Загадка песков - Эрскин Чайлдерс

В другой раз Беме снова пробежался по списку, но на этот раз букву называл он, а Гримм давал лаконичные ответы. Ответы указывали вроде как на числа, но я не уверен. Иногда по нескольку минут кряду не слышно было ничего, кроме скрипа перьев да нечленораздельного бормотания. Но из всей этой навозной кучи я выудил пять жемчужин – четыре существительных с шипящими звуками и название, уже встречавшееся мне ранее. Существительные были следующие: «Schleppboote» (буксиры); «Wassertiefe» (водные глубины); «Eisenbahn» (железная дорога); «Lotsen» (лоцманы). Название тоже было звонким, поэтому легко уловимым на слух: «Эзенс».

Два или три раза я распрямлялся, давая отдых затекшей шее, и заодно бросал взгляд на часы, потому что время работало против меня, как во время недавней нашей гонки. Нам доставят просьбу прибыть на ужин, и к этому моменту необходимо быть на яхте. Туман оставался столь же густым, а свет, и без того неяркий, стал еще хуже. Как они-то сами вернутся на Нордерней? И как добрались сюда с Юста? Удастся нам опередить их? Сочетания времени, приливов, расстояний – как раз те самые цифры, в которых я совсем не силен, крутились у меня в голове в тот самый миг, когда внимание стоило полностью сосредоточить на другом деле. Двадцать минут пятого; двадцать пять… Дэвис говорил, что после половины пятого вода покроет берег. Мне придется идти к маяку, но это в опасной близости от дороги к пристани… А до меня все еще доносились голоса из комнаты. Было примерно 16.35, когда снова послышался грохот отодвигаемых кресел. Кто-то встал, собрал бумаги и вышел. Другой человек, не поднимавшийся с сиденья, Гримм, стало быть, последовал за первым.

С минуту в конторе висела тишина, потом до меня впервые за весь вечер донесся нормальный немецкий, не сопровождаемый скрипом перьев и шорохом бумаг. «Стоит еще подождать», – сказал я себе. И стал ждать.

– Он настаивает на приезде, – сказал Беме.

– Ах! – В этом восклицании фон Брюнинга слились удивление и протест.

– Я назвал двадцать пятое.

– Почему?

– Прилив в лучшей фазе. Ночной поезд, разумеется. Передайте Гримму, пусть готовится. (Далее неразборчивая ремарка фон Брюнинга). Нет, в любую погоду. – Потом смех коммандера и несколько слов, которые мне расслышать не удалось.

– Только одна, с половинным грузом.

– … встреча?

– На станции.

– Ну, как там туман?

Похоже, это действительно было все. Оба встали и подошли к окну. Я отпрыгнул в сторону, услышал звук поднимаемой рамы и под прикрытием этого шума улизнул на безопасное расстояние.

– Гримм! – позвал фон Брюнинг.

Возможное появление шкипера и открытое окно убедили меня, что избранная линия отступления теперь слишком опасна. Единственной альтернативой было идти в обход большого здания. Каким бесконечным показался мне этот обход! И все это время я понимал, что спасительный курс на зюйд-ост с каждым шагом теряет ценность. Я миновал закрытую дверь, обогнул два угла и окунулся в бездну тумана. Потом извлек компас и погрузился в расчеты.

«Прежде был зюйд-ост… теперь я сместился к востоку. Стало быть, надо держать примерно на ост».

И вот с ошибкой в счислении на добрых четыре румба я двинулся в путь через поросшие травой кочки и глубокий песок. Берег все не показывался, я встревожился, несколько раз сверялся с компасом и наконец понял, что заблудился. Мне хватило ума не усугубить положение попыткой искать путь в тумане, и, выбрав меньшее из зол, я дунул в свисток, сначала потихоньку, потом громче. Рев туманного горна раздался в аккурат за спиной. Я засвистел опять, потом бросился бежать со всех ног, ориентируясь на периодические сигналы. Через три или четыре минуты я выскочил на берег и запрыгнул в ялик.

Глава XXIII

Смена тактики

Мы отвалили без слов и гребли, пока берег не скрылся из виду. Тут кто-то окликнул нас.

– Отзовись, – шепнул Дэвис. – Сделай вид, что мы – галиот.

– Хей-хо! – прокричал я. – Где мы?

– У Меммерта, – последовал ответ. – Куда направляетесь?

– Делфзейл, – просуфлировал Дэвис.

– Делфзейл! – проревел я.

Послышалось предложение, в конце которого угадывалось слово «якорь».

– Течение несет нас на восток, – вполголоса сообщил Дэвис. – Сиди и не шевелись.

Больше окликов не было.

– Какие успехи? – поинтересовался мой друг после пары минут дрейфа.

– Пара зацепок и приглашение на ужин.

