Мао Цзэдун и его наследники - Федор Бурлацкий

Следует отметить, что незнание иностранных языков было распространенным явлением среди китайской интеллигенции и отсутствие переводов на китайский язык произведений западной литературы ограничивало кругозор китайских коммунистов и Мао в частности. На это накладывался традиционный национализм, воспитанный на ложной героике прошлого.

Китайцы всегда смотрели на свою страну как на «срединную империю», и это неудивительно. В течение трех тысяч лет своей истории Китай никогда не вступал в контакты с внешним миром на равных началах, в том числе с более развитыми странами. Даже более могущественные, но находившиеся на более низкой ступени социального развития соседи Китая — монгольские и маньчжурские завоеватели — быстро ассимилировались и приняли китайскую культуру. И Мао Цзэдун с полной уверенностью в своей правоте, играя на патриотических чувствах аудитории, неоднократно заявлял: «Новый Китай, народный Китай, должен занять среди народов земли по праву принадлежащее ему место — первое место».

Мао Цзэдун, явно бравируя, в 1957 году говорил: «У меня прежде были различные немарксистские взгляды, марксизм я воспринял позже. Я немного изучил марксизм по книгам и сделал первые шаги в идеологическом самоперевоспитании, однако перевоспитание все же главным образом происходило в ходе длительной классовой борьбы»4.

Можно легко поверить ему на слово: вряд ли он когда-либо всерьез изучал произведения Маркса. В период, когда формировались взгляды Мао, на китайский язык вообще было переведено не так уж много работ Маркса, Энгельса, Ленина. Переводы их основных работ появились в Китае позднее, в 30-40-х годах. Читал ли их Мао? Трудно сказать. Во всяком случае, он почти не упоминает об этом в своих выступлениях.

Тем не менее в идейных взглядах Мао Цзэдуна в 30-40-х годах можно проследить определенную эволюцию — от мелкобуржуазной крестьянской революционности к овладению начальными основами марксизма-ленинизма. Но и тогда Мао, находясь в плену идеи национального возрождения Китая, не стал подлинным марксистом-интернационалистом.

Со второй половины 50-х годов под влиянием объективных трудностей, с которыми сталкивалась КПК на пути строительства социализма в экономически отсталой стране, а также усилившихся претензий Мао на роль руководителя «мировой революции» стала проявляться все более явственно еще одна эволюция в его взглядах — в сторону полного восстановления мелкобуржуазных и националистических идей, прикрываемых марксистской терминологией.

В одной из своих ранних статей Мао Цзэдун писал: «Мы должны впитывать все то, что может нам сегодня пригодиться. Однако со всем иностранным следует обращаться как с пищей, которая сначала разжевывается во рту, перерабатывается в желудке и кишечнике, смачивается слюной, желудочным и кишечным соком, а затем разделяется на отбросы, которые устраняются, и экстракт, который усваивается; только тогда пища становится полезной для нашего организма. Подобно этому нам не следует проглатывать все иностранное целиком, без разбора»5.

Оставим на совести автора «физиологические» сравнения. Возьмем суть дела: что Мао позаимствовал у марксизма, а что — отверг?

Менее всего его интересует теоретическая база марксизма — диалектический материализм. Мы не найдем у Мао Цзэдуна никаких мало-мальски серьезных попыток не только разработки, но и популярного изложения проблем философии естествознания, теории познания, логики и т. п. Это относится и к теоретическим основам Марксовой политической экономии. Мао Цзэдун никогда даже не задавался целью с фактами и цифрами в руках проанализировать современный капитализм или развитие капитализма в самом Китае. Экономика и экономический анализ всегда составляли «белое пятно» у Мао и маоистов. Теорию классовой борьбы и революции они и не пытались связать с экономическими законами общественного развитии. Пренебрежение подлинной теорией, то есть глубинным знанием действительности, неизбежно вело руководителей КПК к крайне упрощенным, схематичным и вульгаризаторским представлениям о проблемах современного мира.

Что касается исторического материализма, то в произведениях Мао Цзэдуна мы находим, как правило, две-три излюбленные темы: вопрос о противоречиях в общественной жизни, вопрос о роли практики как критерия истины и некоторые другие, которые, как показывает анализ, толкуются поразительно однобоко.

Теория строительства социализма в Китае также рассматривалась Мао Цзэдуном умозрительно, без какого-либо анализа экономической структуры китайского общества. Из его работ не видно, что он вполне отдает себе отчет в существовании объективных законов перехода от капитализма к социализму. Напротив, он уповает на волевые, насильственные, административные методы преобразования общества. Это, разумеется, отразилось и на характеристике самих идеалов социализма, которые выводятся не из потребностей высокоразвитого общественного производства, не из классовых интересов наиболее передовой социальной силы — пролетариата, а из представлений мелкобуржуазного уравнительства.

Пока Мао Цзэдун не претендовал на роль «ведущего теоретика» в освободительном движении, он охотно заимствовал не только отдельные мысли, но и приводил обширные цитаты из трудов классиков марксизма-ленинизма. И тем не менее все его работы, в том числе ранние, показывают, что он никогда прочно не стоял на почве марксизма. Это в особенности относится к тем проблемам, которые Мао пытался разрабатывать самостоятельно, применительно к условиям Китая.

Для нас имеет второстепенное значение вопрос о том, насколько искренне Мао причислял себя к подлинным или даже к «наиболее последовательным» марксистам.

Остается фактом, что он отбросил либо извратил важнейшие идеи, положения, стороны марксизма-ленинизма.

В сущности, для Мао Цзэдуна вся теория сводилась к нескольким постулатам: противоречия как обоснование необходимости насилия в обществе; партизанская война и крестьянская революция как универсальные способы завоевания власти; стратегия «скачка», «коммунизации», «культурной революции» как путь строительства социализма и коммунизма; военный коммунизм и режим личной власти как реальное воплощение диктатуры пролетариата; неизбежность мирового конфликта и развертывания гражданской войны как единственного пути мировой революции; «промежуточные зоны» и борьба против «сверхдержав» как средства объединения «революционных сил» вокруг Китая и т. п.

Зададимся вопросом: нужно ли было творчески применять общие принципы марксизма-ленинизма с учетом огромного своеобразия конкретных условий китайской действительности? Конечно же, нужно. Китай отличается существенными особенностями от стран Европы и Америки как страна с огромным преобладанием мелкобуржуазного крестьянского населения, страна, которая не прошла сколько-нибудь значительного пути капиталистического развития, страна с длительными (более 2–3 тыс. лет!) имперскими традициями. Кроме того, существуют еще обычно недооцениваемые особенности в психологии населения Китая, в сознании которого не могло не оставить глубокого следа тысячелетнее господство конфуцианства и других феодальных идеологических течений.