Убийство в Озерках - Мария Шкатулова

— И что же, нашла что-нибудь?

— Нашла. Но платят столько, что ни квартиру, ни комнату я снять не смогу. А мне надо еще маме в Курск посылать: мама болеет и работать не может. Да и работы там нет.

— А с Павлом Аркадьевичем ты пробовала говорить?

— Раньше пробовала.

— И что же?

— Ничего. Говорит, чем тебе плохо? Я ему объясняю, что мне учиться надо, а он: потом да потом. А пока подожди. Я и жду. Сижу и жду.

— Что ж ты так одна и сидишь? И никаких подружек у тебя нет?

— Да где их взять? Я ведь никуда не хожу. Если уйду надолго — например, работу искать — он звонит и выспрашивает: где была да что делала? И если, говорит, слушаться не будешь, я тебе денег больше не дам. А не даст, так мне придется в Курск возвращаться. И что я маме скажу? Она радуется, что у меня все хорошо…

— И что же, сам он тоже с тобой никуда не ходит? Ни в кино, ни в театр, ни в гости?

— Нет. — Тоня всхлипнула и рукой вытерла нос. — Какие там гости? Один раз привел сюда мастера, фотоаппарат чинить, и то велел мне в кухне сидеть, пока он тут. И еще из милиции один раз приходили. И все.

— Из милиции? Зачем?

— У него недавно жену убили, — она опять всхлипнула.

— Кто убил?

— Не знаю, он не говорил. Сказал, что убили, на даче. И все.

— А приходили — к тебе?

— Да.

— Зачем?

— Не знаю. Спрашивали, не хочет ли он меня замуж взять.

— Зачем это им, как ты думаешь?

— Не знаю, — пожала плечами Тоня.

— А еще что спрашивали?

— Да ничего особенного, — и Тоня пересказала свой разговор с оперативником.

— Ну вот что, — сказала Нина. — Комнату я тебе устрою и совершенно бесплатно. У моего отца хорошая комната в коммунальной квартире, но он женился и живет теперь в Туапсе. Так что жильем, будем считать, ты обеспечена. Теперь второе. Если хочешь, буду заниматься с тобой английским языком…

— Конечно, хочу, — сказала Тоня и вытерла слезы.

— Денег я с тебя, конечно, не возьму, но потребую, чтобы ты занималась, как следует.

— Я буду, буду, — сказала Тоня. — Я и в школе всегда хорошо училась. Я все буду делать. Если хотите, буду убираться у вас, и готовить — я умею — и все, что скажете… Только заберите меня отсюда…

— Заберу, но сначала мне надо туда заехать, привести все в порядок…

— Я сама все сделаю, все уберу, только заберите.

— Но ведь ты не можешь просто так уйти, ничего не сказав? Или можешь?

— Что же мне, разрешения у него просить? — Тоня с укором взглянула на нее.

— Да нет же, я говорю не о разрешении, но ведь ты должна его предупредить, что уезжаешь, отдать ключи?

— Да, конечно… Он на днях должен прийти, принести деньги за квартиру.

— Вот и прекрасно. А я пока приведу в порядок комнату и постараюсь что-нибудь узнать насчет работы.

Ночью никак не удавалось заснуть и, сидя в темноте на чужом диване, Нина думала, что, если бы Марго была рядом, она бы сказала ей «пару ласковых» по поводу происшедшего у Тони и, наверное, была бы права. У нее у самой проблем полон рот, чтобы еще навязывать на свою голову проблемы совершенно постороннего человека. Но так получилось, и теперь уже ничего не поделаешь. Она взяла с Тони обещание, что та ничего не расскажет «Павлу Аркадьевичу», и оставила ей свой номер телефона, так как с завтрашнего дня собиралась перебраться домой.

«По крайней мере, буду хоть спать у себя, — думала Нина, которая ненавидела чужие постели. — Все равно о Салтыкове мне больше ничего не узнать». В который раз она перебирала в памяти связанные с ним и рассказанные Тоней подробности, и не находила в них ничего, что могло бы пролить хоть какой-то свет на его участие в убийстве.

Нина почувствовала, что замерзла. Она легла, натянула на себя одеяло и закрыла глаза. Здесь холодно и неуютно. А дома пусто и никто ее не ждет. Васи нет и, наверное, уже не будет. И семь дней до суда.

3

Не успела Нина войти в свою квартиру, как зазвонил телефон, и Лёля, прерывающимся от волнения голосом сказала, что Миронова целую неделю их обеих разыскивает и зачем-то срочно хочет видеть.

— Что-нибудь случилось? — спросила Нина.

— Ничего не знаю: сказала, что все объяснит, когда мы придем.

— Сама-то ты где пропадала?

— Мне предложили поработать с американцем, и пришлось согласиться: волка ноги кормят. А ты чем можешь похвастаться? Узнала что-нибудь интересное?

— Узнала — о сексуальных фантазиях Салтыкова.

— А у него есть сексуальные фантазии? — Лёля недоверчиво хмыкнула.

