Семя Гидры - Вадим Ларсен

была произнесена по-русски и, хотя последнее слово Чакрабати слышал впервые, смысл он уловил верно.

«Легко сказать «Что-то делать». Но что?!» — Иван испытал вселенскую усталость.

Тело снова заныло. Рассказ обоюдные рассказы вымотали его в край. Он сложил руки на груди и закрыл глаза. Проклятое состояние бревна.

— Отдыхайте, господин Иван, — произнёс профессор. — Утро вечера мудренее.

Но какой может быть сон, коль голова забита перевариванием пережитого. Только сейчас Иван осознал, в какую переделку они угодили.

Выходит, наци давно положили на него глаз. Так вот почему Лалит так вцепилась в него. Теперь, вспоминая всё, что было связано с той итальянской историей, Иван понимал — он многого не видел, или не хотел замечать. С группой спасателей ему пообщаться не удалось, санитары лишь разводили руками, а журналюги — те ещё вруны. Да и самому ему всё казалась выдумкой. «Газетной уткой». Глупейшим стечением обстоятельств. Шуткой судьбы.

А лаконично-немногословный капитан Иствуд так и сказал, прощаясь: «Я догадывался Джимми, что ты наполовину рыба».

Когда Лалит привела его к Нараяне, это было похоже на игру или на распутывание шарады.

— Мои мать и отец были его воспитанниками, — сказала тогда Лалит. — Гуру — вся моя семья. Я часто обращаюсь к нему за советом.

— И какой совет нужен тебе сейчас? — простодушно спросил Иван. Ему нравилась целеустремлённость Лалит.

— Хочу знать, что он расскажет о тебе.

Тогда её ответ Иван воспринял по-своему. Сейчас всё выглядело иначе.

Прибыв ранним утром на рейсовом автобусе в Черапунджи, к вечеру Иван и Лалит стояли у подножья одного из холмов восточных Хаси, прямо перед «живым» мостом над ущельем, заканчивающимся у чёрного пролома пещеры.

Это была Обитель, как выразилась Лалит, величайшего из полубогов, кто был на поле Курукшетры и слышал диалог Кришны с Арджуной, мудрейшего из учителей, бессмертного гуру Нараяны Свакхаранды Гири.

Из пещеры вышел совершенно нагой босоногий старик. Он был высок и статен. Его чёрные волосы доставали до поясницы. Он шёл уверенно и если бы не рассказы Лалит о возрасте гуру, перевалившем за сотню, Иван мог бы дать ему не больше пятидесяти.

— Здравствуй Лалит, — сказал старик, подходя ближе. — Это он?

Лалит безмолвно кивнула. Выглядела она бледной и растерянной.

Иван мысленно ухмыльнулся. Неужели этот старик такое уж внеземное божество, что рядом с ним весёлая болтушка Лалит лишилась дара речи?

— Да…, - наконец выдавила она из себя.

Старик положил руку на её плечо и по-отечески произнёс:

— Ты молодец. Теперь ступай, а мы с твоим другом останемся. — Он повернулся к Ивану и их глаза встретились: — Не возражаешь, почтеннейший?

Фраза прозвучала как вопрос, но она не была вопросом, потому что не предполагала отрицательного ответа. Старик взял Ивана под руку и повёл в пещеру. По пути они не произнесли ни слова.

Позже, вспоминая то время, Иван часто задавался вопросом, как так получилось, что на него будто на собачонку набросили поводок. Разве для того он приехал в это захолустье, в разгар сезона дождей, чтобы провести неделю в пещере рядом с голым стариком? Но тогда его воля всецело принадлежала незнакомому ему йогину. Наваждение выглядело сном, и Иван всегда думал, что так и было.

Несмотря на худую циновку, предоставленную ему в качестве постели, спал Иван крепко и, проснувшись, чувствовал себя бодрым и свежим.

Гуру сидел неподалёку и медитировал.

Иван почувствовал вселенский голод.

Йог открыл глаза.

— Не будем терять времени, — произнёс он и встал.

Они вышли на свет. Неподалёку шумел водопад. Вымывая скалистую породу, быстрая вода впадала в небольшое озерцо. Йог направился по узкой тропинке. Иван шёл следом. Какая-то неведомая сила привязала его к этому старику.

На каменном спуске они остановились. Йог повернулся, посмотрел Ивану в глаза. Что-то щёлкнуло. Шум воды заполнил пространство. Зелень леса размылась в большое бесформенное пятно. Иван чувствовал, как к его ногам привязали верёвки, а после толкнули в спину. Удар о воду и груз на ногах увлёк его вниз…

Очнулся Иван уже на арбе. Скрип колёс. Тугие удары палкой о крупы неповоротливых мулов.

— Хвала богам, ты очнулся. Я испугалась. Что с тобой? — услышал он скороговорку Лалит.

— Что? — выдавил из пересохших связок.

Девушка склонилась к лицу. Её прохладные губы коснулись его лба.

— С чего ты так ослабел? — прошептала она прямо в ухо. — Ты едва не свалился вниз. Это так на тебя подействовала встреча?

— Он настоящий? — зачем-то спросил Иван.

— Ты как его увидел, у тебя ноги подкосились. Хорошо, я была рядом. Прости, зря всё это затеяла.

Странное наваждение. Непривычное состояние. Может это из-за разряжённого горного воздуха?

— Но я же… — Иван не договорил. Глупо пересказывать Лалит свои галлюцинации.

Может, так всё и было? Йоги, они такие…

* * *

На третий день выздоровления Иван уже сносно стоял на ногах. Ступня приходила в норму. Кожа заживала, оставляя на память светло-коричневые шрамы. Чакрабати больше не кормил его жареными нетопырями и змеями. Восстановительный рацион состоял из сочных плодов и жареных кореньев. Сам профессор, по его словам, с рождения практиковал вегетарианство, и лишь крайняя необходимость поднять Ивана на ноги заставила индуса убивать.

По утрам Чакрабати массировал Иванову ступню, сменял лопухи на незаживших ранах, а раз в три дня уходил в джунгли и возвращался к вечеру с корзиною полной яств.

Пока индус занимался собирательством, Ивану вменялось в обязанность, дважды вдень сливать сцеженное «молоко» с «бочонка» в «черепашью» миску, а по возвращению старика помогать чистить, жарить и разделывать принесённые им плоды.

И вот настал тот день, когда Чакрабати сказал:

— Сегодня идём вдвоём. Движение — лучшее лекарство.

Шагая позади индуса, Иван удивлялся, как тот преобразился. В аэропорту и в самолёте это был нескладный суетливый коротышка, а после аварийной посадки и вовсе потерянный человек. Сейчас же впереди шёл истовый следопыт, для кого джунгли — родной дом.

Индус вёл Ивана проверенными тропками. Умело, будто он родился в этих лесах, отыскивал лучший путь. Они не сломали ни веточки, не оставили ни единой метки о себе.

Временами старик останавливался, прислушивался. Однажды и вовсе лёг на землю, и Ивану пришлось проделать то же самое. Хотя, что можно было расслышать в этой разноголосице из птичьей трескотни, ударов крыльями и стуков клювами по стволам? Джунгли пищали, шипели, звенели.

За спиной у Ивана висела корзина для плодов. Индус сплёл её плотным плетением из зелёных побегов бамбука. В пути они заполняли корзину «урожаем».

— Сегодня собираем это, — распоряжался