Ловец Чудес - Рита Хоффман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тяжесть тела вернулась внезапно. Мгновение назад я был всем и одновременно ничем, а сейчас стою, сжимаю в пальцах палочку для волос и отчаянно краснею.
– Ты вернешь мне кандзаси?[14] – спросила Чиэса и протянула руку.
– Прости.
Я отдал ей украшение и смущенно потупил взгляд. Все, что произошло, казалось мне настолько личным, даже интимным, что я вряд ли смог бы смотреть на лисицу снова.
– Не стоит недооценивать силу имени, – сказала она. – Зачем ты скрываешь его за пустыми выдумками?
– Не говори никому, – попросил я.
– Куда бы ты ни пошел, прошлое пойдет с тобой, Дамьян.
– Не надо! – взмолился я. – Это имя не принесло мне ничего, кроме горя.
– Я знаю кое-что о горе. Хочешь, расскажу тебе сказку, Дамьян? Кицунэ знают много сказок об этом.
Я сжал зубы, а она как ни в чем не бывало расправила кимоно на коленях и жестом пригласила меня присесть рядом.
– Лотос прекрасен, не правда ли? – Над раскрытой ладонью Чиэсы появились очертания призрачного цветка. – Этим символом был украшен фамильный герб дома, в который родители продали девчонку шести лет от роду. И их не заботило, что продают они ее врагам. – Лисьи глаза блеснули сталью. – В том доме лотосы были везде. Лотосы и боль.
Она замолчала. Я ждал продолжения.
– Девчонка была миловидная и предназначалась младшему сыну. И пусть ему едва исполнилось одиннадцать лет, судьба его была предрешена. Семья была зажиточной. А богачам всегда хочется рассказать о своем достатке. Известно ли тебе, что лучше всего говорит о состоятельности мужа?
Я медленно покачал головой. К своему стыду, я ничего не знал о традициях Востока.
– Слабая женщина рядом. – Чиэса снова устремила взгляд прямо перед собой, будто все события, о которых она говорила, разворачивались прямо перед ее глазами. – Женщина должна быть хрупкой и беспомощной. И чем беспомощнее она, тем лучше. Идеально, если жена не может, например, ходить.
Перед глазами невольно всплыла наша первая встреча – она хромала, приближаясь к костру. Я едва сдержал тяжелый вздох.
– Его мать и тетка застали девчонку играющей в саду и приказали идти за ними. Они привели ее в темную комнату, освещенную несколькими свечами, и заставили сесть. Тетка сняла с нее обувь, поцокала языком и сказала, что нужно было начать раньше, что лотос не будет таким, как следует. В большой таз налили горячей звериной крови, бросили пучок трав, заставили девчонку опустить в это варево ноги. И она опустила. Она была такой слабой. – Глаза Чиэсы влажно заблестели. – Потом тетка взяла в руки ее ступню и принялась подворачивать пальцы к стопе. Девчонка вопила что было духу, но никто не пришел на помощь. Кости сломались. Вымоченным в вареве бинтом сломанную ступню перевязали так, что пальцы оказались рядом с пяткой. Ногу жгло огнем. И тогда обезумевшая от боли девчонка показала истинный облик – у нее вырос первый хвост. Продавая ее, родители забыли упомянуть, что мать, прежде чем умереть, клялась, будто ребенок у нее от ёкая[15].
Лисица снова замолчала. Молчал и я.
– Отросшими когтями девчонка вспорола горло тетке и вырвала глаз матушке, а потом сбежала на гору духов, где попыталась повеситься. К сожалению, пояс не выдержал и оборвался. Тогда она поняла, что боги велят ей жить дальше. Ногу девчонка стала бинтовать, как и хотели матушка с теткой.
– Но зачем? – ужаснулся я.
– Чтобы навсегда запомнить, что нет предела человеческой жестокости.
Я не хотел смущать ее и смотреть на увечье, но взгляд сам скользнул к ее стопам. Из-под кимоно вырвались три хвоста, закрывшие их от меня и от всего мира.
– Прости, – пробормотал я.
– Любопытство сгубило кошку, вроде бы так у вас говорят, – хмыкнула Чиэса и легко коснулась моей макушки веером. – Я уважаю твою боль, Дамьян, но, кажется, тебе не ломали ноги, чтобы сделать тебя красивее. Так от какого горя ты бежишь?
Таким глупым я давно себя не чувствовал. Многолетняя обида на родителей казалась сущей мелочью в сравнении с тем, что я услышал. Каждый несет свой крест, и мериться несчастьями глупо, но еще глупее оставаться ребенком и дуть губы, лелея давние обиды, о которых и говорить-то стыдно.
