Политическая культура древней Японии - Александр Мещеряков

В связи с этим и весь чиновничий аппарат был ориентирован, в частности, на практическое внедрение «передовых» методов агротехники и ремесла[748], т. е. знание активно использовалось в качестве одной из составляющих хозяйственного (экономического) процесса. Государство поощряло и наиболее успешных в хозяйственном отношении крестьян.

Тэнно брал на себя также миссию по приобщению к «культурности» «варваров» (эмиси, хаято). При этом основным признаком культурности, в соответствии с китайскими представлениями, является овладение письменностью. Кроме того, тэнно считался главным «экспертом» в деле обучения «народа» моральному поведению (многочисленные указания, как следует себя вести себя при дворе, как одеваться, поощрение родителелюбивых сыновей и дочерей, верных мужей и жен[749], призывы к скромности в быту, искоренение винопития и т. п.). Тэнно поощрял также и благотворительность[750], т. е. контролировал те области воспитания, которые в России находились в компетенции церкви.

В России планомерная система светского образования полностью отсутствовала вплоть до второй половины XVII в. Несмотря на постановление Стоглавого собора (1551 г.) об устроении школ «в Москве и по всем градом» (гл. 26), это решение не имело сколько-нибудь значимых практических последствий. Г. Котошихин отмечает, что даже многие бояре были неграмотными[751]. Определенные усилия по введению светского образования были предприняты после присоединения Украины. Первая школа, в которой осуществлялось образование чиновников, была основана в Заиконоспасском монастыре в 1664 г. Симеоном Полоцким (выпускник Киевской академии и Виленского иезуитского коллегиума). В этой школе готовились кадры подьячих Приказа тайных дел. В 1687 г. в том же Заиконоспасском монастыре открылась Славяно-греко-латинская академия. Однако после казни Сильвестра Медведева (1691) и изгнания братьев Лихудов (1694) академия пришла в упадок.

Сами цари владели грамотой, но круг их чтения ограничивался по преимуществу духовными книгами, а после восшествия на престол они никогда не писали сами, но только диктовали (в связи с этим и образцов их почерка не сохранилось) — так, скажем, знаменитые письма Грозного Курбскому были надиктованы царем, а затем подвергнуты некоторой литературной обработке. Деловые бумаги цари тоже, как правило, не читали, но выслушивали. В таком подходе следует, видимо, видеть рудимент сознания архаичного общества, которое за «правильный» и более «престижный» канал передачи информации считает канал устный, а не письменный[752].

Отсутствие (ослабленность) у царя функции «письменной речи», невовлеченность в дела образования и воспитания в значительной степени лишали его возможности выступать (и восприниматься «народом») в качестве культурного героя, источника культуры и образованности[753]. В России функция культурного героя отправлялась, в основном, Церковью. Несмотря на частые упреки, адресованные русской православной Церкви за недостаточное внимание, уделяемое образованию и воспитанию паствы, следует помнить, что в рассматриваемое время она оставалась основным институтом, в рамках которого происходила просветительско-образовательная и теоретическая деятельность. В то же время необходимо помнить, что русское православие с его упором на «чистоту» обряда обладала в этом отношении ограниченными потенциями. Достаточно сказать, что полный перевод Библии появился только в конце XV в. Исправленный перевод был напечатан в начале второй половины XIX в., а западные путешественники неизменно отмечали невежественность священников и монахов в самых элементарных догматических вопросах. Не случайно поэтому, что и задача по аккультурации инокультурных народов, племен и их отдельных представителей также формулировалась в православно-ритуальных терминах: «своим» можно было стать, только крестившись, т. е. задача выполнялась прежде всего с помощью ритуала, а не за счет приобщения к образовательному процессу[754]. Что касается самого содержания понятия «образованность», то под ним разумелась, прежде всего, начитанность в церковной традиции (именно это знание считалось наиболее престижным), а не практические знания в теории управления или же какой-то другой отрасли знания. Русские летописи не склонны превозносить кого-либо из подданных царя за его образованность и знания, квалифицированных (образованных) кадров катастрофически не хватало, в связи с чем приглашение иностранных специалистов даже в наиболее важных с точки зрения государства областях — строительстве церквей и военной — было делом вполне обычным[755].

