Русская комедия (сборник) - Владислав Князев

– Но… – начали было мы.

– Но… – перебила Голенищева. – Если хотите жаловаться – будьте любезны. Жалуйтесь заранее.

Она аккуратно положила на барную стойку книгу жалоб, а рядом с ней – изящную авторучку.

– Ну, кто будет шкрябать? Ты? Ты? Валяй, ребята, валяй. Я помогу, подиктую.

– Значит, так надо шкрябать: невежа, грубиянка, хамка. Это я, стало быть… Дальше: обижены, обмануты, возмущены. Это вы, стало быть.

– Писать надо четко, красиво, разборчиво, чтобы всем комиссиям понятно было. У кого почерк красивый? Не тяните время. На меня жаловаться надо заранее. А то потом руки будут трястись.

Степанида уткнула руки в боки, словно бы заняла исходную позицию, и пыхнула в потолок дымом. На сей раз он повис над нами не свадебными кольцами, а почему-то большими серыми глыбами, напоминающими железобетонные блоки.

Что и говорить: если сравнивать условия, в которых распутничали Геракл, Дон Жуан и царь Соломон, с обстановкой этого свидания, то аналогия будет невыигрышная. Не позавидуешь героическому колдыбанскому коллективу.

Древние эллины и цари соломоны небось враз поседели бы и завопили: «Нет, нет! Гарем закрыт на ремонт». Москвичи, они же донжуаны, наверняка облысели бы и запричитали: «Ноу, ноу! Мы – не бабники, мы – алкоголики».

Истинные колдыбанцы не поседели, не облысели и даже не покрылись гусиной кожей. Лишь тяжко вздохнули, мысленно посочувствовали себе, то есть заранее простились с жизнью и… мужественно приступили к выполнению приказа колдыбанского Суворова, он же царь Соломон, а равно Дон Жуан.

Что там, по его науке побеждать, идет первым пунктом? Кажется, прежде всего надо выразить искреннее сочувствие противнику тире жертве. Оригинально, ничего не скажешь. Хорошо бы еще знать, на какой предмет Стеньке Разину в юбке требуется сочувствие. Ну да ладно, поплыли!

– О незваная, но… желанная гостья! – кротким барашком проблеял флагманский столик. – Давайте поговорим по душам.

Первый же валун колдыбанской искренности чуть не сбил деву-удава с ног. Во всяком случае, ее ощутимо качнуло.

– Как то есть по душам? – изумилась она. – Вы сектанты, что ли? Или коммуняки? Чую, нехорошее дело вы затеяли, мужики. Только зря стараетесь. Ничего у вас не получится.

Истинные колдыбанцы промолчали, как и подобает кротким барашкам.

– Ну! – снова приказала девица-дракон. – Пишите, что я вокруг себя не права.

Флагманский столик вздохнул и, обезоруживая противника кротостью, сбил его грозный авианосец с курса и повел в другом направлении. То есть в западню.

– Истинные колдыбанцы никогда не грешат против истины, – начал первый лоцман. – Мы не станем клеветать на вас, незваная, но желанная. Даже под дулами зениток. Потому что вы… правы.

Снова прямое попадание.

– Как то есть я права? – возмутилась Голенищева.

– Тысячу и один раз. То есть абсолютно, – пояснил другой лоцман. – Вы, наверное, привыкли иметь дело с потребителями столичного типа, а они мыслят прямолинейно и мелко. Но глаз истинного колдыбанца видит любой предмет, в данном случае вас, очень глубоко. Как будто на предмете вовсе и нет одежды.

– И даже еще глубже зрит глаз истинного колдыбанца, – подхватил третий. – В самую душу. А в душе мы читаем черным по белому: предмет, то есть вы, не хочет, чтобы на него жаловались. Предмет сам хочет на что-то пожаловаться. Излить душу. Пустить слезу. И не в казенную книгу жалоб, а в плечо мудрого человека, в его мягкую жилетку.

– Вот и пожалуйтесь нам, излейте душу, пустите слезу. Подобное деяние не содержит состава преступления, – заверил четвертый. – Ну а жилетка – ладно уж. В химчистке почистят, хоть и сдерут, конечно, втридорога.

Ох оно, душевное слово по-колдыбански! Действительно чудеса творит. Везувий сразу потух, а дымовые валуны над нашими головами вдруг превратились в робких ласточек, в беззащитных горлиц.

– Жилетки-то я вам новые куплю, мужики, – пробормотала Степанида. – Да только страшно душу открывать. Да и чем вы мне поможете? Любуйтесь.

Она покачала своим сверхгабаритным станом.

– На других бабенок глянешь: газель, лань, антилопочка. А я? – она тяжело вздохнула. – А я – корова. Слониха. Большая медведица.

В глазах ее блеснули слезы:

– Я и на голодной диете сидела, и шейпингом занималась, и к экстрасенсу ходила, а толку никакого. С сорока лет совсем меня разнесло. Другим сорок пять – баба ягодка опять. Вишенка, клубничка, виноград «Дамские пальчики». А я? Картошка, капуста, кормовая тыква.

