Череп под кожей - Филлис Джеймс

Сэр Джордж Ральстон стоял к ним спиной и смотрел в наполовину зашторенное окно. Бакли подумал, намеревался ли он таким образом продемонстрировать, что не может повлиять на мальчика ни словом, ни взглядом. Но такая поза выглядела нелепо, тем более что в полной темноте он точно не мог ничего увидеть. Бакли никогда в жизни не оказывался в такой тишине. Однако в ней чувствовалось что-то положительное: это было не отсутствие шума, а тишина, которая обостряла восприятие и придавала важность и достоинство каждому слову и действию. Он в очередной раз пожалел, что они сейчас не в полицейском участке, где постоянно слышатся чьи-то шаги, хлопают двери, звучат голоса и прочие привычные звуки повседневной жизни. Здесь же осуждающе относились не только к подозреваемым.

На этот раз рисунок у Грогана получился безобидным, даже очаровательным. Похоже, он решил заняться реконструкцией своего огорода. Аккуратные ряды пухлых кочанов капусты, карабкающиеся вверх ростки огненно-красной фасоли и поросль папоротниковидной моркови материализовались под его рукой. Он сказал:

– Значит, после смерти матери вы жили в семье ее брата и находились там, когда леди Ральстон приехала с визитом летом 1978 года и решила вас усыновить?

– Формального усыновления не было. Моим опекуном был дядя, и он согласился, чтобы Кларисса стала… кем-то вроде приемной матери, полагаю. Она взяла на себя полную ответственность за мою жизнь.

– И вы восприняли это с радостью?

– С огромной радостью, сэр. В обществе дяди и тети жизнь была не очень благосклонна ко мне.

Странно, что мальчик употребил такое выражение, подумал Бакли. Это прозвучало так, словно ему в руки попала газета «Миррор» вместо «Таймс» и его лишили вечернего портвейна.

– И вы были счастливы с сэром Джорджем и его женой? – Гроган, не в силах удержаться от сарказма, добавил: – Жизнь проявила к вам благосклонность?

– В высшей степени, сэр.

– В лице вашей мачехи? Вы так и относились к ней, как к мачехе?

Юноша вспыхнул, бросил взгляд в сторону молчавшего сэра Джорджа, облизал губы и произнес:

– Да, сэр, полагаю, что так.

– В течение последнего года или около того ваша мачеха получала весьма неприятные послания. Что вам об этом известно?

– Ничего, сэр. Она не рассказывала мне. Мы не часто видимся… виделись, – добавил он. – Я учусь в школе, а выходные она часто проводила в своей квартире в Брайтоне.

Гроган вытащил одну из записок из папки и подвинул ее Саймону.

– Они все примерно одинаковые. Эта вам знакома?

– Нет, сэр. Это цитата, не так ли? Из Шекспира?

– Это вы мне скажите, юноша. Вы же учитесь в школе Мелхерст. Так вы никогда не видели таких посланий раньше?

– Нет, никогда.

– Ладно. Предлагаю вам рассказать, чем именно вы занимались между часом дня и двумя часами сорока пятью минутами.

Лессинг опустил взгляд на руки: видимо, он сознал, что методичное потягивание пальцев наводит на мысль о том, что он нервничает, и ухватился за подлокотники, словно хотел удержаться от того, чтобы не вскочить. Однако его рассказ был последовательным и ясным, а уверенность только крепла. Он решил пойти поплавать перед спектаклем и отправился прямо к себе в комнату после обеда. Там он надел под джинсы плавки и шорты, захватил свитер и полотенце и прямо через газон отправился к берегу. Около часа он гулял по пляжу, потому что Кларисса предупредила его, что плавать сразу после еды нельзя. Потом вернулся к маленькой бухте за террасой и вошел в воду около двух часов или чуть позже, оставив одежду, полотенце и наручные часы на берегу. Он никого не видел во время прогулки или плавания, но сэр Джордж говорил, что смотрел, как он подплывает к берегу, в бинокль, когда сам возвращался в замок после наблюдения за птицами. На этой фразе он снова бросил взгляд на отчима, словно в надежде получить одобрение, но ответа не последовало. Гроган сказал:

– Сэр Джордж Ральстон так и сказал нам. А что потом?

– Ничего, сэр. Когда я возвращался в замок, мистер Горриндж увидел меня и подошел. Он рассказал мне про Клариссу. – Последние слова он произнес почти шепотом.

Гроган наклонил вперед свое красноватое лицо и тихо спросил:

– И что именно он вам рассказал?

– Что она мертва, сэр, и что ее убили.

– А он объяснил, как именно?

Юноша опять прошептал:

– Нет, сэр.

– Но вы, наверное, поинтересовались? Неужели вас подвело естественное любопытство?

