Вредность не порок - Лариса Ильина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы ж меня сами сюда привезли.
Он засмеялся:
— Ладно ваньку-то валять… Верно Гордей сказал: похоже, мозгов у тебя больше, чем у иного мужика…
Такая космически необъятная похвала из уст умнейшей половины человечества непременно вызвала бы у меня счастливую истерику, если бы я и сама кое о чем не догадывалась: я умнее не иного мужика, я умнее многих мужиков… А Седой, продолжая довольно смеяться и крутить головой, возьми да брякни:
— Что, душа моя, опять Ефим пасьянс раскладывает?
Озадачилась я безмерно:
— Что? Пасьянс? Зачем?
Седой пожал плечами и развел ладони в стороны:
— Скучно ему… Развлекается, наверно…
Пока я ломала голову над его словами, он продолжил:
— А чего ты там про Мутного говорила? Ну на конюшне? Кончил Фима Мутного, да? А про Белого откуда знаешь?
Я застенчиво улыбнулась:
— Так… Просто услышала…
— Ага… Просто услышала. И чего услышала?
— Да ничего… — Тут Седой сдвинул брови, я торопливо объяснила:
— Гордей у Белого. И все.
— И все, — снова как попугай повторил Седой и посмотрел на потолок. — И все… Гордей, значит, у Белого…
Так… Ефим где?
— Не знаю… Честно. Он уехал.
— Когда вернется?
— Не знаю, мне ничего не говорили… — — Чего ж тебя с собой не взял? — Седой покряхтел и потянулся к чашке:
— Плесни-ка чайку…
Пока я возилась с заваркой, мой собеседник задумался, машинально постукивая ногой по скрипящей половице, чем здорово меня раздражал. Скрипел Седой довольно долго, потому что чайник на плите никак не хотел закипать, как я его ни гипнотизировала. Наконец раздалось долгожданное бульканье, и я сняла чайник с плиты.
— И Гордей здесь, — словно разговаривая сам с собой, прошептал Седой, — и этот гад здесь… Что ж он здесь крутится, почему не уезжает?
— Седой окинул меня отсутствующим взглядом, а чайник в моих руках вдруг задрожал, и я едва не налила кипятка Седому на колени. «Почему же он тут крутится и не уезжает… — мысленно повторила я, в смятении пытаясь уловить ускользающую мысль. — Бешеный тогда сказал: мы ему еще нужны… Зачем?» Я шумно выдохнула и потрясла головой. Может, я чего-то и не понимаю, но очень похоже, что мы с Седым ломаем здесь головы об одних и тех же вещах. Поэтому я кротко вздохнула и словно бухнулась в ледяную воду:
— Наверное, ищет, кто доллары подменил…
Если бы я все-таки налила Седому кипятка в штаны, он бы взвился над лавкой чуток ниже. А так я едва успела отодвинуть в сторону немудреную посуду, как тот громыхнул пудовым кулаком о стол:
— Какие доллары?! Кто подменил?! Кого ищет?!
Знай я какие, кто и кого, немедленно бы призналась, потому что второй раз лицезреть такое выражение лица, какое сейчас было у Седого, я не желала. Подскочив с перепугу вверх, я стиснула руки, но позабыла, что держу горячий чайник, и обожгла пальцы. Взревев не хуже своего собеседника, шваркнула чайник на стол, после чего мы с Седым уставились друг на друга с взаимным интересом. Это маленькое происшествие несколько разрядило обстановку, лицо Седого понемногу стало приобретать естественный цвет, а глаза — нормальный размер.
Вот он ткнул указательным пальцем куда-то в стол и сказал:
— Еще раз.., о чем ты говорила?..
Опустив глазки к полу, я пожала плечиками:
— Надо же Ефиму найти того, кто подменил деньги…
Он за них отвечал…
— Еще раз, — повторил Седой довольно странным голосом и рукой показал, чтобы я села. — Внятно.
— Вообще-то это ваши дела, и никаких подробностей я не знаю… Просто Ефим рассказал мне, что после сделки, ради которой тут все собрались, кто-то подменил «дипломат» с баксами на фальшивые. И это значит, что и у вас, и у них есть.., ну как это.., предатели, что ли…
Должна признать, что выглядел сейчас Седой прямо-таки ошалелым, правда, длилось это всего пару секунд, но от моих глаз не ускользнуло.
— Что значит «после сделки»? — тихо спросил Седой, а голос его чуть заметно дрогнул. — После какой сделки?
За какие деньги он отвечал?
Теперь настала моя очередь удивляться. Потому что все вопросы я с таким же успехом могла адресовать ему самому.
— Семен, — позвала я, сама поражаясь своей храбрости, — кто такой Белый?
— Уважаемый в городе человек. Две фабрики имеет, рыбозавод тоже его… Его попросили, он людей дал, помог.., а твой сучонок.., меня подставил. Под самые гланды, детка. И если я не последний дурак, то с твоей подачи…
— С моей? — Я чуть слюной не захлебнулась, однако, о чем он, хорошо поняла. — Вы что, серьезно?
