Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина

Я выхожу из дома, машу рукой Давиду, он яичницу на завтрак жарит. Привожу себя в порядок и приближаюсь к нему.

— Доброе утро, помочь чем-то? — Переминаюсь с ноги на ногу, комкая в руке полотенце.

Давид поднимает на меня взгляд, хищно усмехается. После вчерашней вспышки безумства я уже не чувствую к нему былой ненависти или злости, но и простить полностью не получается.

В его глазах читаются нежность и желание. Я до сих пор помню, что он особенно любил утренний секс. Просыпался с каменным членом, дразнил меня. Иногда я выныривала из сна оттого, что он медленно и мучительно проникал в меня, и вспыхивала словно спичка, принимала его в себя, наслаждалась сладкой мукой.

Скорее всего, он и сегодня проснулся возбужденный. Не могу перестать думать об этом.

— Доброе, Лер. Нет, все уже готово, позови Настю только, я сейчас быстро организую завтрак. Поговорить с вами хочу. Вчера после дороги все были уставшие, вымотанные, поэтому я дал вам возможность отдохнуть.

— Надеюсь, ничего плохого ты не собираешься нам сообщать. — На душе сразу неспокойно становится.

— Плохих новостей не будет, не волнуйся. Не сегодня точно. Беги.

Через полчаса, когда от завтрака остались лишь грязная посуда и несколько корок почерствевшего хлеба, Давид вдруг поднимется, упирается ладонями в стол, нависая над нами, обводит сначала Настю хмурым взглядом, потом меня.

— В общем, я хотел бы кое-что разъяснить и озвучить несколько правил. Думаю, вы и так это понимаете, но на всякий случай скажу: за территорию не выходить. Можете отойти метров на десять вдоль берега, там есть место, где можно спокойно зайти в воду, искупаться, но не дальше. Второе: здесь сильное течение, поэтому держитесь берега, если решите искупаться. Третье: иногда здесь могут шляться местные, к ним не подходить, разговоры не заводить и не поддерживать. Нам нужно спокойно переждать бурю, а когда все уляжется, за нами приедут и заберут. Если видите что-то подозрительное — сообщаете мне. После обеда я покажу вам место, где вы спрячетесь, если к нам пожалуют незваные гости. Ваша задача — сидеть тихо, не высовываться и наслаждаться вынужденными каникулами. Вопросы?

— Мы не можем снять номер в каком-то придорожном мотеле? Клянусь, я даже носа на улицу не высуну, — с надеждой спрашивает Настя, и Давид тут же жестко обламывает ее всего одним словом:

— Нет, — безапелляционно и холодно.

— Ну почему? Здесь ведь невозможно жить: жарко, комары всю ночь кусались, в доме жуткий запах, на тех кроватях кто только не спал, Давид! Там наверняка куча пауков. Господи, а вдруг, пока я буду спать, мне в кровать змея заползет?

— Нет, — повторяет Давид. — Но ты права: там слишком грязно, чтобы жить. Поэтому сегодняшний день посвятим уборке. Пойду наберу в ведро воды, а вы уберите со стола и начините выметать пыль.

Настя давится воздухом, закрывает и открывает рот, словно выброшенная на берег рыба. Она явно возмущена таким поворотом событий.

— Не собираюсь я ничего убирать. У меня маникюр, между прочим! — Ее лицо багровеет от злости, голос становится на несколько ноток выше. — Спасибо за завтрак, раз мы не собираемся никуда переезжать — я позагораю немного. Сейчас самое лучшее время для этого!

Она гордо задирает подбородок, проходя мимо Давида, и идет к реке.

Мы с ним переглядываемся, Леонов пожимает плечами, я фыркаю.

— Уберу со стола, а ты пока принеси воды. Там и в самом деле слишком грязно.

Глава 34. Лера

Несколько следующих дней проходят абсолютно монотонно. На улице вовсю льет дождь, мы втроем весь день находимся в тесном пространстве дома. Ни телефона, ни компьютера, ни телевизора. Доходит до того, что мы начинаем играть в города, чтобы не сойти с ума.

А еще между мной и Давидом искрит напряжение. Эти взгляды, полутона, улыбки, случайные прикосновения — от всего бабочки в животе трепещут, оживляя давно забытые чувства.

При Насте я держу с ним дистанцию. Сплю на отдельной кровати, не желая демонстрировать нашу близость и смущать ее. Правил приличия никто не отменял.

