой одеждой, примет из рук помощника стакан. Приложится к краю стакана вытянутыми губами. Выпьет. Крякнет. Потрясет перевернутым стаканом, вытряхивая из него воображаемые недопитые капли. Закусит огурчиком и вкрутую сваренным яичком. Присядет на скамеечку в своих черных семейных сатиновых трусах. Присядет и загрустит.

Загрустит о доче. О доченьке своей, которая сидит теперь где-то в лагере. И может, и может делает теперь минет какому-нибудь майору Эм-Вэ-Дэ… Или капитану.

Начальнику режима или его заму. В служебном кабинете с казенными сейфом и графином для некипяченой воды. Под портретом Феликса Эдмундовича.

Под лозунгом – "Решения ХХ1V съезда партии – в жизнь!" А партия – она что? Она разве решила, чтобы дочек у машинистов отбирали и в тюрьму сажали? Чтобы там кумам хрен сосать? …

Саша вспомнил, как один прапорщик хвастал, как его начальник обеспечивал охотничьи мальчишники ответственных работников области, поставляя им в охотничьи домики девчонок из следственного изолятора.

Красивых девчонок специально по пол-года и более по этапу в лагерь не отправляли, в тюрьме держали. Товар – который всегда имел высочайший спрос.

– Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!

Только вот ведь штука какая!

Простой человек он терпелив.

Терпел и машинист.

Терпел – и нам велел.

3.

"Лжедмитриев – артист театра музкомедии – 53 года… вчера тугими панталонами ему прищемило ицо, когда он играя героя-любовника шустрым чортом выскочил на сцену изза кулис – или это верка-пидараска? семнадцатилетняя шлюха киришская?? от нее ицо разболелось??? Хватит! Довольно уже протежировать этих провинциалок…

Никакого здоровья на них не хватит" Лжедмитриев жил на Моховой улице в коммунальной квартире, где кроме него, занимавшего огромную – просто царскую комнату сорока квадратных метров, проживали еще три семьи – Вороновы, Бронштейны и алкаш Иванов.

С Вороновыми у Лжедмитриева был вооруженный нейтралитет, а с Бронштейнами Лжедмитриев дружил против алкаша Иванова. Хихикал с ними вместе в спину вечно пьяному соседу. Интеллигентные Бронштейны (Моисей Исаакович работал завхозом на киностудии Леннаучфильм) сделали правильный стратегический выбор, поставив на шалуна Лжедмитриева, предпочтя его невинные баловства – пьяным выходкам алкоголика Иванова. Ведь в квартирной коммунальной жизни нельзя воевать на два фронта. Надо выбирать себе союзников. А какие неудобства от тихих шалостей Лжедмитриева? То что он из театра поздно вечером новую поклонницу приведет и та в ниглиже утром пару раз проследует в коммунальный туалет? Так от этого маленького неудобства только умственно-ограниченных Вороновых коробит. Даром что ли оба в одном инженерно-изыскательском институте по инженерной части служат.