– Я никому не скажу, – лисица вздохнула. – Но тебе совсем не подходит имя, которое ты выдумал. Саша, Александр… – Чиэса словно пробовала имя на вкус. – Сплошной обман.
Знала бы она, как много я скрываю. Имя – это не самая страшная моя тайна, пусть и странно слышать его спустя столько лет. Каждый член Каравана так или иначе пострадал от Коллекционеров настолько, что говорить о них здесь строго запрещено. Никто не хочет вспоминать свою историю, никто не хочет думать о том, как его продавали и покупали, словно скот. Я тот, кто стоял за прилавком. Тот, кто заковывал их в кандалы. Какая ирония судьбы! Будто само Провидение посмеялось надо мной, столкнув меня с Филиппом и его заказчиком. У высших сил поистине уникальное чувство юмора.
– Красивый мех, – произнес я, указывая на серебристую накидку на плечах Чиэсы.
– Это все, что осталось от моего мужа, – спокойно ответила лисица и встала. – Ну что ты так смотришь? Я ведь говорила, что кицунэ знают много сказок о горе.
– Постой! – Я едва не схватил ее за подол кимоно, но вовремя опомнился. – А как же уроки? Я ведь…
– Ты был туманом, – удивилась она. – Не помнишь?
– Так я сумел? – потрясенно спросил я.
– Конечно. После розового чая сложно было не суметь. Дам тебе его в дорогу, когда вы отправитесь, а когда вернешься, научу и варить его, и обращаться в животных.
– Я на такое, правда, способен?
– Знаешь, – она окинула меня задумчивым взглядом, – на моей родине тоже есть легенды о вампирах. Но ваши, европейские, куда приятнее. Однажды я видела кровопийцу на горе духов – он был похож на огромную обезьяну и мог разорвать человека пополам.
С этими словами Чиэса покинула манеж, оставив после себя запахи чая и слез.
Я поднялся на ноги и твердо решил наведаться к Капитану, чтобы принять участие в разработке плана. Вся эта путаница с именами отвлекла меня от главного: я все еще отличный лжец и профессиональный проходимец. Хватит прикидываться робким и застенчивым Сашей Мюллером, пора заявить всему Каравану, что я, Дамьян Костов, собираюсь отправиться в Грецию, чтобы спасти Чудо!
Исполненный праведным гневом на самого себя, я ворвался в вагон Капитана, не потрудившись постучать. Я твердо решил явить этому миру себя, настоящего себя, того, кем я стал, работая на Ловцов и впроголодь скитаясь по трущобам Восточной Европы.
– Что-то случилось? Капитан вышел из-за стола и выжидающе уставился на меня. Мой пыл внезапно угас, оставив после себя лишь почерневшее кострище.
– Я… – промямлил я, – мне…
– Давай, мальчик, говори уже, – поторопила меня Ивонн.
– Я хочу знать подробности вашего плана, – наконец сказал я и попытался придать своему лицу выражение крайнего недовольства.
– Что ж, – Капитан взглянул на Ивонн, – думаю, он имеет право знать.
– Как хочешь, – откликнулась она.
Старик вернулся за стол и поманил меня к себе. Перед ним лежал план дома, который я по ошибке принял за карту. Я усмехнулся – вот, это уже похоже на то, в чем я хорош.
– Откуда он у вас? – Я пробежал взглядом по плану.
– Его нарисовал один из гномов Свистопшика, – ответил Капитан.
– Так у вас есть отряд разведки? Интересно… – пробормотал я.
– В нашем деле без него никуда. Что скажешь? – Старик придвинул ко мне план.
– Что гном неплохо постарался. Что это за красные точки?
– Охрана.
– А пунктиром отмечен маршрут патруля? – догадался я. – Поразительная наблюдательность.
– Швимпик сидел под полом и слушал шаги, – сказала Ивонн. – Ему пришлось провести в доме три дня.
– Здесь нет хранилища, – вдруг понял я. – Он не нашел комнату с Чудесами?
– Нам не нужна комната с Чудесами. Этот Коллекционер обладает только одним живым Чудом, и именно его нам нужно спасти, – сказал Капитан.
– Что это за сущ… за Чудо? – спросил я.
Ивонн и Капитан переглянулись. Между ними словно произошла безмолвная дуэль. В конце концов Ивонн сдалась.
– Это горгона, – выпалил старик.
Ни один мускул на моем лице не дрогнул. Это стоило мне немалых усилий.
– Змееволосое чудовище? – уточнил я.
– Возможно, – ответил Капитан.
– Угу, – промычал я, делая вид, что ужасно озабочен чистотой своих ботинок. – Угу.
Через мгновение мое терпение лопнуло как мыльный пузырь.
– Вы издеваетесь? – Я оперся на стол и навис над стариком. – Какая к чертям горгона?!
– Мальчик, – Ивонн положила