— А то… Ты же меня с Черепом увидела… Значит, Ефиму рассказала. И все как по писаному пошло: связной исчезает, тачку грохают, а я крайний…
«Что за манера, — подумала я с досадой, — выражать свои мысли столь убогим способом? Вот что он сейчас сказал? Печенкой чую, сказал что-то важное, но как это на русский перевести?» Я уставилась задумчивым взглядом на окошко, всеми силами стараясь не выказывать сильной заинтересованности. Самое замечательное было в том, что сейчас рушились абсолютно все мои представления о происходящем. Если верить Седому, то сделки, после которой и начались все проблемы, не было вовсе. Тогда никто не мог поменять «дипломаты». И никто не мог потребовать вернуть изумруды…
— Скажите, пожалуйста… — вкрадчиво протянула я, заметив, что Седой не столько злится, сколько усиленно скрипит мозгами. — А почему не было сделки?
— Почему? — Он зло рассмеялся. — Да потому что покупателей встретили на узенькой лесной тропке и разнесли их машинку к едреной бабушке в кровавые клочья!
Ясно, деточка?
— Ясно, дяденька… — Я поскребла в затылке и опомнилась. Сейчас подумает, что я над ним издеваюсь! Ой! То есть извините… А-а.., все подумали, что это вы сделали?
— А все подумали, что на машинку я навел… Спрашивай еще, любознательная моя…
Я и сама понимала, что меня уже несет, но остановиться не могла.
— А-а… Белый — это не покупатель?
— Нет.
— А-а…
— Уважаемый человек. Договаривается с продавцом, договаривается с покупателем. Встречу устраивает на своей территории. Обговаривает все мелочи. И его человек в определенное время сообщает сторонам все условия. Продавец и покупатель встречаются только в момент сделки. Проблем нет, все довольны, каждый получает то, что хочет.
Рассказывал Седой замечательно, подробно и понятно, я слушала в оба уха, всячески стараясь отогнать назойливую, словно весенняя муха, мысль: а чего это вдруг он так откровенничает? Изведясь в конце концов этим вопросом и видя, что искренность собеседника иссякает, проникновенно спросила:
— А зачем вы меня сюда привезли? Я-то Вам зачем?
Ласково кивнув головой, Седой пояснил:
— Если б ты спросила Ефима, знаешь, что бы он сказал? «В пасьянсе каждой карте свое место. И свое время…» И коли ты до сих пор живая, значит, нужна…
Я отпрянула и неожиданно громко икнула. Седой глянул удивленно и раздраженно бросил:
— Ты мне сегодня чаю нальешь или нет?
— Пожалуйста, пожалуйста, — зачастила я, бестолково гоняя посуду по столу, — вот чай, вот сахар…
Ближе к вечеру в мою комнату снова заглянул Мамонт.
— Эй, — позвал он негромко, — не спишь?
Я оторвала голову от подушки и глянула на радостную физиономию. Какой тут сон! Битых три часа, а то и больше, я ворочалась с боку на бок, вздыхала и маялась.
— Нет, — отозвалась я, — тебе чего?
— Ребята жрать хотят…
Вот прорва! Нет, это просто беспредел какой-то!
В туалет выпускают по расписанию, из комнаты выходить не дают, а готовить им бегай по первому зову! Рожи наели — в дверь не пролезают…
— Нет, — буркнула я, демонстративно отворачиваясь к стене, — не пойду.
— Да ну? — обрадовался Мамонт и просочился в комнату — А у меня самые широкие полномочия!
— Умное слово выучил?
— Ага! И тебя могу научить. Если много говорить будешь…
— Спасибо, не надо. — Решив не дожидаться, пока он стащит меня за ноги, я встала с кровати самостоятельно.
Спускаясь вниз по лестнице, отметила, что свет горит только в коридоре, гостиная, веранда и кухня тонули во мраке. Перешагнув порог кухни, я остановилась. Но вот глаза привыкли к темноте, и я увидела Семена, сидящего в углу возле окна.
— На ночь есть вредно, — с достоинством сообщила я, шаря рукой в поисках выключателя, — поэтому я с удовольствием приготовлю вам макароны с тушенкой.
Мой нахальный монолог остался без ответа, я не обиделась и принялась молча громыхать посудой. Приготовление кулинарного шедевра, предложенного мной, много времени не заняло, вскоре я водрузила на середину стола обшарпанную кастрюльку, объявив:
— Готово!
Соответствующей реакции не последовало; решив не впадать в панику раньше времени, я аккуратно расставила тарелки и разложила вилки. Ножи, памятуя о склонностях гостевого состава, вытаскивать поостереглась.
Потоптавшись еще немного возле плиты, я присела к столу, делать уже было нечего, а спросить, можно ли вернуться в спальню, честно сказать, побоялась. В доме буквально звенела напряженная до предела тишина, глянув в темное слепое окно, я поежилась. В этом окошке я не то что как на ладони, я как бабочка из коллекции, намертво пришпиленная булавкой.