Заветные поляны - Михаил Фёдорович Базанков

До вечера были в полях и говорили о том, что вот кончилась война и больше ее никогда не будет. Вера не знала, что сильный парень, так легко поднимающий одной рукой тяжеленные бороны, будет жаловаться на боль в спине и в груди, где прошел осколок. Она верила, навсегда запомнится и этот длинный день, и первый рейс на тракторе. А он мечтал вслух о том, какие в этих полях уродятся хлеба. Радовался, что есть кому заменить его на тракторе…

Вечером возвращались в деревню. Трактор бежал еще веселее. У околицы встретила их Надежда Петровна — надо же председателю принять работу.

Остановились. Алеша облокотился на «крыло», сказал просто: «А мы, Надежда Петровна, завтра в сельсовет поедем. Благословите, не отказывайте, пожалуйста». — Улыбнулся и добавил: «А то технику в чужие руки передавать не хочется».

Из деревни бежали к ним веселые, всем на свете довольные мальчишки. Братья еще издали кричали не трактористу Алеше, а сестре: «Вера, прокати!»

* * *

Тридцать лет прошло с той весны… Вера Николаевна раньше обычного возвратилась к ремонтным мастерским, загнала «Беларусь» под навес и долго обколачивала и обтирала с него толстый слой грязи. И слушала пенье жаворонков.

Из мастерской вышел Алексей.

— Поедем, Веруня, в наши поля, посмотрим на озимые, — предложил он.

— Чего это ты надумал?

— Да так. Прокатимся. Мотоцикл подготовлен. Поедем.

— Я сейчас, Алеша! — весело, словно и не было усталости, сказала она и пошла собираться. Торопилась. И поела кое-как. А прихорашивалась перед зеркалом тщательно. Наказывала дочери:

— Светлана, сходишь в магазин. Купишь к ужину чего-нибудь… И наведи порядок в доме.

— И так прибрано, — отозвалась дочь, снова склонилась над книгой, заткнула уши.

— Слышишь? Что я тебе сказала? Светка!

— Слышу, слышу!

…Ехали они быстро. Мотоцикл легко бежал по прямой боровой тропке, а потом по зеленому простору. Приехали. И услышали… тишину. И песню жаворонка…

Муж стоял рядом. Вера Николаевна видела его таким, как в тот давний день возле отремонтированного трактора. Радостно по-прежнему думала: легко и весело тогда получилось!

Сзади тлинькнул велосипедный колокольчик. Они оглянулись: Светлана прикатила! Здравствуйте, пожалуйста!

— Я все сделала и — за вами. Нет бы сами пригласили, а то берегут меня от всего на свете: от холода, ветра, дождя, печалей и радостей… Нечего уединяться, понятно вам!

Вера подумала, что Света уже большая, вот десятый кончает, и вспомнила: на выпускном вечере придется выступать — директор школы предупреждал.

— Что и говорить завтра, не знаю, — призналась она.

Алексей посоветовал:

— Расскажи, о чем пели жаворонки в ту весну, о чем они сейчас поют.

Красные сани

Молодые — Николай Налетов и Надя Веселова — кажется, были счастливы, когда катались в свадебных красных санях вдоль села, по ближним деревням и просторным полям, целовались под крики «Горько!», радовали родителей согласьем и красотой. Промелькнули две недели каникул и Николай Налетов, внук Ефимыча, уехал в большой город учиться, тогда он был уже на третьем курсе. Наденька, настроенная ждать, когда он закончит технологический институт, осталась дома.

Приезжал он реже и реже — разные находились причины. Через год, расставаясь, Надя говорила: «Голова у тебя ученого больно кудреватая стала, высоко ее носишь, с достоинством. На звезды смотришь, а земли и не чувствуешь, вроде как порхать начал. Видно, насовсем прощаемся. Не приезжай больше…» А он ответил: «Нужна ты, раз так, деревня необразованная».

Но однажды случайно услыхал на вокзале разговор двух женщин, приезжавших из родной деревни в город за одежонкой для детей.

— Надюшка замуж опять собирается, а ты не слыхала?

— И то: ждала-ждала Налетова-то. Надеялась, одумается он, остепенится. Его, видать, городская окрутила. Приметила, что неустойчивый.

— Жди их нонешних… Они и сами себя никак не поймут, не знают, чего хотят. Не то что к жене, к родителям не заявляется.

— Такие пошли женихи-то. Ни в городе Богдан, ни в селе — Селифан. Ох, Марья, как подумаю, что у меня две девки на выданье…

Николай не подошел к землячкам — постеснялся признаться. Но с того разговора встревожился. И на работу по распределению уезжал неохотно. На новом месте забыл, кажется, о Наде, может быть просто старался не вспоминать, а красные свадебные сани часто виделись во сне. Постоянно чувствовал, что тянет домой, как-то не так живется. К тому же и дела серьезного вроде бы не было — занимался бесперспективной подготовкой реконструкции цеха: на комбинате несколько раз возвращались к этой затее, словно затем, чтобы найти дело для молодого, подающего надежды специалиста. За год спокойного однообразия он возненавидел все и самого себя в том числе. А потом, прислушиваясь к советам городской многоопытной дальней родственницы, вроде бы свыкся с ее философией.

— Зачем тебе затевать передряги? — советовала она. — Сто лет работали, еще сто лет будут работать и еще тысячу. Дурацкие чертежи? А тебе что? Делай потихоньку. Велит — делай. Тебе ж за это деньги платят. Ты человек временный: не будешь в глуши всю жизнь околачиваться. Бог даст, подвернется счастье и на хорошее место попадешь.

Конечно, вздорность наставлений он понимал, но все-таки прислушивался, не давал прорастать «корешкам». Сторонился знакомств, всем на удивление отказался от благоустроенной квартиры, не брался за разработку давно задуманного оригинального, как ему казалось, полуавтомата для прокатки декоративных плит. Все откладывал на будущее.

Однажды ребята из механического цеха, как всегда шумные, ввалились в конторку с каким-то грузом. Они опустили тяжелую ношу на стулья, дружно сняли береты, поклонились и сказали хором: «От имени месткома, по велению завкома, по приказу пома, по разрешению управдома рекомендуем вам нарушить обычай — «Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй», и вручаем приглашение. Кто-то, скрытый под нейлоновым плащом, прыгнул на стол, измененным голосом прочитал:

Я река неглубока,

Мне не хватает рыбака,

Твоей везучей донки,

Да гитары звонкой…

Пришлось улыбнуться, несмел сдержать улыбку. И тут же подумал о том, как терпеливо отращивал усики, чтобы выглядеть постарше, вспомнил о гитаре, которая давно пылится на шкафу. И, глядя в глаза, в такие лучистые, вдруг подумал про технолога Ольгу: почему раньше не обратил на нее внимания?

— Время?! — спросил Николай торопливо, потому что лицо горело от смущения.

— Десять ноль-ноль! — торжественно объявила Ольга.

— Буду!

— Ур-рра-а! — закричали ребята.

Из цеха он уходил последним. В проходной лукавая Кузьминична услужливо открыла дверь. Хотел спросить: «Что это с вами?» Она опередила: «Привыкаете у нас, Николай Алексеевич, обживаетесь? Это хорошо».

Весь вечер готовился к «вылазке в природу». Отыскал в кладовке давно заброшенный