Женщины его Превосходительства (СИ) - Кам Ольга

Но помимо этого, оно проникает под кожу вместе с осторожными ласковыми прикосновениями. Растекается жарким возбуждением по венам и пульсирует в висках. Не открывая глаз, медленно втягиваю носом воздух.

Чтобы почувствовать знакомый запах туалетной воды.

Чтобы убедиться, что это не игра моего воображения. Есть утро. Есть разговоры горничных в коридоре. Есть теплые ладони на моих бедрах. И едва уловимые поцелуи вдоль позвоночника.

– Сейчас принесут кофе, – его слова у самой шеи. Тихие и трепетные. Будто хрустальные. Голос низкий и глухой. – Будешь?

Первая фраза. После месяца молчания. Как будто нет ничего особенного в его появления в номере. Неожиданного. Без звонка и предупреждения. Будто бы нет ничего особенного в его легких поцелуях. Таких сдержанных, словно у нас впереди бесконечное количество минут. Пленительных и заманчивых. Словно именно так я и привыкла начинать новый день. С него. С его объятий. В его объятиях. Чувствуя кожей его улыбку. Вдыхая его запах. Разделив на двоих предвкушение близости. Желания и возбуждения. Под кончиками его пальцев. Внизу живота.

– Когда ты вернулся? – спрашиваю. Не открывая глаз и не шевелясь. Спрашиваю, изображая в голосе ровно такой же пофигизм, как у него. Будто нет ничего необычного в его ласках. Дразнящих и приглашающих. С каждой минутой все более настойчивых и требовательных.

Пока не становится ясно, что пить кофе в ближайшее время мы не будем.

Есть вещи, о которых знаешь наперед. И которые не хочешь менять.

Глупо менять хороший секс на даже очень хороший кофе.

– Пару дней назад, – жесткий воротник его рубашки царапает шею. Безразличие в словах царапает нервы. А равнодушие разносит в хлам всю надуманную мной романтику. А также последние остатки сна и терпения.

– Ты не позвонил, – я не имею в виду весь прошедший месяц. – Я могла быть не одна.

Романов замирает. Всего на секунду. Чтобы сбросить, разделяющую нас простынь. Чтобы обнять за плечи и развернуть меня к себе лицом. А потом дотронуться губами до скулы. И сдуть прядь волос.

Если он и слышал, что я сказала, то его это мало заинтересовало. Как всегда.

Он говорит:

– Ты всегда спишь обнаженной? Или и правда, кого-то ждала?

Он так близко, что между нашими губами остается всего каких-то пару ничтожных сантиметров. Которые очень легко преодолеть. Чуть подавшись вперед.

Чего я, конечно, не делаю.

А просто смотрю в его серо-голубые глаза. Изучаю внимательно тонкие черты лица и чувственный изгиб приоткрытых губ. Касаюсь пальцем ворота его рубашки и медленно расстегиваю верхнюю пуговицу. А за ней следующую. И следующую. Пока не добираюсь до пряжки ремня.

С удовольствием отмечаю, какой эффект производят на него мои незамысловатые действия. Как расширяются зрачки, и темнеет взгляд.

– У меня целый месяц не было, – сообщает он между поцелуями. – Тебя.

Для человека, у которого чего-то или кого-то не было, он выглядит слишком хорошо. С сияющим взглядом, золотым загаром, и отливающими бронзой волосами. Слишком хорошо, чтобы можно было подумать, будто он и вправду весь месяц провел не на отдыхе. От него до сих пор пахнет солнцем и соленым океаном.

В таких случаях от досады полагается закусывать нижнюю губу. И не давать развиваться мысли дальше. Дальше к песчаным пляжам, душным ночам, ледяным напиткам и лазурному прибою. Звездным ночам, лунной дорожке и жарким объятиям.

Особенно, когда в нарисованных картинах нет тебя. Это вдвойне обидно. Чуть ли не до слез. И на языке сами по себе начинают вертеться упреки. Пока еще мысленно, но в полной готовности сорваться и стать озвученными.

– Хорошо отдохнул? – это все, на что меня хватает. Потому что задавать вопросы иного характера не входит в мои обязанности.

Романов игнорирует мой вопрос. Отделывается быстрым «Вполне». И пресекает дальнейшее развитие беседы. Тем, что входит в меня. Резко и глубоко. Подхватывает за талию и прижимает к себе. Прикусывает тонкую кожу на шеи, а потом целует.