— Да, кои-какие, — сказала Нина, — только позволь мне об этом не распространяться, тем более что к убийству это не имеет ни малейшего отношения.

Договорились отправиться к Мироновой не откладывая, и на следующий же вечер, в половине восьмого они звонили ей в дверь.

— Ну наконец-то! — воскликнула Елена Афанасьевна, увидев их на пороге, и по выражению ее лица обе сразу поняли, что что-то произошло.

— Что случилось? — спросила Лёля, не успев сесть.

— Случилось то, что я была у Салтыкова.

— Ну? — выдохнула Лёля.

— Ну и, похоже, вы были правы.

— То есть как?

Они обе вздрогнули от неожиданности, так как меньше всего ожидали подобного поворота событий.

— Тогда, неделю назад, после вашего ухода я стала припоминать кое-какие подробности, и некоторые из них показались мне ужасно странными. И я решила проверить: и его, и себя. А так как я знала, где Люся купила себе кольцо, которое с нее якобы снял Юрганов, я на следующий день отправилась туда и купила точно такое же.

Нина и Лёля слушали, затаив дыхание.

— Накануне мы договорились, что я приду к нему взять кое-что из Люсиной одежды. Он привел меня в спальню, а сам пошел вниз, потому что ему кто-то позвонил, кажется, Бренда. Когда я услышала, что он возвращается, я достала кольцо и с невинным видом спросила, не то ли это самое.

Миронова немного помолчала: казалось, ей неприятно вспоминать этот эпизод.

— Ну, и что же? — не выдержала Лёля.

— Если бы вы видели его лицо в этот момент… Он ужасно испугался. Я предполагала, что если убил он, то он мог спрятать кольцо где-нибудь в квартире, но, конечно, я ни в чем не была уверена. Мне просто повезло, — она усмехнулась. — Я думаю, он спрятал его где-нибудь в спальне и решил, что я нашла его и сейчас уличу в обмане и в убийстве.

— Но что ты ему сказала? Как ты объяснила, откуда оно у тебя?

— Очень просто: сказала, что купила, потому что давно хотела иметь такое же.

— И он поверил?

— Наверняка — да. Тем более что я еще при Люсе говорила ему, что кольцо мне нравится.

— Как тебе это пришло в голову?

— Не знаю: как-то пришло.

— Значит, ты думаешь, это он… убил ее?

— Чем еще объяснить такую реакцию? Возможно, убил не сам, так как у него есть алиби, а, что называется, «заказал» ее?..

— Его алиби чрезвычайно спорно, — сказала молчавшая до сих пор Нина и рассказала то, что ей удалось узнать от Саши Лопухова.

— Ах вот почему вы спрашивали меня, понимает ли он в программировании… Он действительно не мог сделать это сам. Но кто ему помог? Я не знаю ни одного человека из его окружения, кто разбирался бы в таких вещах. И потом, разве можно к кому-то обратиться с подобной просьбой, не рискуя, что человек догадается?.. Об этом убийстве говорила вся Москва: у Люси было полно знакомых. Если предположить, что Салтыкову удалось кого-то обмануть, то после убийства цель такого обмана стала бы совершенно очевидна. — Миронова помолчала. — Нет, что-то я себе с трудом представляю, чтобы у Салтыкова был сообщник: он человек недоверчивый, а в таком деле… И потом, я никак не могу понять — зачем он это сделал? Ведь должен же быть мотив?

Миронова вышла в другую комнату и вернулась, держа в руках два больших фотоальбома и несколько пакетов с фотографиями.

— Вот, посмотрите. Это фотографии, сделанные за тридцать лет нашей дружбы. После Люсиной смерти я их разбирала по годам и лучшие вклеила в альбом. Когда я вернулась от Салтыкова, я снова достала их, чтобы посмотреть новыми глазами, и не нашла ничего особенного: Салтыков такой же, как всегда, вернее, такой, каким он был последние пятнадцать лет — чуть-чуть обиженный, чуть-чуть брюзгливый, но в остальном — вполне довольный жизнью человек.

Миронова выложила фотографии на стол. На старых, еще черно-белых, чета Салтыковых в молодости. Людмила Константиновна в летнем платье, на фоне старой дачи в Комарове — сосны, гамак, два шезлонга в глубине слева, пожилой господин с бородкой и в панаме. «Это ее отец, Константин Петрович Долинин, профессор Ленинградского университета, — поясняла Миронова, — а вот Салтыков». Салтыков в шортах, Салтыков в тренировочных штанах, Салтыков с теннисной ракеткой, Салтыков на фоне надувной лодки. А вот они вместе: она улыбается и слегка отстраняется от него, а Салтыков смотрит на нее сбоку и видно, что он влюблен, как мальчишка. А вот зимние снимки. Она кидается снежками и хохочет, а Салтыков отряхивается и что-то кричит, — очевидно, ему досталось. «Это в Озерках, в начале семидесятых. Тогда у них была крошечная деревянная дачка с верандой».