Русская комедия (сборник) - Владислав Князев

– Вчера в наш гастроном завезли уцененный фарш и ливерный паштет. Так что сейчас я в отличной форме, – похвалился герой и похлопал себя по животу. Тот отозвался гулко и мощно, как Молодецкий курган перед оползнем или обвалом. – Какое неслыханное чудовище мне предстоит ноне уложить на сыру землю?

– Уложить. Именно уложить! – опять по-плейбойски захихикал сынок Зевса. – Только не на сыру землю. На белоснежную простыню. Усыпанную лепестками белых роз. И не чудо-вище, а чудо-вещь. Иначе говоря, предмет безумных желаний.

– Эк, как вас развезло! Как наших цеховых поэтов, – удивился Лука Самарыч и взглянул на Ухажерова. – Вы, наш Ромео, догадываетесь, о чем он толкует?

– Назовите, пожалуйста, номер вашего спецподвига, – попросил Геракла Ухажеров, доставая из своего портфеля нужную хрестоматию и справочник.

– Номер тринадцать, – с веселым вызовом объявил Геракл и заранее захихикал.

– Такого номера здесь нет. Всех подвигов двенадцать.

– Я и говорю: сверх плана, – горделиво возразил эллин. – Это такой подвиг, для которого даже у ваших волжских сказителей-мюнхгаузенов слов нет.

– Ну не томите душу! – заговорил его соперник. – Рассказывайте.

– Ох, порасскажу! Будет что послушать вашим внукам и правнукам, – многозначительно пообещал Геракл. – Только усядусь сейчас поудобнее, а то наверняка от своего рассказа сам со стула упаду. – Он вцепился в стул обеими руками:

– С чего же начать? С начала? С конца? Или с середины? Ох, сейчас упаду… Короче, их было сорок. А я один. Ох, и бился я с ними, ох, и сражался!

– Да кто они, кто?

– Только не падайте! Царские дочки. Сорок сестер. Одна другой краше. И с каждой красавицей я исполнил дуэтом очень волнительный романс и совсем разволнительный роман-с.

Так вот оно что! Любовное приключение. В сорока дублях. Да, тут даже древнеэллинский бог – при всей своей темноте – светскими каламбурами залопочет.

Колдыбанцы, однако, не торопились ахать и восторгаться:

– Сорок царевен – это грандиозно. Прямо женская рота. Только без сапог и, надо полагать, без огнестрельных средств самообороны. Но история знает и более впечатляющие прецеденты. Например, в гареме царя Соломона было пятьсот жен.

– Так это жены! – замахал руками Геракл. – Во-первых, ублажать жен – это не героическое деяние, а супружеские обязанности. А во-вторых, стал бы я со своими законными женами чикаться и надрываться до потери пульса! Поцеловал в щечку – и за это пусть скажут спасибо.

– Пожалуй, вы правы, – согласились колдыбанские философы. – С чужой женой – не со своей. Не так-то просто показать себя героем. Тут уж – никакой показухи и халтуры… Однако есть удивительные примеры и по линии внебрачных похождений. Дон Жуан, скажем, специализировался как раз по чужим женам. На его счету – не менее ста побед.

– Ха! – отмахнулся древнегреческий секс-гигант. – Не спорю: чужая жена – это лихо. Прямо вулкан Везувий. Причем не спящий, а действующий. Неизвестно еще, кто больше герой, кто кому спасибо за любовь, за ласку должен говорить. А вот у меня было поле деятельности… Как бы поинтеллигентнее выразиться, а то сеструха Афина меня то и дело пошляком обзывает. Короче, не колхозное поле, а дикий, нетронутый луг.

– В каком смысле? – не сообразили философы.

– В таком смысле, что бился я… с юными девственницами, – раскололся наконец любимец Олимпа. – Представляете? Сорок юных девственниц. И все моими стараниями стали женщинами. В одну ночь! Причем со знаком качества. То есть с зачатием. Есть олимпийский рекорд! Физкульт-ура!

По его словам, жил-был в Древней Греции один такой царь Н. И было у него сорок дочерей. Одна краше другой, и потому у каждой из них было по сорок женихов. Всего, значит, тысяча шестьсот. Не слабо, но женихи – все простые смертные. А папашка-царь был малость с причудами и хотел, чтобы дочки народили ему обязательно внучат-героев. И тут как раз забрел к нему по пути в гости достославный Геракл.

«Это – то что надо, – решил царь, стороны той государь. – И генетика люкс, и родословная – предел мечтаний: к самому Зевсу в прямые родственники попадем».

И оказывает, значит, Гераклу царское гостеприимство. Всю неделю кормит как на убой. А в кушанья все время приворотные снадобья незаметно подмешивает. Результат не замедлил сказаться. Суровый воин вдруг почувствовал в крови любовный огонь, а во всех органах и членах – непреодолимое томление. Даже в своей непробиваемой голове. Стал он видеть эротические сны. Да и днем места себе не находит. Короче, возбудился, как столичный студент на деревенских танцульках.

