Русская комедия (сборник) - Владислав Князев

– Эта честь по праву принадлежит первому среди равных, то есть Луке Самарычу.

– Вся держава с завистью смотрит на него.

Степанида, изумленно наблюдавшая всю эту сцену, кажется, наконец сообразила, что она как бы тоже является действующим лицом, ибо спор идет о том, кому быть ее соблазнителем. Точнее сказать – кому не быть. Но до такого ракурса женская, а тем паче девичья логика не дойдет никогда.

– Мужики, в чем проблема-то? – участливо забеспокоилась Степанида. – Может, кому в лапу для ускорения дела сунуть? Всегда пожалуйста. Сколько надо?

И она уже полезла было в вырез блузки. Видать, грузчик Федот не ошибся: там действительно был ларчик, а может, даже и сейф с драгоценностями.

– В «Утесе» предоплата не практикуется, – решительно остановили мы заказчицу. – И вообще, настройтесь на самое удивительное. Вам будет что порассказать внукам и правнукам.

И, ничтоже сумняшеся, мы взяли объект предстоящего высшего блаженства в окружение. Сначала участковый уполномоченный Самосудов ткнул зачем-то ему в нос свое милицейское удостоверение. Словно хотел подвергнуть аресту. На самом же деле арестовывать супергероя он не стал, а вместо этого снял с него верхнюю одежду. То есть плащ-палатку. Причем проделал это так молниеносно и ловко, будто был не страж порядка, а ночной тать-рецидивист. Впрочем, мент Самосудов, может быть, и брал тайно уроки у рецидивистов своего участка. На всякий случай. Например, если ему и его сотрудникам снова будут задерживать зарплату или выдавать ее не деньгами, а разрешением раздевать прохожих.

Короче, не успел супергерой и пикнуть, как остался без своей знаменитой хламиды. Тогда к нему подступил зав мужской помывкой Безмочалкин. В одну секунду наш вожак оказался без штанов и рубахи. Наверное, Колдыбанский Мойдодыр тоже упорно тренировался. По тайному сговору с соседним медвытрезвителем. Там вот уже несколько лет ремонтируется душ. И Безмочалкин вытрезвляет задержанных гуляк с помощью водных процедур у себя в помывочном отделении.

Короче, счастливый любовник остался в трусах и в майке. К делу приступил преподаватель-многопредметник Молекулов. Он руководил работами по возложению обнаженного супера на уникальное ложе «Утеса». То есть на прадедовский диван.

Создатель теории абсолютности и ее прикладной отрасли «Как ни кинь – все клин» тоже проявил выдающуюся изобретательность. Очевидно, учился у своих второгодников. У того же Антоши Добронравова, который ухитряется запрятать вундеркинда Семипядева так, что даже многоопытная колдыбанская служба спасения ищет его и на чердаке школы, и в подвалах, хотя вундеркинд всего-навсего лежит в ящике парты.

После ряда попыток уложить супергероя в привлекательном положении: калачиком, бубликом, рогаликом, щукой под шубой, цыпленком под майонезом – Молекулов велел совместить бренное туловище подопытного с контурами впадины, которую оставили на диване наши разбойные предки-атаманы. В этом положении Самарыч выглядел классическим волжским хахалем. Как ни кинь меня, красна девица, – все равно не кинешь, а будешь как миленькая носить передачи в СИЗО.

То что надо! Все вмиг расступились и передали эстафету луженой глотке суперлектора Профанова. По-профессорски откашлявшись и заглушая слабый писк раздетого субъекта, глотка загрохотала:

– Перед нами – уникальная композиция. В центре ее – загадочная фигура некоего колдыбанца. Обратим внимание сначала на трусы, в которые он облачен. Судя по фасону, впервые они надеты лет двадцать пять назад. Имеют необычайно линялую расцветку. Она явно свидетельствует о том, что в этих трусах было совершено длительное плавание. Как в пресных, так и в морских водах. Очевидно, по Волге – от Самарской Луки до Астрахани. И далее – по Черному морю, по Средиземному, до самых британских морей…

Так говорил Профанов, и мы удивлялись: чего к нему пристает шеф Сократов? Якобы на его лекциях все спят. Вон как встрепенулась Степанида Захаровна Голенищева! Вся в слух обратилась.

– Теперь взглянем внимательно на майку, – продолжала луженая глотка. – Отчего она вся в пятнах и разводах? Может быть, это следы французских вин и немецких ликеров, которые льются рекой на веселых пирушках? О нет, мы видим, что предмет нашего исследования печален и вот-вот разрыдается. Логично предположить, что он уже пролил реки горьких слез. Вот отчего столь ужасна его майка.

Профанов сделал паузу, и Голенищева нетерпеливо дернулась: говори, мол, говори.

