Присягнувшая Черепу - Брайан Стейвли

class="p1">– Напрасный расход, – заметила я. – Люди погибли, но барка могла бы еще послужить.

– Тогда пришлось бы сбросить тела за борт на потребу крокодилам и квирнам, – покачал головой Рук.

– Ну и отдал бы крокодилам и квирнам, – пожала плечами я. – Им тоже надо что-то есть.

Никогда я не понимала пристрастия людей к похоронным обрядам. Сама смерть, конечно, великое таинство, прикосновение перста моего бога. Но когда Ананшаэль сделал свое дело, остается не человек, а куча костей, хрящей и мяса. Конечно, мне понятно почтение к умершим, просто у меня не укладывается в голове, что общего между человеком и грудой падали. Например, в Сиа разлагающийся труп обряжают в лучшие одежды, а потом зарывают эту нелепую куклу в глубокой яме. Посмотрели бы вы, как скорбящие вглядываются в темный колодец, будто еще могут увидеть любимого человека; будто этот мешок костей можно назвать отцом, матерью, братом. У нас в Рашшамбаре, когда человек уходит к богу, то, что осталось, просто сбрасывают с обрыва, и делу конец.

– Так-то кеттрал чтят своих погибших? – спросил, щурясь на меня сквозь дым, Рук.

Его слова отозвались во мне жаркой вспышкой абсолютной собранности; так всегда бывает, когда видишь, что противник пробил твою защиту.

– Нас больше занимает вопрос, как бы не погибнуть, – бросила я со скучающим видом, в то же время пытаясь нашарить в памяти обряды погребения кеттрал.

– Даже кеттрал не бессмертны, – настаивал Рук.

– Если тела удается вернуть на Острова, мы их сжигаем, – ответила я.

– А я слышал про гробовое древо, – покачал он головой. – Вроде бы огромный черный дуб, весь в летучих мышах.

Он больше меня знал о кеттрал и их мертвецах, да еще в подробностях; мне стало неспокойно. Но с Руком никогда нельзя давать задний ход. Он сразу улавливал заминку.

– Тебе наврали, – заявила я и отвернулась.

Крокодилы и квирны все же голодными не ушли. Барка горела неравномерно, завалилась на левый борт, когда правый еще пылал, а потом опрокинулась, сбросив мертвый груз в протоку. Раздувшиеся на жаре тела плавали на поверхности – одни обугленные, другие чудом уцелевшие и имевшие почти мирный вид. На суше крокодилы кажутся тяжеловесными и неуклюжими, но в воде они метались тенями: беззвучно разевали пасти, смыкали челюсти на руке или ноге и уволакивали покорное тело в глубину. Им досталось три или четыре трупа, а потом подоспели квирны, и вода вскипела радугой чешуек; зубы стремительно разбирали тела на составные части, с полной ясностью доказывая, что людей больше нет, есть только кровь, чтобы подкрасить воду красным, клочья мокрого мяса да изредка – яркий проблеск кости.

– Свет доброй Интарры! – вырвалось у кого-то из завороженных зрелищем зеленых рубашек.

Стоявший рядом товарищ мрачно покачал головой:

– Кого-кого, а Интарры здесь и близко не было.

13

К тому времени, как мы вернулись в Домбанг, в городе уже зажгли фонари. Мы беззвучно пропыли Крысиный остров, прошли в Водяные ворота, под Лысым мостом и свернули по каналу Као к Кораблекрушению. Глядя на возвышающиеся по сторонам стены из тиковых бревен, я снова почувствовала себя чужой в городе. Из окон, из переулков долетали сплетающиеся и распадающиеся обрывки песен. Мы отсутствовали неполный день и не покидали дельту, но протока, где сгорела аннурская барка, казалось, была из иного мира или иного времени. Жаркая светлая тишина той затерянной заводи не имела ничего общего с человеческим порядком вещей и городскими ритмами. Мне вдруг показалось чудом, что можно было побывать там и свободно вернуться.

Когда наш лоцман спрыгнул на причал, стоявший у борта Рук повернулся к зеленым рубашкам, выстроившимся на палубе. У его людей был измученный вид – даже у тех, кому не пришлось грести; видно, ужас этого дня грузом лег им на плечи и подкосил колени. Все настороженно вглядывались в своего освещенного причальными фонарями командора.

– Всякого, кто станет болтать об увиденном, – тихо заговорил Рук, – ждет казнь. Если вам это покажется чрезмерно суровой карой, вспомните, что Домбанг на грани гражданской войны. В городе убит аннурский легат, кто-то заляпал стены кровавыми ладонями. Подкрепление, которое послали для поддержания порядка… его мы и видели сегодня в дельте. Многие командиры на моем месте постарались бы вас ободрить. Сказали бы, что наша власть крепка и бояться нечего. Я вам этого не скажу. Домбанг под угрозой. Под угрозой все, кого вы любите. Нам угрожает не мифическая тройка богов. Боги, если и существуют, не снисходят до наших дел. Нам угрожают те самые граждане, которых мы клялись защищать. В случае бунта погибнут люди. Если Домбанг вспыхнет, сгорят горожане.

Он скользнул взглядом по строю солдат.

– Ваш долг – позаботиться, чтобы бунтов и пожаров не случилось. Вы присягали защищать этот город и будете его защищать, держа при этом рты на замке. Если вас подмывает пошептаться об увиденном с друзьями или женами, помните: слухи убивают так же верно, как удар ножом в глаз. Соблюдайте обычный распорядок обходов. Охраняйте Домбанг, как делали это со дня вступления в орден. Исполняйте свой долг. Я знаю, что вы его исполните, ведь вы – зеленые рубашки. – Рук помолчал. – Вопросы есть?

Один солдат нерешительно поднял руку:

– Что же делать? С тем, что там осталось. С тем, что мы там видели.

– Это предоставьте мне, – улыбнулся Рук.

Когда его люди один за другим сошли на причал, я приблизилась к Руку. В темноте мне не видно было его глаз; лицо смутно маячило в свете покачивающихся фонарей.

– И что же именно ты намерен предпринять? – осведомилась я.

– Поговорю кое с кем.

– С кем это?

Рук покачал головой и хотел было отвернуться. Я придержала его за локоть и ощутила, как он напружинился в готовности отбросить меня или ударить. Но он овладел собой, и все прошло. Несбывшееся предвкушение оставило во мне сухое тусклое разочарование.

– Чего ты хочешь, Пирр? – негромко спросил он.

– Того, ради чего я здесь, – ответила я (моя ладонь ощущала тепло его кожи). – Хочу тебе помочь.

– Зачем, по-твоему, я взял тебя на барку?

– Барка – это начало, но далеко не конец.

– Началось все намного раньше, – покачал головой Рук. – Напавшие на барку словно разыгрывали сцены из кровавых баллад дельты – тех, что давно под запретом. Душезмейки, гребаные фиалки в глазницах…

Он опять покачал головой.

– С кем ты собираешься поговорить? – спросила я.

Рук устало потер лицо:

– Мы захватили несколько подстрекателей, раздувавших смуту.

– Одной из двух перебитых сторон были мятежники, – напомнила я.

Он отвернулся от причала с фонарями и от меня к бесшумно скользящей мимо черной