– Пойду-ка я домой, к жене, – говорит царю.

– Что так? – делано удивляется тот.

– Время воевать, а время – любить, – отвечает Геракл по-донжуански.

– Похвальное желание, – одобряет его царь. – Только зачем далеко ходить? Любовное ложе уже ждет тебя, герой. И не в одной, а в сорока спальнях. Добро пожаловать, и, как говорится, семь футов под килем.

И предоставляет в его полное распоряжение всех своих раскрасавиц дочек:

– Специально для тебя, сын Зевса, берег их. Девы они у меня, девственницы.

– За что мне такое счастье? – дивится Геракл.

– Да просто так, для интересу, – отвечает папашка-царь. – Ты только представь: сорок внуков будет у меня, и все – от одного отца, и все – на одно лицо. Стало быть, не надо голову ломать, кого из них держать за любимчиков. Всем одинаково: и по прянику, и по щелобану промеж глаз. И никто на деда не в обиде.

Короче, за спасибо Гераклу высший кайф, задаром, на халяву. Только одно условие: надо сделать сорок дев матерями в одну ночь. Чтобы, значит, потом на предмет дней рождения большой мороки не было. Не сорок раз в году именины устраивать, а враз отмучиться.

– Ну не придурок этот царь? Сделай ему за ночь то, что дивизия их женихов за год не сумела, – посетовал Геракл. – Признаюсь честно, мужики: я тогда заколдобился. «Сеструха! – кличу Афину. – Мне капут. Что делать будем?» Ну а сеструха-то у меня боевая. «Вперед! – командует. – Зевс не выдаст, дева не съест». И своим сверкающим копьем потрясает. Эх, думаю, нашел с кем советоваться. Она ведь, между нами, тоже пока дева, что с нее взять.

– Тебе, Афинушка, – говорю, – хорошо копьем махать. Оно у тебя железное. А у меня, если ты биологию учила, вроде как надувное.

– Пошляк! – ругается моя сверхумная сестричка. – Чтобы ты знал: на любовном ложе головой надо работать, головой!

Полубог постучал себя по лбу, дождался, когда гулкое эхо в Жигулевских горах отзовется и утихнет.

– Думал я тогда, что хана будет моей бедной головке. Но, как видите, цела тыква, – порадовал он нас. – А теперь извините: зря уши развесили. Конечно, вам охота послушать про ту дивную ночку со всеми подробностями, но… Мужики, я же все-таки джентльмен, а джентльмены не разглашают женских тайн. К тому же Афина строго-настро го засекретила методу, которой она меня научила. Ноу-хау, дескать. «Впрочем, – говорит, – у тебя все равно ума не хватит рассказать путем, что и к чему». Хотел я было ее отбрить: мол, сама богами обижена, девственница несчастная. Да ладно: замуж выйдет, тогда посмотрим, как ей это «ноу» насчет «хау» поможет.

Благородный герой злорадно улыбнулся и снизил голос до шепота:

– Назло Афине несколько секретов я вам по-товарищески выдам.

Мы снова развесили уши.

– Во-первых, – Геракл загнул мизинец, – когда вам доверят сорок дев, не начинайте с блондинок, а то провалите акцию. Почему так? А потому, господа плейбои, что с блондинками постоянно отвлекаешься на всякие думы. Где они такие золотые локоны достали? За какие бешеные деньги? Можно ли эти локоны погладить-потрепать или себе дороже обойдется? Короче, время попусту тратишь да и забываешь, зачем ты, собственно, здесь оказался.

– Второй совет, – продолжал засекреченный Казанова. – Если ты нормальный, а не математик Лобачевский, то после пятнадцати-двадцати со счета обязательно сбиваешься. Отсюда возможны всякие недоразумения при подведении окончательных итогов. Чтобы избежать этого, по выходе из каждой спальни надо ставить на двери хороший-прехороший крыжик. И не мелом, который запросто сотрут, а ножом, гвоздем, секирой. Дверь, конечно, жалко, теперь ее – только в капремонт или вообще в печку. Зато учет железный – ни одно КРУ, ну, в смысле контрольно-ревизионное управление, не придерется.

– И, наконец, главное! – Геракл загнул почему-то все пальцы на обеих руках. То ли со счета сбился, то ли действительно собирался открыть нам куртуазный сверхсекрет. – Главное, господа донжуаны, не терять бдительности после финиша всего марафона. Вышел я от последней девы – меня ликующая толпа встречает. Овации, цветы, здравицы… Ну я и рассиропился. Подсовывают мне какие-то бумаги, и я не глядя их подмахиваю. Одну, вторую… десятую… сороковую. Думал, автографы на память раздаю. А это, оказывается, были заранее заготовленные исполнительные листы на уплату алиментов. Собственными руками сорок раз сделал себя алиментщиком.