Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Мой отец думал то же самое.

– Когда вы вернетесь, я непременно буду ждать вас в Будгоще, – говорил он, обнимая меня на прощание. – Надеюсь, у вас будут к тому времени не только мужья – славные конунги, но и по пятеро… по семеро детей, один лучше другого.

Я смеялась сквозь слезы, воображая нас с Эльгой утонувшими в этой ораве детей.

Ревела и Аськина жена Пестрянка – он ехал с нами, а ей предстояло, едва покрыв голову, дожидаться его до зимы, не меньше. Всхлипывали и Володея с Беряшей, и моя мать, и все наши женщины…

Я была рада, когда лодьи наконец отчалили и вокруг стало тихо.

На широкой глади реки я вскоре успокоилась, осушила слезы и пришла в себя.

Река всегда утешает. Начинаешь понимать, что не тебя одного несет потоком жизни – таков общий закон. А слившись с рекой, обретаешь мир: ведь так или иначе, она приведет тебя на небо, потому что туда лежит ее неизменный путь.

Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть вперед по течению…

Везли меня сразу несколько родичей, не считая дружины: Аська, Бельша и вуй Гремята. Последний взял с собой жену: не очень-то ей хотелось пускаться в дальний путь, но раз уж меня везут «выдавать замуж», без сопровождения родственниц мне нельзя. Вот Аськина Пестрянка поехала бы с ним весьма охотно, но ее не пустила моя мать: она и женила-то сына, чтобы иметь помощницу в хозяйстве, а не чтобы она разъезжала, «что твой купец».

Мы двинулись сначала по Великой, потом по Черехе, а затем через волок пробрались на Узу.

Если я буду рассказывать об этом подробно, мы никогда не доберемся до главного.

А я ведь все время помню, о чем хотела рассказать и зачем взялась за это дело.

Но на свете так мало вопросов, на которые можно дать простой и короткий ответ, а мой – уж точно не из них.

В Будгоще мы надеялись разжиться новостями, но сами оказались вестниками. Здесь не видели Мистину и Эльгу и ничего не знали о наших делах.

Нет, я не буду рассказывать, что обо всем этом говорили Житинеговы родичи.

Мне только было очень жаль Вояну. У нее росли уже трое детей, и она ожидала четвертого. Войдя к ней, я окинула взглядом копошащихся на полу мальцов, со страхом ожидая обнаружить в том, что постарше, черты Князя-Медведя. Хоть я и не видела лица волхва, почему-то была уверена, что сразу узнаю рожденного от него ребенка. Может быть, у него медвежьи уши, как в сказании…

Но я его не узнала, пока Вояна не показала мне.

– А это мой старшенький… Первушка – Медвежье Ушко! – Она весело подкинула мальчика и дала мне подержать.

Она тогда еще не знала…

А я была так потрясена, что не сразу собралась с мыслями – хотя с Бельшей и вуем Гремятой мы условились, что Вояне все расскажу именно я.

У ее старшего ребенка не было княжьего имени – он звался только так, как она сказала. Но лицом и повадкой он был вылитый Видята Житинегович! Столь явное родственное сходство бывает заметно даже у родишек, а тут оно бросалось в глаза.

Хоть Вояна и побывала в медвежьем логове перед свадьбой, ее старший сын был ребенком ее мужа.

Но это ничего не меняло.

Ее Первушка – Медвежье Ушко принадлежал лесу.

Я пыталась внушить ей, что она отдаст его не в чужие руки, а своей собственной родной матери, которая будет ходить за ним, словно сама Макошь. Но и это не могло порадовать Вояну – ведь и матери она лишалась тоже.

В конце концов я просто обняла ее и заплакала вместе с ней.

Забрать у нее ребенка должны были Гремята и Бельша, когда поедут назад. Наверное, это случится не раньше зимы, у Вояны будет время привыкнуть к мысли о разлуке.

Если к этому вообще можно привыкнуть.

В Будгоще мы прожили несколько дней: и сами отдохнули, и дали хозяевам время расспросить нас обо всех новостях подробно.

А моих старших меж тем разобрало беспокойство: не станем ли мы такими же вестниками и в Зорин-городке?

Вуй Гремята ходил хмурый: князь едва уломал его возглавить этот поход, а ведь именно нашему большаку придется отвечать перед Дивиславом за исчезновение обещанной невесты. Но еще и самому «обрадовать» его этой новостью – счастье невеликое.

Мне было очень жаль вуя Гремяту.

Получив с пристани весть, что прибыл обоз из Плескова «с боярином и невестой», князь Дивислав сам вышел навстречу.

Даже почти выбежал.

Свадьба ожидалась осенью, и он с нетерпением ждал Зажинок. Но с чего бы невесту привезли на месяц раньше, чем он только думал посылать за ней? Уж не случилось ли у них чего?

