Степь в крови - Глеб Булатов

Тася печально сидела в углу на табурете и, казалось, плакала. Лишь лакей, застывший у входа, являл собой ту трепетность, к которой привык Аваддон.

– Капитан Самсонов, ваше дело разрешено. Я вижу, вы победили темницу. Ваша семья до недавнего времени находилась в Финляндии. Но Юлия Сергеевна говорила, что ей неуютно жить так близко от советской границы. Она собиралась перебраться в Лейпциг к кому-то из своих друзей. Вероятно, вы без труда разыщете ее там?

– Конечно! Мне уже передали письмо, – Самсонов был растерян и дрожащим голосом выразил свою признательность.

Но его не слушали. Аваддон в задумчивости смотрел за спины гостей. Глаза его сузились и блестели желтыми кошачьими зрачками. Вдруг он встрепенулся и обратился к Зетлингу:

– Что до вас, то мне остается лишь спасовать перед обстоятельствами. Ваше нежелание идти по предложенному мной пути мне понятно. Воля ваша. Живите, как сочтете нужным. Но знайте, что другого предложения вы не получите. И выйдя отсюда, вы станете чужим, много знающим и чрезвычайно опасным врагом. Я не стану наносить удар первым. Но малейшая ваша оплошность, любая опрометчивость может поставить точку в вашей жизни. Если желаете знать мое мнение, то лучшее для вас исчезнуть, заставить забыть о себе и больше никогда не попадаться на моем пути. Я знаю вас как благоразумного человека. Вы знаете меня как человека, имеющего обыкновение держать слово. Но в вашем случае дело гораздо глубже и серьезнее. Я поступил опрометчиво, излишне отдернув завесу тайны, отделяющую наш союз от стороннего мира. Я отдернул завесу для вас, но вы не пожелали ступить за нее. Отныне будьте осмотрительны.

– Не утомляйте меня угрозами. Я вас понял и не нуждаюсь в пояснениях. Скажу больше, я жажду лишь одного – исчезнуть, забыть этот мир и построить другой, свой, маленький и защищенный. И с вами, милостивый государь, мне не по пути.

– Будем считать, что мы сговорились, – Аваддон подался вперед и, кряхтя, налил себе виски. – Будем считать, что сговорились, – повторил он, осушил стакан и довольно крякнул. – Двоих из вас я удовлетворил. Остается третий и самый взыскательный. Так, Александр Евгеньевич? – Аваддон с насмешкой взглянул на Минина. – Что я вижу? Вы обладатель чудного перстня! Разрешите взглянуть.

Аваддон увидел кольцо Минина, и лицо его вдруг переменилось. Минин неохотно снял перстень и протянул Аваддону.

– Перстень достался мне от деда. Он участвовал в знаменитой атаке кавалергардов под Аустерлицем и в числе немногих остался жив.

– Это дар императора? – Аваддон положил на ладонь огромный золотой перстень с выложенным бриллиантами двуглавым орлом. – Великолепная работа. Храните его.

Минин взял перстень с худой и белой руки Аваддона. В желтых глазах Черного человека ротмистру почудилась злорадная насмешка.

– Вы меня не любите, я знаю, – произнес Аваддон, – и правильно делаете. И еще правильнее, что не доверяете мне своей жизни. Не скрою, я сумел бы оказать услугу всякому, в ком нуждаюсь, но со временем за мои труды пришлось бы расплачиваться. И цена обыкновенно несоизмеримо выше человеческой жизни. Вы верно поступали, что ничего не требовали с меня, и мне нечего с вас потребовать.

– Я, господин вершитель судеб, в ваших услугах не нуждаюсь!

– Жаль…

Аваддона прервал вошедший в залу матрос. Лицо его было рассечено и кровоточило.

– Господин! Они приближаются. Мы столкнулись у заставы. Часть их отступила, а другие обошли нас и рассыпались по лесу.

– Хорошо. Продержитесь до темноты?

– Должны.

– Ночью уйдем.

Матрос в знак согласия наклонил голову и вышел.

– Неразбериха. И даже я бессилен. Слишком часто приходится смиряться с обстоятельствами.

– С кем было столкновение? С казаками? – спросил Зетлинг.

– О, нет! С ними я бы давно сговорился. Перестрелка была с наступающим авангардом Первой конной.

– Это невозможно! – Зетлинг в волнении поднялся.

– Отчего же? Разве на пути сюда вы не видели бегущих казаков? Не слышали перестрелку? Корпус Шкуро сдал оборону и в панике откатывается к городу.

– Будут уличные бои, – стальным голосом произнес Минин.

