Жена на время - Джули Тител

Герцог вышел из кареты и не спеша, поднялся по ступенькам в центральную часть здания. В накинутом на плечи плаще, держа в руках серые перчатки, он переступил порог и с усталой, отсутствующей улыбкой кивнул первому ливрейному лакею в белом напудренном парике, почтительно склонившемуся перед ним.

Его светлость начал подниматься по парадной лестнице, но, не дойдя и до половины ее, остановился и, обернувшись, обвел глазами великолепное убранство своего старинного дома. Внизу, в холле, появился сухопарый пожилой мужчина высокого роста. Его аккуратная скромная одежда, выдержанная в темных тонах, безошибочно указывала на род его занятий: это был личный камердинер герцога, его доверенное лицо.

– А, Робби! – лениво приветствовал его Толби. – Задержитесь на минуту, вы мне нужны.

Вышколенный слуга, всегда готовый удовлетворить малейшее желание его светлости, бесшумно поднялся по боковому крылу лестницы из черного дуба. Он последовал за хозяином по длинному коридору, ведущему в более современную и элегантную часть огромного дома. Только когда они миновали устланную пушистым ковром картинную галерею, которая нынешнему герцогу Клерскому никогда особенно не нравилась, Робби заметил тревожную перемену в настроении его светлости. С растущим беспокойством он наблюдал, как Толби, к счастью не подверженный капризам и не склонный к необъяснимым поступкам, на мгновение задержался перед знаменитым портретом своего предшественника, шестого герцога Клерского, слегка повернул голову и произнес странным, дрогнувшим голосом:

– Знаете, Робби, я привык считать все это своей собственностью.

Слуга пробормотал:

– Совершенно верно, ваша светлость. – Он утвердился в подозрении, что дело неладно.

Вскоре они дошли до покоев герцога – длинной анфилады комнат, состоящей из двух гостиных, просторной гардеробной и спальни, занимавшей треть нового крыла особняка. Пока Робби раздвигал шторы, чтобы впустить лучи послеполуденного солнца, Толби подошел к секретеру, поставленному по его распоряжению у широкой кровати. Он поколебался, прежде чем откинуть полукруглую крышку, и задумался, но через секунду очнулся и, подняв глаза, сказал:

– Интересно, Робби, слышали ли вы последние слухи?

– Небольшое приключение, касающееся леди Бэнсборо? – негромко спросил тот.

– Несносная женщина, – усмехнулся герцог. – Наделала кучу долгов в Бассете и чуть не разорила беднягу Бэнсборо. Он достоин глубочайшей жалости. Нет, я говорю о том, что случилось совсем недавно.

Робби ничего не слышал, если, конечно, его светлость не имеет в виду увольнение третьего ливрейного лакея.

– Уволен, вот как? – без всякого интереса спросил Толби. – Эта захватывающая новость не дошла до моих ушей, что неудивительно, поскольку я намеренно ограждаю себя от подобных мелочей. Нет, слух, о котором я упомянул, гораздо интереснее, и я не сомневаюсь, что ему суждена долгая жизнь, если не произойдет нечто такое, что навсегда покончит с ним. Дело вот в чем… Робби… Похоже, моего дорогого покойного кузена видели. В Англии.

Робби, любовно отряхивавший небрежно брошенный герцогом плащ, прежде чем повесить его в гардероб, замер:

– Что вы сказали, ваша светлость? Толби тихо рассмеялся.

– Твоя догадка верна. Речь идет о Рэкселле.

Камердинер возобновил прерванное занятие.

– Полагаю, эти слухи не соответствуют действительности.

– Так оно обычно и бывает, не правда ли? Однако данную сплетню я нахожу особенно… отвратительной. Мне стало бы легче, знай, я, к примеру, не заметил ли кто-нибудь в окрестностях поместья подозрительных личностей в последнее время.

– Нет, сэр.

– Вы совершенно уверены? За прошедшие шесть, вернее, уже почти семь лет мы наняли столько новых слуг, что я не могу полностью быть абсолютно уверенным ни в чьей преданности.

– Вы можете во всем положиться на меня, ваша светлость.

– Знаю, Робби. Вы мое утешение. Тот слегка поклонился.

– Вы слишком добры, ваша светлость. Будете переодеваться к обеду?

– Да. Надену сегодня синий бархатный камзол. Он хорошо сочетается с сапфирами и, как вы меня уверяли, очень мне к лицу. Но прежде хочу проверить кое-какие бумаги.

– Как вам будет угодно, ваша светлость. Толби помолчал и взглянул на своего верного слугу.

– Что вы знаете о некоей мисс Денвилл, Робби?

Тот постарался припомнить.

– Мисс Денвилл? Ничего, ваша светлость, но, по-моему, вы некогда были знакомы с сэром Гэретом Денвиллом.

– Это ее отец, – сообщил Толби. – Насколько я помню, он ничего из себя не представлял. Полное ничтожество. Промотал довольно значительное состояние и оставил дочь без гроша. Она хороша собой – отличается этакой своеобразной красотой – и не так глупа, как большинство ее ровесниц.

Дальнейших комментариев не последовало, и Робби, подошедший к двери гардеробной, чтобы достать указанный герцогом камзол, счел необходимым уточнить:

– Не думаю, ваша светлость, что вы когда-либо упоминали о мисс Денвилл.

– Потому что я ее раньше не встречал. Надеюсь, она жила весьма уединенно после смерти отца. Да, полагаю, раньше мы не встречались… Только вот…

– Да, ваша светлость?

– У меня такое ощущение, очень смутное… – начал Толби, но оборвал фразу на полуслове и, улыбнувшись, сделал неопределенный жест. – Уверен, у меня разыгралось воображение. Не обращайте внимания.

Убедившись, что интерес хозяина к мисс Денвилл не носит личного характера, камердинер поклонился и скрылся в гардеробной. Вернувшись, он увидел, что герцог открыл секретер и просматривает пачку писем.

– А, вот оно, Робби, как я и думал, – произнес Толби, поднимая глаза от пожелтевшего пергамента, который держал в руках. – Хотя мой итальянский уже не тот, что раньше. Боюсь, со временем иностранные языки забываются, если нет практики, а с тех пор, как я посетил Италию, немало воды утекло. Десять лет, если быть точным. Как бежит время! Неужели прошло уже десять лет, Робби?

Тот уточнил, что скоро будет двенадцать лет, с тех пор как они были в Италии в последний раз.

– Да, я не ошибся, все так, как я и думал. Память с годами тоже слабеет, но полагаю, в этом я не мог ошибиться. – Он бросил взгляд на письмо и пробежал глазами несколько строк. – В последнем письме, полученном от моего доброго друга Альвизе Пизано, есть такие слова: “II nostro саго Giovanni ё morto”. Полагаю, в переводе это означает: “Наш дорогой друг Джованни скончался”, не так ли?

Камердинер не мог похвастаться хорошим знанием итальянского языка – он знал лишь несколько расхожих фраз, – но подтвердил правильность сделанного хозяином перевода.

– Да, – продолжал Толби, – полагаю, Альвизе выразился совершенно ясно. Джованни действительно… morto. По-итальянски звучит гораздо лучше, вы согласны? Не так неприятно, как по-английски, меньше похоже на окончательный приговор. Остается лишь скорбеть о потере столь выдающегося специалиста. Джованни был подлинным мастером фальсификации. Какой точный глаз, какая верная рука! С каким пониманием он отнесся к моей просьбе! И все же, признаюсь, его смерть принесла мне немалое облегчение. Вы тогда разделяли мои чувства, не так ли, Робби?