Солдаты Вечности - Алексей Евтушенко

- Тебе тоже повезло, – отвечала Лестия, – что ты выжил. Сколько у тебя было шансов? Один из десяти? Два?

- Я думаю, семь. Или даже восемь. Трудно сказать точнее.

- Для этого нужно оцарапать и ввести гной сотне человек и посмотреть, сколько из них умрёт, а сколько переболеет и выздоровеет? – догадалась Лести.

- Лучше тысяче, – сказал Йовен. – И чем раньше мы это сделаем, тем вероятнее, что выживем. Я имею в виду не только брашенцев или даже нас, рашей, но и всех айредов на шаре под названием Лекта.

- Так это правда?

- Что?

- Что наш мир круглый? Папа говорил, что это всё непонятные и богопротивные выдумки ученых книжников.

- Да, правда. Когда-нибудь я тебе объясню. Или сама прочитаешь... Погоди, а ты читать-то умеешь?

- Умею, – гордо сказала Лестия. – И читать, и считать, и даже писать. А то как бы я помогала отцу? Ему надо было записывать крупные заказы для памяти. Чтобы знать – сколько, кому, когда и почём. А он не очень хорошо с этим справлялся. «Я люблю горбатиться за гончарным кругом, – часто говорил он. – А за бумагой, чернилами и книгами пусть глаза портит кто-нибудь другой». – Она вздохнула. – Жалко, что он умер. Я любила его.

- Он был хороший айред, – сказал Йовен. – И мы всегда будем помнить о нём.

- Мы? – подняла на него синие, как небо ранней осенью, глаза Лестия.

- Да, – сказал он и сам не понял, как у него вырвалось: – Лестия, хочу, чтобы мы с тобой были вместе. Всю жизнь.

Их поцелуй был долгим и сладким, а потом... потом ей ничего не оставалось делать, как согласиться на рискованное предложение Йовена.

Это случилось вечером второго дня.

И ещё три дня Йовен не отходил от метавшейся в бреду жены – про себя он уже называл Лестию женой, хотя до священника они пока не дошли. Да и остались ли в Брашене священники?

А затем кризис миновал: Лестия сумела выкарабкаться. Йовен воспринял отступление Ржавой Смерти как господне чудо. Воспринял обоими сердцами. Потому что разумом осознавал – чудо это он во многом сотворил своими руками.

Он накормил Лестию похлёбкой, сваренной из последних остатков продуктов (конечно, она не шла ни в какое сравнение с той, что готовила Лестия, но всё-таки была способна кое-как насытить выздоравливающий организм), и сказал, что должен выйти из дома – пора было добыть еды.

- Только возвращайся поскорее, ладно? – шёпотом (от слабости ей было трудно говорить) попросила Лестия и улыбнулась такой доброй и лучезарной улыбкой, что Йовен чуть не заплакал от охватившей сердце щемящей нежности.

Город опустел.

За три часа, проведённые на улицах Брашена и в его домах, Йовен не встретил ни единой живой души. А вот трупов, многие из которых уже начали разлагаться, он увидел предостаточно.

Ему, бывшему ученику городского лекаря, а теперь и лекарю самостоятельному, было ясно, что уже как минимум дня четыре, а то и все пять мёртвые тела с улиц, а также из домов не вывозились.

Некому?

Неужели они с Лестией остались здесь одни?

Странно. По его расчётам, Ржавая Смерть при всей своей ненасытности ещё не должна была выкосить всех горожан. Разве что оставшиеся в живых, дойдя до полного отчаяния, покинули город? Если это так, то плохо – придётся искать следы, вычислять, по какой дороге они ушли, потом догонять... А время дорого. Оно всегда было недешёвым, а уж сейчас ему и вовсе цены нет. Вернее, цена одна – жизнь айредовская. Или смерть. И то, и другое равно принимается судьбой к оплате.

Йовен не поленился и после того, как наскрёб в заплечный мешок по чужим (ныне уже ничьим, потому как хозяева умерли и некому было предъявить права на собственность) погребам картошки, сала и лука, поднялся на самую высокую в городе колокольню храма – того, что располагался в двух шагах от Рыночной площади.

Хоть бы одно живое шевеление... звук шагов по мостовой... скрип телеги... стук открывшегося ставня... возглас или пусть даже крик...

Неужто действительно никого не осталось?

Йовену стало страшно.

Он не боялся мертвецов и пустого города. Он боялся, что слишком поздно нашёл способ, как победить Ржавую Смерть.

Он перевёл взгляд направо – туда, где на горе, покрытой лесом, располагался княжий детинец, и прикрыл глаза ладонью от слепящего солнца.

Показалось или нет?

