Untitled.FR11.rtf5 - Неизвестно

Как писал господин Н.Ф. Федоров, чем утонченнее будут способы познания, тем больше будет открываться признаков наследственности, тем ярче будут вос­ставать образы наших родителей-масонов

Масон-колхозник Туликов».

КОММЕНТАРИЙ ПУБЛИКАТОРА № 4

На этом обрывается рукопись видного масона современности, незаконнорож­денного сына Э.А. Шеварднадзе Давида Эдуардовича Выжигайло.

Быть может, конец записок о городе Рельсовске потерян, быть может, Давид Эдуардович просто не успел завершить свой труд, поскольку, как полагают неко­торые исследователи, вместе с другими рельсовскими евреями был уничтожен в концентрационном лагере «Недотепино».

Увы, оба предположения равновероятны.

К сожалению, судьба автора «Рельсовска» до сих пор не установлена оконча­тельно.

Некоторые исследователи полагают, что он был арестован и расстрелян по при­казу самого фюрера Якова Абрамовича Макаронкина.

Версия эта строится на свидетельстве случайно уцелевшего узника концлагеря «Недотепино» поэта и историка Евгения Иудкина.

Да.

Действительно, в воспоминаниях Евгения Иудкина описан эпизод, когда позд­ней осенью бросили в их барак избитого масона, которого никто из новых рель- совских евреев не знал.

Всю ночь масон бредил, рассказывал про Обетованную Галактику, а утром за ним пришли и увели на расстрел.

Страшная по своему трагедийному наполнению сцена.

Человек собирается в Обетованную Галактику, а его отправляют на Луну.

Эта сцена потрясает исследователей, но можно ли отождествлять неизвестного нам героя антифашистского сопротивления с автором «Города Рельсовска»?

Если был расстрелян видный масон современности, незаконнорожденный сын

Э.А. Шеварднадзе Давид Эдуардович Выжигайло, то непонятно, как и кому он мог передать свои записки.

Ведь, как утверждает в своих воспоминаниях Евгений Иудкин, он не приходил всю ночь в сознание...

Ну и самое главное...

Мог ли такой видный масон не исполнить того, что ему было поручено ис­полнить.

Еще более нелепыми представляются нам предположения некоторых исследо­вателей, будто автором записок о городе Рельсовске является Федор Михайлович Любимов.

Да, Давид Эдуардович Выжигайло (Шеварднадзе) утверждал, что Федор Ми­хайлович Любимов являлся Федором Михайловичем Шадрунковым. Да, есть не­которое сходство в стилистике дневников дважды героя Вселенского Союза Федо­ра Михайловича Шадрункова и записок.

Но не знаю-не знаю.

Столько страниц в записках посвящено описанию Федора Михайловича Лю­бимова. Не мог же он писать о себе в третьем лице.

Ведь это же, простите меня, очевидное раздвоение личности.

И хотя именно на этом настаивает врач-психиатр, передавший мне эти записки, я согласиться с ним не могу.

Ведь несомненно, что автор записок был активным и видным деятелем рель- совской истории! Что же, неужели вся она и протекала в учреждении, где работает мой знакомый врач-психиатр?

Подобно автору «Слова о полку Игореве» (кстати сказать, врач психиатр сам признался мне, что в последнее время ему приходится читать немало работ, ото­ждествляющих автора «Слова о полку Игореве» с автором «Истории города Рель- совска»!), этот неизвестный нам человек был вхож в самые высшие круги города Рельсовска, являлся свидетелем самых важных разговоров. И поэтому ценность его записок — в этом сходятся все исследователи! — неоспорима.

Теперь о концлагере «Недотепино».

Трагедия «Недотепино» — самая мрачная страница мировой истории.

Многочисленные источники отмечают, что первые вспышки антисемитизма были отмечены в Рельсовске буквально через несколько часов после опубликации списка городских евреев.

Яков Абрамович Макаронкин, который пару раз был патриотом, пару раз де­мократом, а сейчас является фаундрайзером и, как всякий уважающий себя фаун- драйзер, просто не выносил, если что-то делалось без его согласия, очень огор­чился, тем более, что тогда начались трудности в его Семилитровом банке.

— Ну, жидяры! — бушевал он у себя в кабинете. — Нет, вы видели, что они выдумали? Вы понимаете, что они устроили!

Это было, когда он только что познакомился с указом Еврейской Думы Рель­совска, по которому на руководящие должности в городе могли назначаться толь­ко евреи, как представители самой угнетенной группы населения.

Сам Яков Абрамович Макаронкин был записан в русское сословие города и поэтому автоматически лишался должности главы администрации.