Зацепки могли подождать, приглашение – нет, поэтому с него я и начал.

– Как им-то удастся вернуться? – спросил Дэвис. – Если туман продержится, пароход наверняка опоздает.

– Нам не стоит полагаться на удачу. У депо стоит какое-то небольшое паровое судно, да и развиднеться может. Каков наш кратчайший путь?

– В условиях прилива пойдем по прямой линии на Нордерней, все мели уходят под воду.

Закончив приготовления (лампу Дэвис зажег заранее, как установил и компас), мы, не теряя времени, тронулись в путь. Он расположился на носовой банке, откуда удобнее было следить за штевнем лодки, лампа и компас лежали на настиле между нами. Сумерки начали переходить в темноту, непроглядную, густую, но мы все так же летели вперед по бескрайнему простору, сидя в маленьком круге оранжевого света. Борясь с усталостью и напряжением, я сосредоточился на добытых ключах к тайне, пытаясь восстановить в памяти мельчайшие подробности подслушанной беседы.

– Чего тут может быть семь? – окликнул я однажды Дэвиса, думая про литеры от «A» до «G». – Прости, не отвлекаю, – добавил я, так и не дождавшись ответа. – Я видел звезду, – была моя следующая реплика после долгого перерыва. – А теперь она исчезла. А вот опять! Прямо за кормой!

– Это боркумский маяк, – ответил через некоторое время Дэвис. – Туман рассеивается.

В лицо повеял прохладный ветер с запада, и с первым дуновением туман начало сносить прочь, и вскоре открылся прозрачный, усеянный звездами свод небес, все еще подсвеченный отсветами заката на западе и слегка серебрящийся на востоке от поднимающейся луны. Впереди замигал маяк Нордерней, и Дэвис получил возможность оторвать усталые глаза от пятна света.

– Проклятие! – выругался он вместо благодарности, и я был с ним совершенно солидарен. В тумане наш ялик мог потягаться с пароходом, но при ясной погоде наши шансы таяли.

Была четверть седьмого.

– За час управимся, если подналечь, – сообщил мой друг, взяв пеленги на оба маяка. Он указал звезду, которая должна постоянно находиться за кормой, и я снова пустил в работу ноющую спину и стертые ладони.

– Что ты говорил насчет семи чего-то там? – спросил Дэвис.

– Чего тут может быть семь?

– Островов, конечно. Это зацепка?

– Не исключено.

Засим последовала одна из самых удивительных наших бесед. Одна память хорошо, а две лучше, поэтому, чем быстрее я поделюсь с приятелем сведениями, тем больше шансов ничего не упустить. И вот, экономя дыхание, я вкратце поведал ему свою историю и ответил на столь же сдавленные вопросы. Разговор спас меня от гипнотизирующего влияния звезды за кормой, а нас обоих – от чувства глубочайшего переутомления.

– Шпионит в Чатэме, подонок, – прошипел Дэвис.

– И что с того? – спросил я.

– О броненосцах, минах, фортах не упоминали?

– Нет.

– Об Эмсе, Эмдене, Вильгельмсхафене?

– Нет.

– О транспортах?

– Нет.

– Думаю… я прав… в конечном счете. Это что-то связанное… с проливами… за островами.

Итак, этот увядший было росток снова пробудился к жизни, в то время как у меня фразы, противоречащие этой теории, глубже всего запали в душу.

– Эзенс, – возразил я. – Тот городок за Бензерзилем.

– «Wassertiefe», «Lotsen», «Schleppboote», – в свою очередь, подбирал аргументы Дэвис.

– «Kilometre», «Eisenbahn», – доносилось с моей стороны.

И так далее. Не стану утомлять читателя дальнейшей передачей этого диалога. Достаточно сказать, что вскоре мы поняли – суть заговора остается для нас загадкой. С другой стороны, появился новый след, и даже множество. Да и возник новый вопрос: стоит ли нам пойти им либо придерживаться принятого накануне решения и нанести удар тем оружием, которое у нас в руках? Был еще один животрепещущий вопрос, один среди многих: будет ли конец сюрпризам этого богатого на события дня? Прийти к определенному мнению я затруднялся, но чувствовал уверенность, что ответ мы узнаем сегодня за ужином.

Тем временем мы приближались к острову Нордерней. Зее-Гат был пересечен, и, подгоняемые последним порывом приливного течения и видя красный огонь на восточном пирсе, мы незаметно стали ослаблять усилия. Но отдыхать я не смел, потому как на такой стадии усталости механические движения оставались последней надеждой.

– Огни за кормой, – выдохнул я. – Два: белый и красный.

– Пароход, – отозвался Дэвис. – Но идет на юг.

– Теперь три.

Аккуратный треугольник из драгоценных огней – топаза, рубина и изумруда – обрисовался прямо позади нас.