Кажется, в синее небо поднимается прозрачный белесоватый дымок... Да, точно. Это дым. Едва заметный, тающий в солнечных лучах, но – дым. И не просто дым – от костра, к примеру, или горящего дома, – а из печной трубы. Значит, в княжьем детинце ещё остались айреды и надо идти туда. Хорошо бы, если и сам князь жив – Йовену есть что ему рассказать.

Он вернулся домой. Лестия спала и улыбалась во сне... Когда она проснулась, Йовен рассказал, что видел.

- Я думаю, все, кто остался жив, заперлись в детинце, – предположил он. – Как во время осады. Детинец – последняя надежда. К тому же он на горе, и князь с дружиной и прочими могут думать, что Ржавой Смерти труднее туда добраться.

- А на самом деле это не так? – спросила Лестия.

- Может быть, и так. Частично. Недаром ведь в детинце заражались и умирали реже, чем в целом по Брашену. Но это всё равно не спасёт. Разве что даст небольшую отсрочку. Если остатки горожан сейчас там, то, я уверен, среди них есть те, кто уже носит в себе заразу. И те, кто уже бредит в горячке. А это значит, что в конечном счёте гибель неминуема. Если только мы не поможем.

- Ты. Ты не поможешь. Ведь это ты придумал.

- Теперь уже мы, – улыбнулся Йовен. – Ведь ты со мной, верно?

- Да, если ты этого хочешь, – улыбнулась она в ответ. – Навсегда.

Затем наступила ночь, после которой прошёл ещё один день (Йовен опять поднимался на колокольню и окончательно убедился, что в детинце топят печи и готовят пищу. Значит, там есть живые, потому что мёртвым еда не нужна), и снова ночь, а наутро Лестия сообщила, что готова:

- Уверена, мне хватит сил.

- Хорошо бы подождать ещё день, чтобы ты окрепла, но... Ржавая Смерть ждать не будет. Мы и так рискуем не успеть.

Шли налегке, в заплечных мешках – только самое необходимое. Зачем тащить с собой лишние вещи, если всё равно не знаешь, какие из них тебе пригодятся завтра? Будет завтра, будут и вещи – вон целый стольный город Брашен забит ими. Бери – не хочу.

Медленно, несколько раз отдыхая за время пути, они поднялись к детинцу по мощёной дороге, трёхвитковой спиралью опоясывающей гору, и Йовен кулаком постучал в запертую калитку, врезанную в правую нижнюю четверть дубовых, окованных железом ворот.

ГЛАВА 30

Харчевня «Нагайка» занимала полуподвал трёхэтажного кирпичного здания постройки конца девятнадцатого века в старой, исторической части Бердска. В пяти минутах неспешной ходьбы от Бердского кремля, замкнувшего, подобно большинству кремлей древнерусских городов, свои мощные каменные стены в обширный треугольник по берегам рек Берди и Оби.

За всю свою жизнь Марта трижды бывала в столице Сибири Казачьей. Один раз в детстве, с мамой. Второй – по студенческому обмену после второго курса, на летних каникулах. И, наконец, три года назад, когда Патруль и Дозор согласовывали действия в одной из реальностей, а заодно и обменивались опытом. Для чего устраивали рабочие встречи широким составом. Сначала в Москве, а затем и в Бердске.

После чего Марта и запомнила, что вечерами свободные Дозорные часто собираются в «Нагайке» – выпить кружку-другую пива, поужинать и пообщаться вне служебной обстановки.

Кормили здесь вкусно, на стол накрывали быстро, а цены были вполне по карману людям с не самыми низкими доходами в стране. К тому же окрестные жители редко заглядывали в «Нагайку», предпочитая заведения попроще и подешевле.

Около двух с половиной часов назад Марта и Ольга без приключений выбрались из пустынного и по-осеннему тихого лесопарка, в ближайшей золото-валютной лавке обменяли часть золота на казачьи рубли и на рейсовом автобусе доехали до центра города.

Здесь Марта купила газету бесплатных объявлений и быстро нашла дорогое, но удобное съёмное жильё – двухкомнатную квартиру совсем неподалёку, хозяйка которой не потребовала от них никаких документов, справедливо полагая, что четвертной билет Государственного казначейства Сибири Казачьей сверх оговорённой платы вполне способен заменить собой любой паспорт.

- Удивительно, – сказала Оля, когда они, бросив вещи, вышли из дома на улицу.

- Что именно? – поинтересовалась Марта.

- Как-то здесь всё... непривычно свободно. Зашли, спокойно обменяли сто грамм золота неизвестного происхождения на рубли, никто и бровью не повёл. С хозяйкой понятно – ей налоги платить не хочется. Но золото? Оно ж, по идее, должно быть под строгим контролем государства, разве нет?