– Я спросил, что случилось и как она умерла. Он сказал, что никто не может сказать наверняка до результатов вскрытия.

– Он прав. Вам не нужно больше ничего знать, за исключением того факта, что она мертва и, должно быть, ее смерть была насильственной. А теперь, мистер Лессинг, что вы можете сказать о руке умершей принцессы?

Бакли показалось, что сэр Джордж сейчас громко запротестует, но он по-прежнему не вмешивался. Юноша переводил взгляд с одного лица на другое, видимо, думая, что полицейские сошли с ума. Все молчали. Потом он спросил:

– Вы имеете в виду в церкви? Сегодня утром мы осматривали черепа в церкви. Но мистер Горриндж ничего не говорил об умершей принцессе.

– Это было не в церкви.

– Вы говорите о мумифицированной руке? Я не понимаю.

– Это мраморная рука, точнее – конечность. Конечность ребенка. Кто-то украл ее из витрины мистера Горринджа, которая стоит за этой дверью, и мы хотели бы знать, кто и когда.

– Думаю, я не видел ее, сэр. Простите.

Гроган закончил трудиться над огородом и как раз огораживал газон живой изгородью с аркой. Он поднял голову, посмотрел на Лессинга и сказал:

– Мы с ребятами вернемся сюда завтра. Вероятно, мы задержимся здесь на день или два. Если вам на ум придет какая-то мысль или вы вспомните что-то необычное или нечто, что может пролить хоть какой-то свет на произошедшее, каким бы незначительным это ни казалось, вы должны связаться со мной. Понятно?

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

Гроган кивнул, и юноша встал, в последний раз посмотрел на неподвижную спину сэра Джорджа и вышел. Бакли был почти готов к тому, что у двери он повернется и спросит, возьмут ли его на работу.

Наконец обернулся сэр Джордж.

– Он должен вернуться в школу в понедельник утром до полудня, когда истечет срок его освобождения от занятий. Насколько я понимаю, он может уехать?

Гроган возразил:

– Нам хотелось бы, сэр, чтобы он задержался до утра вторника. Это всего лишь вопрос удобства. Если он что-то вспомнит, было бы полезно выяснить это побыстрее. Однако он может уехать рано утром в понедельник, если вы считаете, что это важно.

Сэр Джордж колебался.

– Не думаю, что один день многое изменит. Для него же лучше уехать подальше отсюда и вернуться к учебе. Я свяжусь со школой завтра или в понедельник. Ему и так понадобится брать освобождение от занятий в связи с похоронами, но, я полагаю, об этом еще рано думать.

– Боюсь, что да, сэр.

Сэр Джордж был уже почти у двери, когда Гроган осторожно поинтересовался:

– Есть еще кое-что, о чем я обязан спросить. Ваши отношения с женой. Вы могли бы назвать ваш брак счастливым?

Идеально прямой силуэт на секунду застыл у двери, ладонь сэра Джорджа лежала на дверной ручке. Потом он повернулся к ним. Его лицо дергалось, как у человека, с которым случился нервный припадок. Потом он взял себя в руки.

– Я нахожу этот вопрос оскорбительным, главный инспектор.

Голос Грогана звучал по-прежнему вкрадчиво, и эта вкрадчивость таила в себе опасность.

– При расследовании убийства нам иногда приходится задавать вопросы, которые люди находят оскорбительными.

– Это не имеет никакого смысла, если нельзя допросить обоих. Теперь уже слишком поздно. Не уверен, что моя жена в принципе могла быть счастлива.

– А вы, сэр?

– Я любил ее, – просто ответил он.

Глава тридцать первая

После того как он ушел, Гроган выпалил с неожиданной яростью:

– Давайте-ка убираться отсюда. От этого места развивается клаустрофобия. Когда прибудет корабль с Ропером и Баджеттом?

Бакли взглянул на часы.

– Он будет здесь через пятнадцать минут.

Детективы Ропер и Баджетт должны были принять дежурство и остаться в кабинете, но лишь на одну ночь. Их присутствие было чистой формальностью. Никто в замке не просил предоставить защиту, да Гроган и не верил, что кто-то из гостей в ней нуждается. Он и так задействовал людей, не хватало еще тратить силы впустую. Весь остров, включая тайный проход к Дьявольскому котлу, тщательно обыскали. Если преступник оказался здесь случайно, то, очевидно, уже покинул Корси. Завтра полиция закончит допросы на острове и расследование переместится в полицейский участок Спимута. Судя по всему, подумал Бакли, для Ропера и Баджетта это будет скучное и отнюдь не самое приятное дежурство. Эмброуз Горриндж предложил им спальню и сказал, что оба полицейских могут обращаться к Мунтеру, если им что-то понадобится. Однако указания Грогана были совершенно ясны: