Политическая культура древней Японии - Александр Мещеряков

Характер вовлеченности царя в дела церкви был не так однозначен, как в случае с тэнно, влиятельность церкви в деле формирования государственной идеологии было также намного больше (патриарх считался вторым после царя лицом в государстве). Это отражает общую ситуацию в тех странах, где христианство было государственной религией. В российском случае мы имеем дело как с прямым византийским влиянием, так и тем, что православие в условиях полиэтничности и поликультурности населения (и в условиях отсутствия системы светского образования) являлось чуть ли не основным идеологическим инструментом обеспечения культурной гомогенности, государственной самоидентификации и самоидентификации самого царя как повелителя (защитника) православных. То есть в отношениях между монархом и церковью аспект «зашиты» религии со стороны светской власти был значительно более выраженным, чем это было в Японии.

Царь председательствовал на церковных соборах и выступал, таким образом, до определенной степени в качестве истолкователя религиозной догматики и установлений церковной жизни (см., например, материалы Стоглавого собора 1551 г., где Иван IV задавал собору каверзные вопросы, имевшие по существу обвинительный характер). Известны случаи, когда между светской властью и церковью возникали споры относительно ритуала (Иван III и митрополит Геронтий спорили о том, как правильно совершать крестный ход— по солнцу или против солнца[699]). Василий III пригласил Максима Грека для исправления церковных книг, а Иван IV даже вступал в прямую религиозную полемику с протестантским пастором из Ливонии, Рокитой («министр збора братьев чешских»), иезуитом Антонио Поссевино, обменивался посланиями относительно вопросов веры и с польским королем. Значительную часть его полемики с Курбским также составляет религиозная проблематика.

Одним из принципиально важных византийских приобретений в области государственного строительства представляет собой концепт взаимоотношений между верховным правителем и Церковью, согласно которому Церковь и царь находятся во взаимодополняющих, «симфонических» отношениях. Одной из основных функций российского царя была защита православия и православных от ересей и иноверцев, забота о материальном благополучии церкви. Церковь же была обязана молиться за православного царя (точно так же, как она раньше молилась за хана) и идеологически обеспечивать его начинаниям поддержку подданных, используя для этого созданную веками пропагандистскую и материальную инфраструктуру.

Тем не менее, реальная динамика взаимоотношений царя и церкви отнюдь не исчерпывается идеалом «симфонии» (гармонии), поскольку и царь, и церковь обладали своими специфическими интересами, зачастую интерпретировали те или иные события по-разному, что создавало конфликтные ситуации достаточно часто. Так, низложение светской властью новгородских архиепископов было делом вполне обычным. В 1539 г. боярами без ведома еще не вошедшего в силу Ивана IV был низложен московский митрополит Даниил (за то, что он был «во едином совете» с Иваном Вельским), был сослан его преемник Иоасаф. За сравнительно короткий период существования царской власти также фиксируется несколько серьезнейших кризисов в отношениях царя и высшей духовной власти: в 1566 г. удалился в монастырь митрополит Афанасий, который, вероятно, добивался отмены опричных порядков; активное противодействие опричнине митрополита Филиппа (Колычева), который неоднократно отказывал Ивану IV в благословении, привело к его смерти — Малюта Скуратов задушил его; в 1586 г. митрополит Дионисий был лишен сана за противодействие Борису Годунову; в 1605 г. Лжедмитрий I низложил первого русского патриарха Иова (правда, при этом низложение было оформлено решением собора по всем правилам), патриарх Игнатий Грек был низложен сразу же после убийства своего покровителя Лжедмитрия I; патриарх Гермоген, несмотря на все старания «семибоярщины», низложен и осужден не был, но был сведен с патриаршего двора и умер в заточении в 1612 г.; патриарх Никон, в служебнике 1655 г. именуя себя вместе с Алексеем Михайловичем «богоизбранною, благочестивою и богомудрою двоицею», обосновывал тезис о превосходстве духовной власти над светской[700], что и привело к суду над ним и смещению с поста патриарха. После этого теократические идеи церковных иерархов больше не играли существенной роли в российской истории. Хотя царь не имел формального единоличного права назначать и поставлять иерархов (эти вопросы находились в компетенции освященного собора[701]), но в реальности он имел огромное влияние на решение кадровых вопросов в церковной иерархии. Тем не менее, достаточно часто возникавшие конфликты между царем (светской властью) и высшим иерархом говорят о том, что царь не был в состоянии преодолеть дихотомию светско-церковных отношений и превратить церковь в простой придаток государственной суперструктуры[702]. Однако если посмотреть на российскую ситуацию с макроисторической точки зрения, тенденция к подчинению церковной власти светской в московский период вряд ли может вызвать сомнение[703]. Это влияние светской власти на церковные дела приобретает формализованный характер со времени введения патриаршества (1589 г.), когда, в соответствии с византийским каноном, священный собор избирает трех кандидатов, после чего царь осуществляет окончательный выбор.