– И наконец – живот невиданных размеров! – восхищенно объявила луженая глотка. – Никакими спецрационами, даже с применением генной биоинженерии, невозможно добиться подобных чудес откорма. Такой живот можно отрастить, только лежа на диване в течение очень долгого времени. Нет сомнений, что наш колдыбанец лежит, не вставая, на диване вот уже четверть века. Лежит и думает.

– О чем? О ком? Ответив на этот вопрос, мы разгадаем, что за колдыбанец перед нами, под каким именем он будет занесен в Книгу рекордов Гиннесса и вознесен на вершины славы потомками.

Профанов утомился и, наверное, все-таки заснул бы, но его встряхнула Степанида.

– А ну отойди! – приказала она, вплотную приблизилась к дивану и вопросила возлежавший на нем объект: – Лука Самарыч?

Тот был ни жив ни мертв и действительно готовился заплакать.

– Он самый! – поспешил подтвердить догадливость Степаниды мент Самосудов. – Идентификация точная.

– Абсолютное сходство, – свидетельствовал Молекулов. – Даже если перевернуть предмет вниз животом.

– Даже если помыть его в бане и сменить майку, – заверил Безмочалкин.

– Лука Самарыч! – подытожил Профанов, предлагая Голенищевой еще раз полюбоваться на товар. – В комплекте с диваном – скидка пятнадцать процентов. Плюс уценка за инвалидность. Дешевле некуда. Только для вас!

– Как пить дать! – рявкнул зал.

И без лишних слов истинные колдыбанцы со свойственной им крайней деликатностью повернулись спиной к влюбленной парочке. Лицом, соответственно, – к барной стойке. Влюбленным – полная свобода действий. Пусть делают что хотят и как хотят.

Ну а нам – зеленая улица к заповедным прадедовским стаканам. Кто сказал, что здесь и сейчас мы не выпьем? Еще как выпьем! С восторгом и ликованием. Без всяких недовесов и обсчетов. До последнего грамма и на последнюю копейку.

«Стоп! – восклицает читатель. – А как дать пить? За чей счет? Кому в одолжение?»

Помним, помним, не забыли. Тем более что в кармане – только долги. Но если мы правильно ведем игру, сейчас как раз и будет нужный поворот.

– Эй, мужики! – услышали мы за спиной голос Стеньки и дружно, с готовностью обернулись.

Царевна хлебобулочной торговли, еще недавно именовавшая себя коровой, медведицей, баобабом и т. п., танцевала около дивана что твоя лань, козочка, березка.

– Мужики, что делать-то? – растерянно обратилась влюбленная к коллективу. – Боюсь до него дотронуться. Да и сам он дрожит от страха. Ведь, и впрямь, как обниму – так задушу. И вся любовь.

Ну! Теперь верти-крути, наша удалая мысль, смелее. По-колдыбански.

И мы ударили всесокрушающей колдыбанской логикой из всех орудий:

– О достойнейшая представительница рязанского целомудрия! Вы забыли, что ваш избранник – совершенно особый, удивительный возлюбленный. Это означает, что и ваша любовь автоматически будет совершенно особой и удивительной. Уясните, пожалуйста, что Лука Самарыч – герой нового типа. Коллективный. Он – это мы. Мы – это он. В каждом удалом деянии – и, конечно же, в любовном – Лука Самарыч действует не один. Всегда вместе со своими единомышленниками и соратниками. И каждый из них как истинно колдыбанский удалец считает высшим счастьем полечь на поле любовной брани. В смысле: в объятиях своей прекрасной королевы.

Мы дружно закатили глаза в потолок, на воображаемый киноэкран, и взахлеб, наперебой комментировали эпизоды романа века:

– Первым на поле любовной брани поляжет сам предводитель колдыбанских героев, богатырь богатырей Лука Самарыч. И вся любовь? О нет! Место своего вожака возле королевы спешит занять другой Лука Самарыч. Это безвестный офицер милиции, но известный композитор Самосудов. Он тоже умирает… От блаженства. Но его тут же сменяет невидный педагог, но видный ученый Молекулов. Его постигает та же участь. Кто следующий? Да, конечно же, тихий хозяйственник, но скандальный художник Безмочалкин. А за ним – гонимый лектор, но обгоняющий время просветитель Профанов. Минута, другая… вот и их уже нет в живых. Настает черед скромного студента, но дерзкого ловеласа Ухажерова. Он с радостной улыбкой на устах падает в гибельные объятия королевы. Ухажеров еще дышит, но уже разминается новый Лука Самарыч. И еще один, и еще…

– Лука Самарыч! – воскликнули мы хором. – С чувством белой зависти и глубокого удовлетворения посылаем вас на верную гибель первым. Простимся перед смертью!