Все было так, как ему сказали: длинный обоз, боярин Гремислав – старейшина любутской волости, а с ним – старший плесковский княжич Белояр. И девушка в лодье, высоко сидящая на сосновой укладке и покрытая белой паволокой от дурного глаза.

– Эк вы меня нечаянно обрадовали! – воскликнул Дивислав, дружески обнимая Гремислава, потом княжича. – А я еще пива не варил, да и снопы ржаные пока в поле колышутся[6].

Гремислав хотел ответить, открыл рот и опять закрыл. Переглянулся с княжичем – лица у обоих были странные.

– Что вы такие хмурые? – не понял Дивислав. – Что невеста моя? Здорова ведь, коли привезли?

И посмотрел на девушку в лодье. Но что там разберешь под паволокой?

Было ясно, что Дивислав ничего не знает. И думает, что ему привезли Эльгу!

– Лучше прямо здесь сказать, – торопливо шепнул Аська Бельше. – Если сильно осерчает, здесь отбиваться вольнее.

– Если в дом войдем – будем гостями, – напомнил Бельша. – А тут перебьют нас да в реку побросают.

Гремислав тоже надеялся на мирный разговор, поэтому уклонился от немедленных объяснений.

– Идемте! – спохватился Дивислав. – Простите, что такой я хозяин невежливый – огорошили вы меня! Я на Зажинках только думал по невесту посылать, а вы тут уже – как снег на голову. Идемте. Невесту бери – мои бабы ее устроят.

Он поспешно послал кого-то за Держаной. Она так и жила при нем, заправляя хозяйством и подращивая всех детей, его и своих. И теперь во главе всей этой ватаги уже бежала к причалу с поспешностью, небывалой для ее лет и положения. За прошедшие годы она потеряла еще пару зубов, но оставалась такой же худощавой и бойкой. Нежданное известие воодушевило ее так, что она то принималась смеяться, то утирала слезы.

– Хозяйка приехала… – бормотала она. – Княгиня наша… Уж я теперь на покой… с плеч долой… Ваша матушка новая приехала! – внушала она младшим детям, теребя за плечи попавшего под руку Вестимку.

Но мальцы сообразили только, что надо ухватиться за нее и зареветь. Никакой другой матушки, кроме Держаны, они не хотели.

А по пристани, по всему длинному предградью на слиянии Ловати и Полы уже летел слух: князю невесту привезли!

Отовсюду бежал народ – рыбаки, лодочники, торговые гости, жители Зорин-городка и ближних весей – желая хоть одним глазом глянуть на сватов и девушку под белой паволокой. Никто еще ее не видел, а уже всем было известно: и станом стройна, и лицом бела, а уж речь-то говорит, будто реченька журчит! Отовсюду слышались крики, раздавались обычные свадебные шутки, кто-то запел про серую уточку да ясных соколов.

Плесковские гости все лучше осознавали, в какой силок попали.

Дивислав уверен, что ему привезли его собственную обрученную невесту. И как они теперь скажут, что девка не та и везут ее куда-то в Киев? А он останется с пустыми руками?

Князь велел топить свою собственную баню; первыми Держана увела туда приехавших женщин, а мужчин Дивислав пока позвал к себе выпить квасу. Но и квас после жаркого дня в дороге их не развеселил.

– Что-то вы, други мои, смурные такие! – заметил Дивислав. – И…

Он скользнул взглядом по «печальной» рубахе Аськи и по одежде двоих других, выражавшей «малую печаль» по более дальнему родичу.

– Не приключилось ли чего худого с…

– Приключилась у нас беда! – подтвердил Гремислав. – Привелось нам проводить на тот свет воеводу нашего Велегора.

– Ох! – Дивислав раскрыл глаза, услышав имя своего предполагаемого тестя. – Что же с ним…

– Лиходеи его убили на Нарове-реке.

Гремислав стал неторопливо рассказывать.

Дивислав смотрел на него, сжимая на столе серебряную чарку с квасом, и уже не улыбался. Когда Гремислав упомянул о приезде киевлянина Мистины Свенельдича, взгляд хозяина стал еще более пристальным:

– Он что, к вам уже с женой приезжал? Он у меня тут был с супругой молодой, а не поминал, что к вам заворачивал.

Гремислав опять переглянулся с Бельшей, собираясь с духом.

Потом откашлялся:

– Заворачивал. Еще как заворачивал. Умыкнул он у нас эту девку… сговорился с ней и умыкнул. Как оно на Ярилу[7] водится…

– У вас умыкнул? – едва веря ушам, повторил Дивислав и подался к нему. – Его жена – Улебова дочь из Волховца.