Наемники смерти - Антон Кравин

Грести надо!

Он упал снова на живот на самом краю плота, опустил руки в воду, поразился – она была теплая, как парное молоко, и вязкая. Ни воронки водоворота, ни течения… Прянин ухватил его за ноги, потянул обратно. Кружение внезапно кончилось, плот снова плыл в туман – хотелось верить, что к острову.

– Кружило, – Маугли поднялся, – неопасно. Шатает.

Прянин сухо рассмеялся:

– Будто нас запугивают, а, Данила Тарасович, то есть просто Данила? Предупреждают, чтобы мы поворачивали назад. Но вот беда: мы не можем.

В сгустившемся тумане заплясали огоньки. Данила вытащил нож. Что бы там ни было, пусть оно будет материальным, он устал бороться с мороками.

Огоньки приближались.

Он не поверил своим глазам. Такого просто не могло быть на этой планете. Гигантская личинка стрекозы. Щупальца. Пятнистые дети с перепонками и третьим веком. Людоеды-телепаты, чупакабры, хренозавры всех мастей – запросто. Но не это же.

На поверхность всплыли и приближались к плоту небывалые создания – полупрозрачные твари, округлые, с первоклашку ростом. Голова вроде как есть – нарост сверху, в нем что-то светится. Есть конечности – ветвистые усы, что растут откуда-то из шеи. Глаза – черные провалы. Клюв. Внутри тела, в брюхе, пульсирует темный изгиб кишечника.

Их было много, десятка полтора. Они двигались по воде, как по суше. Ветвистые усы шевелились. Иногда то одна, то другая тварь ныряла, но потом всплывала снова, выпрыгивала из воды пробкой.

Окружили. Обступили вплотную. Таращатся.

Что-то они Даниле смутно напоминали, старое и неприятное, давно забытое.

Он поднял шест, сжимая нож в другой руке.

Первая тварь шлепнулась брюхом на край плота – тот накренился. Совсем близко оказалась «голова» существа, полупрозрачный бурдюк, заполненный, кажется, жидкостью. Тварь поползла к Даниле по-тюленьи. Прянин вскрикнул. Маугли молча взялся за второй шест.

Данила шестом столкнул пакость в воду. Другим подвиг товарки послужил примером. Одна за другой они запрыгивали на плот, тянули свои усы, пульсировали и светились, Данила с Маугли сталкивали их в воду, и Прянин помогал, пока одно из существ не извернулось и не коснулось его раненой ноги усами.

Прянин заорал дико. До этого схватка нарушалась только тяжелым дыханием да шлепками тварей о доски, и крик оглушил Астрахана. Доцент бился в припадке – ни дать ни взять электричеством шибануло. Маугли покинул свой край плота, подскочил к Прянину и столкнул тварь в воду.

Астрахан, с трудом удерживая равновесие, забегал по качающимся доскам. Нет, так дело не пойдет. Мы их спихиваем – они лезут. Нужно убивать.

Очередную тварь он не столкнул, а ударил ножом прямо в голову, в средоточие света. Лезвие вошло с влажным чваком, тварь не издала ни звука, часть жидкости выплеснулась на доски, существо обмякло, расплылось. Данила ногой спихнул сочащуюся влагой оболочку в родную стихию. Он не оглядывался на Прянина – атака шла уже со всех сторон, Данила прыгал по раскачивающемуся плоту, бил, спихивал, снова бил. В какой-то миг передышки успел бросить на Доцента и Маугли беглый взгляд – мальчишка держал голову Прянина на своих коленях. Прянин вроде бы дышал.

Наконец твари кончились.

Добивая последнюю, Данила вспомнил, где видел их раньше. Это же дафнии, планктон, микроскопические рачки, прямо как с картинки в учебнике биологии!

Только во много раз больше. Сектор. Глубь.

Он вытер пот, заливавший глаза. Руки по локоть покрывала подсыхающая пленка липкой жидкости, наполнявшей дафний. Подошел к Прянину, и Маугли сказал:

– Говорящий спит.

Доцент и правда спал, дыхание было ровным, лицо усеяли капельки пота.

– Почему спит?

Маугли, не отвечая, встал, прошел на переднюю часть плота и замер там безмолвным изваянием.

– Далеко до Сердца? – спросил Астрахан, подходя к нему.

– Не знаю. Не бывает «далеко».

Колыхался туман, плескалась вода, в толще ее скользили смутные тени. Из серого марева впереди проступили очертания острова Могилевский.

Глава 5

Резиновая лодка скользила по воде. Впереди ее ждала гравицапа. Ухнуть бы в искажение вместе с Шейхом, Рэмбо и Тарасом Петровичем. Уйти на дно, чтобы расплющило повышенной гравитацией и толщей воды, чтобы рыбы обглодали…

– Впереди, – нехотя сказала Марина.

Рэмбо схватил весла и принялся загребать влево.

– Еще. Еще. Еще. Хватит. Тихонько вперед.