Военная функция. Несмотря на то, что одной из священных регалий тэнно является меч, в рассматриваемый период он уже фактически лишается функций воина и военачальника. В сознании составителей хроник так было не всегда, хотя в любом случае воинские доблести и функции военоначальника приписываются тэнно сравнительно редко[756]. К числу тэнно, у которых особенно ясно выявлена воинская функция (которая, однако, актуализирована, как правило, до церемонии интронизации) относятся: первоимператор Дзимму (покорил непокорных до восшествия на престол), Суйдзэй (хроника утверждает, что он «ростом был исполин и всех превосходил в воинском искусстве»[757], но о его конкретной военной деятельности ничего не известно), Кэйко (при котором совершались походы против западных и восточных «варваров» уже после восшествия на престол), не прошедшая интронизации Дзинго Коту (воевала Корею), Юряку («он превосходил людей силой и отвагой», собственноручно умертвлял своих врагов как до вступления на престол, так и после, за что люди считали его «очень дурным государем»[758]; его армия напала на Силла[759]), Тэмму (координировал управления войсками во время борьбы за престол до своей интронизации[760]). Однако в любом случае наиболее знаменитыми военоначальниками являются отнюдь не сами тэнно, а их родственники (принц Ямато-такэру — сын Кэйко), Такэути-но Сукунэ (потомок Когэн) и др.

Согласно синтоистским представлениям, у божества (так же, как и у самого тэнно) имеются две души — «буйная» (или же, «грубая» — арамитама) и «мягкая» (нигимитама), которые проявляются в зависимости от ситуации. В самом общем виде их «специализацию» можно определить следующим образом: арамитама проявляется в час, требующий активных (в том числе и военных) действий, а нигимитама «ответственна» за поддержание стабильности[761]. Можно утверждать, что с течением исторического времени все большая часть поведения тэнно начинает определяться его «мягкой душой». Святилища, в которых когда-то почитались как арамитама, так и нигимитама, теперь достаточно часто разделяются в пространстве. При этом всегда происходит «отселение» именно «буйной души» (ее близкое соседство может осознаваться как угрожающее и вредоносное для того, кто поклоняется данному божеству[762]). Показательна похвала, которую возносит «Нихон секи» Нинтоку, который предстает как идеальный правитель. Констатировав, что в его правление часто наблюдалось неповиновение правителю, хроника, ни словом ни обмолвившись о предпринятых мерах военного свойства, продолжает: «И государь вставал спозаранок, а спать ложился поздно, облегчил подати и повинности, как мог щадил народ страны, был добродетелен и милостив, желая помочь народу в его трудностях и горестях. Он соболезновал, когда люди умирали, справлялся о больных, поддерживал сирот и вдов. Благодаря этому государственные дела шли успешно, и Поднебесная пребывала в великом спокойствии. Двадцать с лишним лет прошли благополучно»[763]. Именно такое представление об идеальном правителе следует признать типичным: культура акцентирует свое внимание не на воинской доблести, а на мерах по приведению социума в гармоничное состояние.

Данные «Нихон секи» показывают, что с течением времени происходит постепенная редукция военной функции тэнно. В VIII в. военная функция тэнно еще более ослабевает. Япония вела военные действия по покорению племен эмиси на северо-востоке Хонсю, но в модусе описания самого тэнно героический (воинский) элемент почти полностью отсутствует. Невозможно себе представить, чтобы тэнно предводительствовал войском. Вместе с отказом от покорения эмиси фигура тэнно окончательно теряет устрашающий налет. Постоянным эпитетом тэнно следует признать скорее ясумисиси («правящий с миром»), а не касикоси («грозный», «устрашающий»). Процесс диверсификации (специализации) функций управления приводит к тому, что одна из основных линий разграничения властных полномочий в ранних государствах проходит по линии: коммуникация с богами — коммуникация с «чужими» (т. е. высшие «управленцы» являются ответственными за связи с «другими мирами»)[764]. В терминах синто это находит выражение в разделении «буйной души» и «мягкой души» божеств и тэнно.