Драматургия ГДР - Фридрих Вольф

ла пополо. Ах, да, «пополо» — это не просто «народ», а, скорее «все население». Простой народ — симпла пополо. Но симпла — не в смысле «ограниченный». Контроло де ла симпло пололо. Но чтобы не получилось, будто контролировать станут только работяг, я прибавляю: эн ла политика сенко де ла фабриканта. Только у «фабриканте» опять два значения, фабрикант и производитель. Поэтому: де ла мальбоне фабриканте, плохой фабрикант, верно? Итак, народный контроль — контроло де ла симпло эн ла политика сенко де ла мальбоне фабриканто.

Никто не аплодирует. Мужчина садится, будто он и не выступал. Слова просит фрау Флинц. Общее удивление.

Г а м п е (недовольно). Ну?

Ф р а у  Ф л и н ц. Марта Августа Вильгельмина Флинц. Я говорю по-немецки.

Смех. Громче всех смеется Раупах.

Р а у п а х. Выходите вперед, фрау Флинц.

Ф р а у  Ф л и н ц (выходя вперед, к Раупах). Здравствуй, Франтишек. Я уж думала, что у моего Франтишека свидание, а у него собрание. Трудно вам с ним. Он ведь молчун. Весь в отца. А вы, партийные, значит, специально для него сюда пришли и теряете на него время, да еще после работы.

Р а у п а х. Фрау Флинц, важно даже самое маленькое дело, если оно касается рабочих. Поэтому мы заботимся об охране труда.

Ф р а у  Ф л и н ц. Вот и хорошо. (Доверчиво.) Но раньше, когда мы работали на помещика, о том, чтобы не напороться на вилы, мы заботились сами.

Смех.

Р а у п а х. Не стоит смеяться над фрау Флинц. Пожалуйста, продолжайте.

Ф р а у  Ф л и н ц. У меня все.

Смех.

Р а у п а х. Я думала, что вы еще не начинали, поскольку ничего не сказали по существу.

Ф р а у  Ф л и н ц. Я только хотела посмотреть, где мой Франтишек.

Смех.

Р а у п а х. Ах, так… Товарищи рабочие, вы тратите свое свободное время, — а для чего? Чтобы поговорить об эсперанто и семейных пустяках.

Ф р а у  Ф л и н ц. Простите. Стало быть, нельзя говорить, что мой Франтишек должен сам заботиться об охране труда. (Собирается уйти.)

Р а у п а х. Да не убегайте же! Ведь мы как раз для того и собрались.

Ф р а у  Ф л и н ц. А я думала, что это семейные пустяки.

Р а у п а х. Нет. Охрана труда — это дело партии. Об этом мы и говорим.

Ф р а у  Ф л и н ц. Но и я говорила о том же.

Р а у п а х. Нет. Хотя да… Но эклектично.

Ф р а у  Ф л и н ц. Как, простите?

Смех.

Р а у п а х. Эмпирично.

Ф р а у  Ф л и н ц. Ага.

Смех.

Р а у п а х. Вперемешку.

Ф р а у  Ф л и н ц. Ах, так!

Смех. Рабочие встают.

Г о л о с а  р а б о ч и х. Чего там разговаривать? Женщина совершенно права: может, еще мое пищеварение контролировать станут? С этим я уж наверняка справлюсь сам.

— Ясное дело: рабочим лучше знать насчет техники безопасности.

— Верно, но она это сказала по-простому.

— А я что говорю? Учите эсперанто.

— Чепуха! Во всяком случае, она-то выступила.

— А зачем выступать? Они все равно затыкают рот.

В а й л е р. Да не разбегайтесь же! Продолжим прения! Товарищ Раупах еще молода, почему она должна говорить одни правильные вещи?

Р а у п а х. Мои слова не просто правильные, но и исторически обоснованные.

В а й л е р (яростно). Да, но не к месту.

Наступает тишина. Рабочие останавливаются.

Франтишек, вот тебе мое место. Послушайся матери. Веди собрание.

Ф р а у  Ф л и н ц. Что это вам взбрело в голову?

