Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

Мы участвовали в памятной встрече Рождества в маленькой квартирке наверху, на четвертом этаже без лифта, на крошечной кухне, напоминавшей детский ресторан. В конце концов я уложила Уэйви спать, без чулка и без света, когда начинался рассвет последнего военного Рождества. В те времена Вашингтон был по-настоящему привлекателен, центр мира. На той же неделе Скиап в гостях у Т.-Б. Сона, который угощал ее замечательным китайским обедом, а также в советском посольстве, где подавали водку и закуски под портретом царицы; и наконец, в бразильском посольстве, самом гостеприимном из всех, где она на всю жизнь обрела друзей – Мартенсов. Он – типичный образец настоящего джентльмена, прямой и лояльный дипломат; она – замечательная хозяйка, необыкновенно талантливый скульптор, друг художников, в основе ее характера заложены солидарность и дружба, чувство эпохи с ее ценностями, что делало атмосферу разнообразной.

Трудно сказать, как люди приезжали в Вашингтон и как уезжали. Вашингтон был связан со всеми странами мира, и свободными, и несвободными. Те, кто приезжал сюда с разных концов земного шара, шептали таинственно: «Мне надо поехать в Вашингтон…» – оставляя своих друзей в раздумьях о прекрасной и тайной миссии, которая привела их в этот город, ключ мира. Думаю, речь шла часто всего лишь о разбитых надеждах и хвастовстве.

Вашингтон, округ Колумбия, вершина самопожертвования и амбиций, идеализма и сплетен, роскоши и зависти, мозгов и пушек; место средоточия дипломатов и дипломатических интриг, белых галстуков и клетчатых пиджаков, дворцов и негритянских кварталов, мягкого южного говора и делового языка янки; город, который растет и в то же время остается одним из самых вычурных, в нем все говорят разом и шушукаются в сторонке. Город, в то время вовлеченный в смертельные деяния войны, где иногда чувствуешь себя в отдалении, а иной раз ходишь под легкой анестезией и воскресаешь из нее, чтобы оказаться в реальной жизни.

Секция Рошамбо собиралась переезжать, и Скиап подумала, что для нее тоже настал момент это сделать. После всех месяцев ожидания настал наконец час действия. Но снова невидимая рука нанесла ей удар – она не включена в группу, отправлявшуюся в Северную Африку. Как причину называли неумение водить автомобиль, но инстинкт ей подсказывал, что это неправда. Собрав все свое мужество, она решила попытать счастья у генерала Бетуарда, который руководил группой, и отправилась к нему в маленькую комнату в отеле. Там она получила четкий и короткий ответ: «Нет».

Когда думаю о том периоде, все еще не догадываюсь о действительных причинах. А было вот как. Я спрашивала снова и снова о мотиве отказа, но в последний момент все уклонялись от ответа. Я расспрашивала людей, обладающих властью, которые искренне меня любили и верили в меня; близких и надежных друзей, но так и не получила ответа. Вскоре я узнала, что такое чувство разочарования.

Капитан Уайят снова пришел мне на помощь. Он тогда командовал морской авиабазой «Куонсет». Вместе со своей очаровательной женой Камиллой он повез меня в свой дом, и я прожила там некоторое время, спокойно, в царившей там атмосфере любви. Я наблюдала за учениями молодых морских офицеров; занималась с их детьми в яслях базы под рев бесчисленных самолетов, улетающих и прилетающих. Я даже изучала в тренировочном зале пилотирование самолета, но моя карьера летчицы не продвинулась дальше этой фазы. Иногда офицер, который спускался на берег, рассказывал мне новости с континента, как будто в ночи медленно приоткрывалось окно.

Так я узнала, что Габ де Робилант, подобно святой Елизавете, родила второго ребенка через двадцать лет после первого; что моя секретарша Ивонна тоже родила ребенка – неожиданно, жизнь, несмотря ни на что, продолжалась. Мое дело на Вандомской площади уцелело, спряталось в нору, но все же существует.

Чилийский меценат Артуро Лопес, во время войны основавший свой штаб в Нью-Йорке, вдохновленный своей страстью к коллекционированию и любовью к Парижу, нашел способ привезти из Парижа две шляпки, их отправили в Буэнос-Айрес, оттуда – в Нью-Йорк. Жена отказалась их носить, и он попросил меня прийти и посмотреть, в результате чего подарил их мне, но заставил поклясться, что я их надену.

Это оказался первый краткий взгляд на моду из Парижа, ужасающую, но болезненно элегантную. Одна шляпка из толстого коричневого бархата походила на ту, что я носила в детстве, когда меня фотографировали в садах дворца Корсини.

Другая, которую надо было носить на самой верхушке головы, состояла только из вуали и синих и желтых перьев. Артуро устроил праздник в «Голубом ангеле», самом модном ночном клубе, и попросил, чтобы я ее надела. Так я и сделала, не имея ни малейшего представления, кто ее изготовил, – возможно, моя самая упорная соперница. Шляпка произвела сенсацию, и я поняла, какая от меня потребовалась наивная смелость, чтобы выйти в ней на публику. И в этот момент в «Нью-Йорк Сан» появилась статья, озаглавленная «Нацисты определяют парижскую моду». Именно тогда профсоюз моды пришел в движение, меня обвиняли в нарушении закона и донесли в Федеральное бюро расследований об этой франко-немецкой моде.

Совершенно верно, что некоторые журналы, издававшиеся в оккупированной Франции, проникали в Соединенные Штаты. Бумага, на которой они напечатаны, была на удивление роскошна, если принимать во внимание ее недостаток во Франции; иллюстрации – отвратительно тевтонские. Не знаю, что стало с теми шляпками, и очень сожалею, что потеряла их из виду, но они представляли исторический интерес. Вскоре после этого инцидента я удостоилась неожиданного визита из Бюро расследований. Точную причину мне прямо не указали, но задали несколько расплывчатых вопросов. В конце концов меня оставили в покое, потому что упрекнуть меня было не в чем; но это окончательно доказало мне, что кто-то меня преследует трусливо, непрестанно.

Начиная с этого момента жизнь превратилась в такую неразбериху, что стало непонятно, где мы находимся. Некоторые газеты, несмотря на то что русские сражались бок о бок с нами, называли их врагами. Абсурдно, без сомнения, опасно и, возможно, не очень дипломатично…

Повсюду туман, туман, но вдалеке неясный звук сирены пронизывает мрак…

Глава 15

6 июня 1944 года в два часа утра по американскому времени, как никогда раньше и будто повинуясь тайному и настойчивому приказу, я проснулась и, не успев открыть глаза, машинально повернула ручку маленького радиоприемника в изголовье кровати. Я услышала подробное описание высадки союзников в Нормандии. Больше ничего не существовало – ни комнаты, ни отеля, ни Нью-Йорка, – я полностью воспрянула духом. Мое сердце вибрировало, как струна арфы на ветру. Все телефонные линии Нью-Йорка дрожали и пели эту новость. Примирившись на час, друзья и враги объединились в стремлении первыми сообщить мне о таком чудесном событии.