В голосе ее звучали страдальческие интонации:

– Все – бабочки. На худой конец – бабы. Одна я баобаб. Разве это справедливо? Если родилась я женского полу, то не хочу быть баобабом.

Страдальческие интонации вдруг стали гневными:

– А раз нет в мире справедливости, буду всем жизнь отравлять. Не успокоюсь, пока полмира заиками не сделаю, а остальным рога не обломаю.

Такие вот пироги. Значит, опять прикрыть своей грудью планету призваны не москвичи, не Запад, не Восток, а только лишь истинные колдыбанцы. И сами видите, от какой напасти надо спасать человечество. Оскорбленная девица – это вам не какой-то хан Батый или разбойник Разин.

Но ни один мускул не дрогнул на лице истинных колдыбанцев. Мужественно и находчиво мы продолжали гнуть великую тактику нашего фельдмаршала – гарантию побед и триумфов. Что там сейчас по сценарию? Ага: лекция по высшей математике и по сопромату. То есть про Особую Колдыбанскую Истину и про спасение эпохи.

Н-да. По-фельдмаршальски. Но стоит ли тревожить мировыми драмами нашу рязанскую бой-бедняжку, которая и так обижена всем миром и на весь мир? Не лучше ли сыграть для нее в нашем балагане что-нибудь полегче, попроще, повеселее?

– О достойнейшая дочь славной Рязанщины! – начал один из кавалеров флагманского столика голосом президента, конферансье, базарного зазывалы, голосом нашего сверхгероя. – Нам понятна ваша боль. Вы – особая мученица и страдалица.

– Но не надо горевать! – подхватил другой. – Буквально сию минуту ваша судьба изменится. Надо только довериться нам и стать верной поборницей Особой Колдыбанской Истины. Сокращенно ОКИ.

– В качестве подсказки запомните: О-собое КИ-но, – посоветовал третий.

– И слушайте нас, затаив дыхание, – протрубил четвертый. – Сейчас мы откроем вам секрет вашей особой судьбы и вашего особого счастья.

Мы глянули на потолок. Ну что ж, грозных дымовых валунов над нами больше не было. Вместо них в воздухе парили хоть и дымовые, но все равно нежные цветы. Розы надежды. Нет, пожалуй, пока одуванчики. Дунешь – и исчезнут.

– Чую, хорошее дело вы затеяли, мужики, – с робкой надеждой молвила Степанида, – а насчет меня не беспокойтесь. Я доверчивая и верная. И поборница – хоть куда. Если с кем надо побороться – не подведу. Кровь из носу. И вся ОКИ. В смысле жалуйся хоть куда.

Да не волнуйся ты, баобаб. С тобой ведь колдыбанские удальцы. И мы легко, уверенно, красиво пошли на немыслимо крутой вираж.

– Ваше особое счастье в том, что вы – именно корова, слониха, большая медведица, – начал первый кавалер-удалец. – Все дамочки – газели, лани, антилопочки, но что это значит? Высшее качество? Нет. Просто-напросто стандарт.

– А вы – наоборот. Ни в какой размер, то есть стандарт, не влезаете, – чуть не захлебнулся от восхищения другой. – Вы – женщина нестандартная! И вам ни в коем случае не надо худеть, стройнеть, уменьшаться в размерах – короче, уподобляться другим.

– Вам просто нужна пара. Такой же нестандартный, не похожий на других, особый мужчина, – логично вывел третий. – Такой кавалер оценит вас по достоинству.

– И точка. Вы получаете свое женское счастье. Причем нестандартное. На зависть всем, – уверенно, по-бухгалтерски подытожил четвертый.

Стенька из Рязани по-девичьи зарделась. Словно бы оказалась без халата, в одном купальничке на одних тесемочках. Застеснялась, не знала, что и делать. В сильнейшем смущении она закурила свой «Казбек» и, лишь окутав себя облаком дыма, как покрывалом, пришла в себя и сумела преодолеть робость.

– Мужики, вы чаво? – спросила она из облака. – Шутите?

Мы искренне обиделись.

– Какие шутки! – воскликнул Молекулов. – Лично я исхожу из самой научной теории абсолютности. Теперь вы, Степанида Захаровна, можете смело подходить к зеркалу и с удовольствием смотреть на себя. Из любого положения. Стоя, лежа, в полуприседе и даже сидя на коленях. Разумеется, не на своих, а на коленях кавалера.

– Да что там зеркало! – продолжил Безмочалкин. – Как тонкий ценитель прекрасного считаю, что вы можете теперь без стеснения, зато не без гордости ходить в женское, а лучше – в мужское помывочное отделение бани номер один. Буду рад лично видеть ваш несомненный фурор.

– Да что там баня! – подхватил Профанов. – Интересы просветительства требуют, чтобы Степанида Захаровна обошла, демонстрируя себя, всю Европу. Готов обслуживать эту небывалую акцию своими лекциями.