В а й л е р. Как, — что? Вы же сказали, что охрана труда — это его дело. Пусть он сам и ведет собрание.

Ф р а у  Ф л и н ц. Только попробуй…

В а й л е р. А может, вы сами поведете собрание? (Громко.) Председательствовать будет фрау Флинц! (Аплодирует.)

Рабочие ухмыляются.

Р а б о ч и й. Ну-ну, давай!

Фрау Флинц стоит неподвижно.

Ф р а у  Ф л и н ц (тихо). Вы, наверно, не успокоитесь, пока всех не совратите.

Г а м п е. Нет, только послушайте! Мы совращаем людей, потому что беспокоимся за их безопасность на производстве. А ну, давай отсюда, знаем мы тебя!

В а й л е р. Тихо. Тебе слова не дано. Фрау Флинц будет говорить о том, как мы совращаем людей. Пожалуйста, фрау Флинц.

Пауза. Потом фрау Флинц вынимает из сумки книгу. Это «Коммунистический манифест».

Ф р а у  Ф л и н ц. Это написал господин Маркс, верно? А здесь сказано, что господин Нойман — классовый враг! Так это или нет?

В а й л е р. Так.

Ф р а у  Ф л и н ц. А почему вы об этом молчите?

В а й л е р. Потому что он работает с нами.

Ф р а у  Ф л и н ц. Ну, а я вот встану и скажу (очень громко) господин Нойман — классовый враг!

Г а м п е. Да тише ты… Не то услышат.

Ф р а у  Ф л и н ц (еще громче). Господин Нойман — эксплуататор и живодер. Он ничего не производит, кроме прибавочной стоимости. А все, что у него есть, он наворовал.

Г а м п е. Да тише вы! На нас набросится весь округ.

Ф р а у  Ф л и н ц. Вот вам. Тоже мне, коммунисты. По вас заметно. А еще называетесь СЕПГ и рассуждаете об охране труда. Вроде бы это вполне разумно, а люди про себя думают: глянь-ка, они и сами понимают, что их коммунизм у нас не пройдет. Тут-то человек и попадается. Не успеешь оглянуться, как сам начинаешь кричать: господин Нойман классовый враг, у него нужно все отобрать.

Р а б о ч и й. Ну-ну-ну…

В а й л е р. Если мы говорим об охране труда, то имеем в виду именно ее. Зачем нам что-то там отбирать, хотя бы и у фабриканта.

Ф р а у  Ф л и н ц. Потому что так записано здесь. И вообще скромность мы оставим богатым, коммунизм такой скромности не признает. Вы же сами говорили это в сорок пятом, когда мы только сюда приехали.

В а й л е р. Но совсем в другой связи.

Ф р а у  Ф л и н ц. Да, тогда вы меня еще назвали малахольной пустомелей.

В а й л е р. Слава богу!

Ф р а у  Ф л и н ц. И представьте, малахольная хочет знать, почему господин Нойман — классовый враг?

В а й л е р. Вы еще скажите: «Наш добрый господин Нойман. Он дал мне комнату. По доброй воле. Моих сыновей он назначил старшими рабочими. Тоже по доброй воле. И вообще он — великолепный человек». Ну же, я прямо жду не дождусь.

Ф р а у  Ф л и н ц. И не подумаю. Я верю господину Марксу. Я хочу наконец видеть классового врага.

В а й л е р (после очень долгой паузы). Хотите навязать нам свою политику. Не выйдет.

Ф р а у  Ф л и н ц. Мне это ни к чему. Я свою политику делаю сама. Зря, что ли, к моим сыновьям такое доверие у всех на фабрике? Завтра же, ровно в семь, я их пришлю сюда. Каждый из них возьмет карандаш и бумагу и обойдет всю фабрику. Сначала первую, потом вторую, филиал, склад. Всех подряд будет спрашивать, что они думают про господина Ноймана — классовый он враг или нет? Он желает знать. Причем точно. Все будет записано и потом вывешено. Здесь, на стене. А когда в десять часов господин Нойман появится в конторе, всем будет ясно, что он за человек. (Уходит, рабочие за ней.)

В а й л е р. Малахольная пустомеля.