Давид не спешит ничего рассказывать, мы находимся в подвешенном состоянии, и неизвестность убивает, а запасы в холодильнике быстро кончаются.

Когда наконец-то погода улучшается, мы выдыхаем с облегчением. На улице на порядок прохладней, в стареньком вентиляторе теперь надобности нет.

— Я на рыбалку собираюсь, ты со мной? — спрашивает Давид, выходя из дома с рюкзаком и удочкой в руках.

Взгляд у него хитрый: задумал что-то. И не нужно долго гадать, чтобы прочесть его мысли и намерения.

Я киваю. Тело дрожать начинает от нетерпения. Я и раньше возбуждалась от одной мысли о сексе с ним, а после воздержания длиной в три года — вспыхиваю словно спичка от одного намека.

Часто злюсь на себя за это, ведь я должна быть более равнодушной и холодной к Давиду. Он предатель. Все закончится, и я уеду, наши дороги снова разойдутся. Не хочу страдать или скучать по нему.

— Настя здесь останется? — спрашиваю, оглядываясь на дом.

— Да, она спит, я записку оставил на всякий случай. Мы недалеко, там за деревьями спуск к берегу есть, место неплохое, в тени.

— Угу, — сглатываю ком, что стал поперек горла, и молча иду за ним.

Тело натянуто, словно тетива, чувствую, как при каждом шаге набухшее местечко между ног трется о трусики, разнося по телу волны возбуждения.

Мне хочется прикоснуться к Леонову, но я не позволяю себе этого. «Равнодушие, — повторяю себе, — холодность. Я должна испытывать их, а не трепетное ожидание, когда он вновь окажется внутри меня». Но вместо этого в голове лишь порочные картинки нашей последней близости.

— Давай руку, я помогу. — Давид первым спускается по деревянным ступеням, которые кто-то наспех смастерил.

Я принимаю его помощь, вкладываю руку в его горячую ладонь. Он придерживает меня, а когда я спрыгиваю на влажную землю, притягивает к себе, вжимает в свое тело, впивается пальцами в талию и жарко шепчет в самое ухо:

— Соскучился по тебе невероятно.

— Мы четыре дня были заперты в одной комнате.

— Ты поняла, о чем я.

Дыхание сбивается, когда его губы без промедления находят мои.

У меня от его близости, запаха мужского тела, напора закружилась голова. Я хочу его. Безумно. И без разницы, что мы находимся на улице, на открытой местности, где кто-то может нас издалека увидеть.

Я доверчиво прижимаюсь к Давиду, прикрываю глаза, через ладонь чувствую ритмичное биение его сердца. А в следующий момент отстраняюсь, понимая, что не сейчас. Не время.

— Ты рыбу ловить собирался. А я пока порисую, — сдавленным голосом произношу я, с силой сжимая в руке скетчбук и карандаш, что прихватила с собой из дома.

Давид нехотя отпускает меня, в глазах его бездна. Я опускаю взгляд вниз, на его пах, и из горла вырывается рваный выдох. Через спортивные штаны проступает его возбуждение.

Он кивает и начинает раскладывать снасти.

— Возьми, земля холодная, — протягивает мне плед.

— Спасибо.

Я стелю себе рядом с раскидистой ивой, метрах в десяти от Леонова. Здесь спокойно, тихо, хорошо. По ту сторону берега где-то вдалеке виднеются несколько точек. Это люди, которые тоже приехали на рыбалку.

Пока Давид увлечен удочками, я открываю чистую страницу, и карандаш начинает скользить, нанося первые штрихи. К своему стыду, я рисую пошлые картинки с Давидом в главной роли. Ничего не могу поделать с собой. Смотрю на него, а в голове рой воспоминаний.

— Клюет, — радостно восклицает он, послав в мою сторону взгляд.

Я откладываю в сторону альбом, подхожу к нему, чтобы разглядеть улов. Крупный карасик.

— Неплохо, Леонов, — улыбаюсь я.

— И это только начало. На ужин юшку приготовлю.

Следующие полчаса проводим не разговаривая. Давид с удочкой в руке, я же ложусь на плед, рассматриваю голубое небо и думаю.

Внезапно на меня падает чья-то тень. Опускаю взгляд, вздрагивая от того, с какой жадностью и темнотой в глазах смотрит на меня Давид. Он нависает надо мной, замирает. Словно боится, что откажу.