Степь в крови - Глеб Булатов

– А! Господин есаул! – Зетлинг нагнулся над лукой и подал руку. – А это что? В кабацкой драке?

– Как можно! – желая опровергнуть подозрение Зетлинга, Куцеба попытался снять бинт.

– Не нужно, – остановил его Зетлинг. – Тогда где же?

– В бою под Егорлыцкой! – гордо ответил есаул.

– Неужто? Сколько я вас помню, вы были не охотник до чужих свар.

– До чужих я и сейчас не охотник. Но коли большевички на наш Дон пришли, так самое время грудью встать.

– И что теперь? В госпиталь?

– Только оттуда. Забит до отказа, не продохнуть. Но вы меня не списывайте. Есть еще порох! – есаул выпятил грудь и самодовольно сообщил: – Я назначен командовать ротой ополченцев.

– Что за ополченцы?

– Так, собрались городские субчики, купеческие сынки да прочие. А я над ними. Уму-разуму буду учить!

– Что ж, успехов. Только знайте, раз уж от вас зависят чужие жизни, что город нам не удержать, и армия начала переправу через Дон. Так что и вам мой совет здесь не задерживаться.

– Не может такого быть, чтобы сдали столицу! – Куцеба болезненно воспринял известие. – Это добровольцы могут сбежать, а казаки никогда такого не допустят.

– Дело ваше. Удачи!

Зетлинг пришпорил коня и оставил обескураженного есаула в снежной пыли. Пронизывающий ветер резвился в белой и ледяной степи. Ослепительная чистота раскинулась окрест на десятки видимых глазу верст. И только одна черная от людского и животного потока утоптанная полоса дороги вела прочь от города.

Зетлинг скакал рысью, пробираясь сквозь плотную массу беженцев. В толпе шли дети и женщины, телеги с ранеными, но больше всех в ней было бесстыдных, отъевшихся харь. На дезертиров смотрели как на обыденное, такое же, как и все прочее, естественное и потому ищущее спасения в бегстве.

Зетлинг прошел с армией весь путь поражений от падения Воронежа до битвы под Егорлыцкой. Он был ранен и изможден. По иронии судьбы, попав в город вместе с отступающими тылами, он не нашел другого места для жилья, кроме как достопамятного номера в пятом этаже гостиницы «Дон», из окна которого шагнул в вечность Никанор Иванович.

Зетлинг по достоинству оценил насмешку судьбы. Но вкусить благ городского комфорта не успел. Этим утром, когда штабс-капитан разложил скудные пожитки и намеревался позавтракать, в дверь номера постучали. На пороге стоял коридорный. Он сообщил, что внизу дожидается юноша и желает видеть господина штабс-капитана. Чувствуя беду, Зетлинг спустился в фойе. Навстречу ему вышел почти мальчик, вчерашний гимназист, с рассеченным лицом и висящей левой рукой. Он был одет по форме драгунского полка Минина.

– Рядовой Черкасов! – представился юноша. – Имею честь служить добровольцем драгунского полка и…

– Я вижу, – прервал Зетлинг и, взяв юношу под локоть, отвел в сторону. – Не привлекайте лишнего внимания. Вы от Минина?

– Так точно. Я в городе по ранению, и господин ротмистр просил разыскать вас.

– Я слушаю.

Черкасов набрал в грудь воздуху и одним дыханием выпалил:

– Он ранен в грудь осколком снаряда. Фельдшер утверждает, что пробито легкое. У него горячка… – Черкасов запнулся. – Он бредит и повторяет ваше имя. Вот, собственно, все.

– Где ваш полк?

– На позициях. Но вчера вечером вахмистр раздобыл подводу, и сегодня утром господина ротмистра хотели отправить в город.

– Ясно, – Зетлинг в раздумье провел ладонью по заросшему щетиной подбородку. – Что с рукой?

– Отморозил, – Черкасов виновато улыбнулся.

– И?

– Два дня не чувствую. Сейчас в госпиталь. Пускай режут, все одно пропадать.

Зетлинг объехал затор, возникший от столкновения двух кибиток, и в нескольких десятках шагов впереди увидел телегу с копной сена и снежной шапкой, а рядом с ней двух драгун.

– Кого везете? – окликнул драгун Зетлинг.

– Раненого, – сухо ответил вахмистр.

Зетлинг спрыгнул с коня и подошел к телеге. На ней, укутанный одеялами и накрытый соломой, лежал Минин.

– Саша, – Зетлинг коснулся его плеча, – Саша.

– Господин, вы кто?! – раздраженно вмешался вахмистр.

Штабс-капитан повернулся к нему злым, напряженным лицом и ответил:

– Моя фамилия Зетлинг.

– Так это вы! – обрадовался вахмистр. – Знать, Черкасов разыскал вас?

Не отвечая, Зетлинг приподнял одеяло на груди Минина. Ротмистр лежал неподвижно.