В последнем предупреждении не было смысла – Глубь тащила лодку к себе, как на канате. Остров Могилевский заглатывал окружающий мир. Марина вспомнила, что было на острове, и с трудом подавила панику. Вся Глубь – одно сплошное искажение, и ведь Марина видела только берег, а не самый центр острова.

Папе с мамой хватило и краешка.

Она чуть не прозевала очередную пакость – не поняла даже, что там, вскрикнула, указала направление, Рэмбо выгреб.

Шейх молча сидел на корме, смотрел невидящими глазами внутрь себя. Марина видела, что он думает, что у него своя боль, которую Шейх не может побороть. Тарас Петрович озирался по сторонам, периодически взгляд его останавливался на девушке, и тогда он пытался завязать разговор. Но общаться с этим человеком Марина принципиально не желала. Она бы убила Астрахана-старшего, если бы отважилась. За себя и за Данилу.

Тихая английская речь плыла над водой – Рэмбо читал стихи. Задавал ритм своей гребли чеканными строками, которые Марина не понимала, – не сильна была в английском. Бормотал и бормотал, наверное, находил в стихах утешение и поддержку. Марине показалось знакомым его лицо, но видела она Рэмбо раньше на самом деле или только что придумала это, девушка не могла сказать точно.

Ее конвоиры… Отчаявшийся отец больной дочери, безбашенный наемник-полиглот и подонок, рвущийся в Глубь за властью.

Если судить по большому счету, отвратителен только последний. Нет, Марина не собиралась прощать Шейха или Рэмбо, но ненависть, настоящую ненависть, она испытывала только к Тарасу Петровичу.

Это же тварь похлеще вырвиглотки. Те хоть на кровь бросаются, а Тарас Петрович чует боль и использует ее в своих целях.

Лукавый почувствовал интерес к своей персоне, встрепенулся, улыбнулся.

«Рыбам бы тебя скормить», – подумала Марина. Будто отвечая на ее мысли, справа по борту плеснула рыба.

Лодку наклонило волной, девушка вцепилась в борт. Это же целый Моби Дик! Рыба взвилась в воздух, перелетела лодку по пологой дуге. Белое брюхо, каждый розоватый плавник – как кисть мужчины, вытянутая морда, длинный хвост.

Чудовище ушло под воду, и лодку мотнуло в другую сторону.

– Щука, – сказал Шейх, прицеливаясь. – Щука, мать ее… Щучище…

Он выстрелил. Вода окрасилась кровью. Марина смотрела как завороженная: огромная рыба уходила в глубину. А потом ей показалось, что где-то закричал человек, отчаянно, страшно, знакомым голосом. Не Данила, но кто-то из его команды.

Шейх повернулся в ту сторону, все еще сжимая пистолет.

– Ага. Профессор, слышишь? Сдается мне, твой сын плывет за нами. И вот что я тебе скажу, Тарас Петрович. Я, конечно, его убью. Но сперва с превеликим удовольствием посмотрю, как он тебя убивать будет.

– Данила?! Но это невозможно. Я же его отец. Алан, Данила никогда не причинит мне вреда.

– Думаешь? – Шейх улыбнулся, прищурив раскосые глаза. – А сдается мне, профессор, ты сам в это не веришь. Ты же знаешь Астрахана. Он же бешеный. И еще у него принципы. Он в армии не мог под систему прогнуться, потом клубу портил кровь… И ты думаешь, что он против тебя не пойдет? Да он давно мечтает тебя убить. И убьет. Я тебе, профессор, это гарантирую.

Тарас Петрович свысока покосился на него и ничего не ответил.

Here he lies where he longed to be,Home is the sailor, home from sea,And the hunter home from the hill[5].

Шейх цыкнул зубом, и Рэмбо пояснил:

– Земля прямо по курсу. Приплыли, кажется.

Из серого, плотного, как занавеска, физически ощутимого тумана выплывал остров Могилевский. Марина не узнала его, она просто почувствовала, что вот оно – средоточие Глуби. Сердце Сектора, эпицентр всех его тайн. Ни запомнившихся ей берез, ни ив, ни широкого песчаного берега здесь не было.

Вместо всего этого сразу за полоской мокрого песка – багровые плети лозы шевелятся, сплетаются в огромный клубок и распутываются снова. Дышит в лицо остро-пряным запахом Сектор, вьются над зарослями насекомые. Ни звука. Рэмбо налег на весла, удерживая лодку на месте.

Ссаживаться на этот берег не хотелось никому, даже Астрахан-старший притих и не проявлял инициативы. Марина вглядывалась в переплетение лиан: там, наверное, еще лежат скелеты ее родителей. Там осталось ее счастье, детство, ее память, погребенная под шевелящимися багровыми плетями.

– Ну что же. – Тарас Петрович откашлялся. – Мы на месте. Рэмбо, причаливай.

Весла плеснули по воде.

* * *

– Сердце… – сказал Маугли, ступив на глинистый пляж.