И хотя никакого нарушения прав человека в этом не было, как всякий русский, Яков Абрамович не желал примириться с потерей поста и сразу же обвинил во всех своих бедах новых рельсовских евреев.

Антисемитизм его носил прямо-таки зоологический характер.

И, конечно, вокруг этого фашиста начал сбиваться кружок оголтелых молодчи­ков, уже зараженных вирусом антисемитизма.

Ситуация усугубилась еще и тем, что прогрессивная общественность вынуж­дена была одновременно бороться и с красно-коричневыми экстремистами. Дви­жение это возглавлял известный и по застойным временам своими антисемитски­ми высказываниями полевой командир Витя-райкомовец.

Против самого назначения наиболее достойных рельсовцев новыми евреями он ничего не имел, но не согласен был с процедурой назначения. Витя-райкомовец считал, что происходить это должно в результате свободных выборов и обязатель­но на альтернативной основе.

Разумеется, по сравнению с зоологическим антисемитизмом Якова Абрамо­вича, красно-коричневые выглядели вполне цивильно, но в их умеренности и за­ключалась угроза. Они маскировали свой антисемитизм и поэтому-то и заражали своими идеями даже и записанных в шабесгои сотрудников Петра Николаевича Исправникова.

Среди бывших рэкетиров идея новых досрочных выборов приобретала много­численных сторонников.

На борьбу с красно-коричневой опасностью были мобилизованы основные силы прогрессивной общественности, а фашистами Якова Абрамовича Макарон- кина практически никто не занимался, и это и было той роковой ошибкой, которой фашисты немедленно воспользовались...

В один день здесь были уничтожены тысячи рельсовских евреев и в их числе такие светлые умы, как Иван Григорьевич Громыхалов и Петр Николаевич Ис­правников. Озверевшие фашистские молодчики Якова Макаронкина не пощадили даже самого Федора Михайловича Любимова.

Возможно, в тот день, заставивший содрогнуться от ужаса весь мир, погиб и сам автор «Города Рельсовска».

Но книга его осталась.

Осталось, осталось свидетельство о невиданной трагедии, над которой до сих пор в задумчивости склоняют головы все прогрессивные люди мира.

Осталась и светлая мечта о Галактике Обетованной. Она продолжает жить в сердцах.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА. ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ПУБЛИКАТОРА

Недавно знакомый доктор рассказал мне о кончине в их учреждении одного загадочного пациента.

Когда его готовили к погребению, в кармане пижамы была обнаружена диске­та, на которой был записан текстовой файл.

Руководству клиники так и не удалось установить, каким образом эта дискета попала в карман пижамы больного, покончившего с собою за неделю до этого, не удалось выяснить и того, кем же все-таки сделана эта запись.

Зная мой интерес к судьбе загадочного больного, психиатр позволил мне пере­писать эту дискету.

И что же вы думаете?

Текстовой файл, записанный на дискете, оказался страницами из дневника, явно принадлежащего автору «Истории города Рельсовска».

Дивным, неземным светом прохвачены эти страницы...

Как живые, встают с них исполинские фигуры героев рельсовской истории. Словно бы рядом с нами начинают звучать их голоса, но при этом мы чувствуем, что нас разделяют с ними не километры пути, а световые годы.

Такое ощущение, что это разговаривает с нами Галактика Обетованная, куда так смело и самоотверженно стремились они.

ПОСМЕРТНЫЕ ЗАПИСКИ Ф. М. ШАДРУНКОВА (Д. Э. Выжигайло)

Не самый удачный в моей биографии день.

Сегодня меня разбудили люди в белых халатах с автоматами, погрузили в ма­шину и повезли в Недотепино.

— Зачем вы везете меня туда? — спросил я. — Ведь Научно-исследовательский институт Человека и Трупа находится в Седьмых Федорчуковищах, а это в другую сторону.

— Сегодня не будем ничего вспоминать . — добродушно сказал мне человек, поглаживая лежащий на коленях автомат. — Отправим тебя куда следует, и все . Пиво пойдем пить .

Но — увы! — попить пива не суждено было моим конвоирам.

Так получилось, что в Недотепино мы столкнулись с джигитами Вити-райкомовца и началась небольшая гражданская война, в результате которой отправленным на Луну оказался не только я, но и мои спутники, и несколько райкомовских ребят.

Я лежал на земле с простреленной грудью и смотрел, как плещутся в пыли пули, а те пули, что входят в тела так и не попивших пива ребят, никакой пыли не поднимали — вся их энергия уходила, чтобы разогнать тела до необходимой космической скорости.