– Перевязали?

– Так точно. Сделали, что смогли. Но на фронте паника, части бегут, лазареты и вовсе пропали.

– Как он был ранен?

– Давненько мы вместе воюем, так ничего подобного и не приключалось. А ведь в какие атаки ходили! – рябое скуластое лицо вахмистра расплылось в горделивой ухмылке. – А тут на тебе. Стояли мы биваком под сопкой рядом с нашей батареей. Вечер был, смеркалось. Мы с ротмистром по чарочке выпили, ну, я на боковую, а Александр Евгеньевич пошел караулы проверить. И вдруг! – вахмистр всплеснул руками. – Как вдарили по нам большевички! Снаряды так прямо градом и посыпались. Наши ответили, значит. И все стихло. А время идет. Я забеспокоился и пошел, думаю, погляжу, где ротмистр. Вижу, несут родимого. Когда стрельба началась, он… тут его… – вахмистр не нашел слов и замолчал, покручивая ус.

– Вам в город надо?

– В общем, нет. Так только, ротмистра хотели в госпиталь устроить.

– Но тогда поезжайте, я сам все сделаю, – Зетлинг вскочил в седло. – Примите командование и сохраните отряд, покуда ротмистр не поправится. И учтите, мы сдадим город. Так что постарайтесь как можно скорее перейти через Дон. Прощайте!

Зетлинг пришпорил коня.

Новочеркасска удалось достичь лишь затемно. К Минину не возвращалось сознание, и Зетлинг ехал перед телегой наедине с гнетущими мыслями.

Застава на въезде в город не пропускала беженцев. Бранью и нагайками казаки заставляли их освобождать дорогу. Снег перестал, и окреп мороз. Отогнанные беглецы съезжали с дороги, еще надеясь пробраться в город окольными путями. Поутру многих из них нашли обмороженными среди степи.

Телегу с Мининым пропустили. Площадь перед войсковым госпиталем была запружена кибитками и колясками. Сестры и доктора тщетно пытались привести в успокоение мечущихся людей. В госпитале было смятение. Душный, пропитанный кровью и печной копотью воздух висел под потолком. Коридоры наполняли стоны. Все койки были заняты, и людей складывали рядами вдоль стен. Санитаров не хватало. Многие умершие подолгу лежали с искривленными лицами. Легкораненные сновали по зданию, суетились, курили и помогали товарищам.

Зетлинг растерялся. От вида гниющих, рваных ран, изуродованных тел и лиц его стало знобить. Он пробовал обратиться к кому-то из докторов, но его не замечали. За окнами наступила ночь, но госпиталь, плохо освещенный, грязный и зловонный, продолжал бурлить. Зетлинг в недоумении застыл посреди фойе, провожая глазами всякого человека в белом халате и не зная, как быть.

Он уже было отчаялся найти приют для Минина в госпитале и решился везти раненого друга к себе в номер, а утром разыскать врача и, быть может, предпринять еще что-то, как внезапно обратил внимание на пристально наблюдающую за собой сестру. Это была совсем юная барышня с пепельными кудрями и большими напуганными глазами. В белом халате и чепце с красным крестом она выглядела строго и вместе с тем наивно. Зетлинг улыбнулся ей. Ее внешность показалась ему знакомой.

Заметив доброжелательность Зетлинга, сестра преодолела робость и подошла. Она держала ладони сложенными на фартуке, и от волнения снимала и вновь надевала серебряное кольцо на безымянном пальце.

– Дмитрий Родионович, – чуть заикаясь, заговорила сестра тонким детским голосом, – вы меня не узнаете? И верно, не узнаете, – повторила она и потупилась.

– Нет, признаться.

Мимо пронесли кричащего от боли раненого. У него не было руки, а лицо было обожжено и изуродовано.

– Бедный, – жалостливо сказала сестра, проводив взглядом раненого, – а ведь здесь весь госпиталь полон таких несчастных. Да что там, весь город, вся страна… Вспомните, пожалуйста, Дмитрий Родионович, мы с вами виделись всего однажды. Это было в мае. Тогда вы пришли к Марии Александровне и застали меня…Вы должны вспомнить.

Зетлинг напряженно сморщил лоб, но ничего не приходило на ум. Признаться, его сейчас несравненно больше воспоминаний о подругах Петлицкой заботила судьба Минина.

– Не помните? Меня зовут Вера. Я была вместе, – она устыдилась этого «вместе» и покраснела, – с графом Алексеем Алексеевичем Гутаревым.

– А! – Зетлинг живо представил себе цветущую физиономию Гутарева и заплаканные глаза его подруги, приревновавшей графа к Петлицкой. – Так это вы? Вы изменились. Похорошели.

– Какой там… Просто теперь у меня есть настоящее дело, доброе и важное. Это меня бодрит.