Мы трахаемся в самом прямом и грубом смысле этого слова. Перекатываясь на кровати и сминая под собой простыни. Не обращая внимания на стук в дверь и громкий голос официанта. Обслуживание номеров и утренний кофе. Которому, видимо, предстоит остыть. А официанту уйти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он сверху, а я провожу языком по его ключицам. Царапаю спину. Выгибаюсь. К нему навстречу. Обвиваю его ногами и тихо выдыхаю «Еще»

Еще. Еще. Еще. Пока не обязательно думать о чем-то еще. Пока достаточно того, что есть. Пока каждое его движение растекается по телу горячей волной. Пока сердце стучит в одном с ним ритме. Быстро. На пределе. В предвкушении.

Потом. Потом будет холодный кофе и его внимательный взгляд через стол. Все такой же отстраненный и цепкий. Будет он в небрежно наброшенной белоснежной рубашке на голое тело и не застегнутых брюках. В тишине гостиничного номера. Будут две чашки кофе. И вопрос между делом. Между нами. Между мной и им. Услышав который я крепче сожму тонкий фарфор и потянусь за сигаретой. Скользну взглядом по его запястьям и увижу, как бьется пульс в вене. Учащенный и сбивчивый. Хотя его губы будут плотно сжаты, взгляд останется чужим, а голос ровным. Но пульс…

– Ты была в больнице. Что случилось?

Глава 23

Итак, я сижу за столом, поджав ноги и опустив взгляд. Мои ладони крепко сжимают чашку с остывшим кофе, а между пальцами зажата сигарета. Которую я так и не прикуриваю. Ее кончик подрагивает. Едва заметно. Словно в предвкушении. Словно ей тоже интересно, что же случится дальше. Какова будет альтернатива из двух предложенных вариантов. Моя версия.

Сидеть так неприятно. Неприятно чувствовать его взгляд. Изучающий и настороженный. Неприятно понимать, что это фиговая игра, в которую я совершенно не умею играть. Как оказалось. А в начале казалось, наоборот. Его вопрос действует как контрастный душ. Так словно тебя окатили ледяным потоком. От чего резко сужаются и начинают вибрировать сосуды. Так что немеют губы. И темнеет в глазах.

Меняю положение ног. Вытягиваю их и закидываю одну на другую. Беру себя и зажигалку в руки. И щелкаю колесиком. После чего выпускаю тонкую струйку дыма и делаю маленький глоток черного кофе. Жидкость растекается по небу и застревает в горле. Оседает горечью на языке. А я выдаю сногсшибательную улыбку. Самую лучшую, на какую только способна. Самую лучшую и самую откровенную в своей жизни. Самую легкую и самую непринужденную.

– А ты что за мной следишь? – нараспев. Чуть капризно. В старых добрых традициях мелодраматичного жанра. И похуй что краска сходит с моего лица. Как утверждала моя матушка – все дело в освещении. Главное найти правильный угол обзора. Например, поймать щекой слепящий солнечный луч. И тогда никто не обратит внимания на твой цвет кожи. Ты будешь вся в лучезарном сиянии, а не в полном дерьме.

Но от слепящих солнечных лучей слезятся глаза. Сетчатку режет, и хочется зажмуриться. В любых приемах есть свои минусы. Я допускаю ошибку. Делая еще один глоток, морщусь будто бы от горячего кофе. Хотя тот давно остыл. Чтобы иметь возможность опустить взгляд и взять передышку. Сморгнуть влагу. И дать глазам отдохнуть. Набрать воздуха и продолжить:

– Если следишь, зачем спрашиваешь? И так должен все знать.

Он скрещивает руки перед собой и отворачивается. Брезгливо отодвигает от себя кофе. Уверенна, остывшей бурдой, в отличие от меня, он давиться не будет. По крайней мере, один из нас двоих остается верным своим привычкам.

– Как ты это пьешь? – коротко бросает он, озвучивая мои мысли. – Я не слежу за тобой. У тебя есть счет, которым ты пользуешься. Поэтому еще раз. Что с тобой случилось?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Стоит ему повторить вопрос, меня передергивает. Будто это не вопрос, а ядовитая змея. Смертельно ядовитая. В период активной агрессии. Но агрессии в его голосе нет. Есть принудительные, нетерпеливые интонации, которые словно подталкивают тебя в спину. К ответу. К единственному правильному ответу, заключающему в себе правду.