– Не думаю. Шкуро подвела самонадеянность. Он был уверен, что разгромит Буденного в чистом поле. Ему это не удалось, но город не был подготовлен к обороне. И казаки больше не станут драться. Это очевидно. Троцкий сумел собрать в кулак резервы и теперь, сколь стремительно ваша армия наступала на север, столь же безостановочно она будет откатываться на юг. В тылу восстания. Казачество истощено. Все устали от бойни. Этой ночью с падением Воронежа будет вбита веха, после которой пути назад уже не будет!

Аваддон встал. В мечущихся по стенам языках пламени чернела его высокая, худая фигура. Его хриплый глухой голос надрывался. А за частоколом, уже близко, нарастала ружейная стрельба.

– Тася! – будто только сейчас вспомнив о присутствии дочери, воскликнул Аваддон. – Попрощайся с господами и иди собираться. Мы отправляемся.

Тася встала, поклонилась гостям и выбежала вон, не в силах сдерживать рыдания.

– Было время строить воздушные замки. Пришел час взрывать мосты. Капитан! – Аваддон возвысил голос. – Без сомнения, ваш подвиг не останется безвестным. И не ваша вина в том, что все рухнуло. В этом нет ничьей вины. Здесь действуют силы, находящиеся вне нашего разумения и власти. Прощайте же.

Аваддон вышел. Следом исчез слуга. Три наших героя остались одни в огромной зале. Камин догорал. Стрельба и артиллерийская канонада нарастали и оглушительным ревом врывались внутрь.

– Нам пора, – сказал Зетлинг.

По пустому дому они вышли на крыльцо. Двор был безлюден. Солнце село, но тьма еще не спустилась на землю. Моросил дождь. Туман и сырость расползались по земле, взбирались на холмы и дорожные насыпи. Три гнедых жеребца рвали удила у коновязи.

Пушки на другом конце леса заливались раскатистым грохотом. Из города доносилось эхо от взрывов и бурчание пулеметов. Внезапно во всеобщий гвалт вторглось нечто новое, накатистое и могучее. Собрав в решающем ударе все силы, Шкуро повел кавалерию в атаку. Рассыпавшись лавой и сметая передовые разъезды красных, казаки опрометью, на плечах бегущих, ворвались в лес. Началось беспощадное истребление. Рубились все со всеми. Без выстрелов, в надвигающейся тьме, среди исполинских дубов, потеряв строй, казаки бились за мертвый город за своей спиной.

Наводненный большевиками лес встретил степную лаву стойко. Заваливая овраги телами, две стремнины рассыпались на мелкие, беспорядочно мечущиеся группы. Спешившись, казаки врукопашную остервенело пробивались вперед. Битва достигла стен покинутой усадьбы Аваддона.

Вдруг, на миг, все смолкло.

– Что-то будет, – веско пояснил Минин, с напряженным лицом вслушиваясь в шум боя.

Выждав, когда иссякнет наступательный порыв последней атаки Шкуро, большевики бросили в бой резервы. Конница красных ворвалась в город.

– Нам пора, – с сожалением в дрогнувшем голосе сказал Зетлинг. – Лес, должно быть, чист.

– Тогда по коням! – воскликнул Минин.

– По коням! – подхватил Самсонов.

В воротах Минин поднял коня на дыбы, пронзительно по-степняцки свистнул и поскакал вслед за друзьями.

Эпилог

I

В Новочеркасск вернулась война. Звуки и запахи жизни заглушил грохот пушек. Размазанная по огромному снежному блюдцу степи, белая армия откатывалась на юг, к городу. Под руку с ледяным ветром в дома врывалось отчаяние.

Шли двадцатые числа декабря 1919 года. На подъездах и в пригородах скапливались шумные обозы с ранеными и беженцами. Тиф косил тысячи людей. Обмороженные тела сталкивали в кювет, и обозы ползли дальше. Но страшнее канонады и ночных зарниц над горящими станицами, страшнее мора, голода и всех зримых бедствий этой грозной зимы было отчаяние. Безнадежность обосновалась в глазах людей, молодых и доживающих свой век, еще бьющихся и уже оставивших надежду.

Но паники не было. Для нее не оставалось сил. Было вязкое, липкое, холодное безразличие. Люди не хотели драться, не могли бежать и не умели достойно погибать. Они равнодушно отдавались року. И он не заставлял напоминать о себе. Воодушевленная легкими победами Красная армия сжимала кольцо вокруг донских столиц…

– Господин штабс-капитан!

Зетлинг натянул поводья и обернулся. Расталкивая локтями зевак, из толпы навстречу ему пробивался есаул Куцеба.

– Господин штабс-капитан!

Левая рука есаула висела на перевязи, но по выражению лица и энергичным движениям можно было заключить, что этот факт нисколько не омрачает его приподнятого настроения.

– А! Господин есаул! – Зетлинг нагнулся над лукой и подал руку. – А это что? В кабацкой драке?