Влиятельность православной церкви в делах государственного управления вписывается в византийскую и общеевропейскую модель, когда христианство является «государственной» религией. Русская православная церковь дала государству немало деятелей, которые, в отличие от Японии, оказывали существенное влияние на ход мирских дел (Макарий, Сильвестр, Гермоген, Филарет, Никон и др.). Царь был вынужден считаться с мнением иерархов в намного большей степени, чем это наблюдается в Японии (Филарет и Никон даже носили титулы «великих государей»). Связанность царя и церкви была настолько велика, что повышение статуса правителя приводило к повышению статусу церкви и наоборот (недаром для международного признания титула «царь» столь большое значение имело получение московским митрополитом статуса патриарха, при этом основная инициатива по введению патриаршества принадлежала светской власти). Московский митрополит (патриарх) считался, как утке говорилось, вторым лицом в государственной иерархии. Вся государственная идеология вырабатывалась при прямом участии церковных деятелей, и не будет преувеличением сказать, что почти весь понятийный аппарат идеологии самодержавия был взят из христианского словаря.

Правитель и ритуал. Тэнно никогда не выступал в качестве истолкователя догматики[704], его роль заключалась в соблюдении различных табуаций и участии в религиозных церемониях, в некоторых из которых он выступал в качестве главного действующего лица. Эти церемонии могут быть подразделены по своему происхождению на синтоистские, буддийские и конфуцианские, но в реальности они имели явную тенденцию к слиянию в единый государственно-идеологический комплекс.

Хроники «Кодзики» и «Нихон секи» фиксируют множество случаев, когда тэнно выступает оракулом[705], самостоятельно проводит гадание, тот или иной ритуал. Тэнно часто видит вещие сны, которые указывают на то, как следует ему поступить[706]. Тэнно принимал участие и в синтоистских ритуалах, определенных законодательством (их список содержится в законе VI «Рицурё», некоторые правила проведения ритуалов определяются в «Энгисики»[707]).

Способ личного участия тэнно в этих ритуалах не всегда ясен. Основной формой участия тэнно, которую фиксируют хроники в VIII–X вв., является отправка посыльных в государственные святилища (их список приводится в «Энгисики») для совершения приношений и для «доклада» божествам о тех или иных событиях. Т. е. тэнно делегирует этим посланцам часть своих жреческих полномочий. В принципе такой способ поведения ничем не отличается от «обычной» модели государственного управления, когда между тэнно и непосредственным исполнителем его приказа находится соответствующая бюрократическая инстанция. Однако в данном случае тэнно выступает в качестве главного коммуникатора (жреца) между небесным и земным мирами, а не между составными частями подведомственных ему социума и территории. Интересно, что сам тэнно никогда не отправляется в свой родовой храм в Исэ, что было связано с какими-то не совсем понятными нам табуациями (вместо этого тэнно делегирует туда для совершения постоянных богослужений незамужнюю принцессу крови)[708]. Главным ритуалом, в котором тэнно является основным действующим лицом, является праздник урожая (и его разновидности — церемонии интронизации дайдзёсай).