Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше. «12 июня. Сдала растениеводство. На „хор.“.
Думала, будет «уд». Но впереди — политэкономия. Боюсь страшно. В. заявился сегодня в пять утра. Принёс большой букет ромашек. Он всю ночь не спал, был за городом, чтобы увидеть рассвет «в лугах». Сумасшедший. У него завтра почвоведение, а он ни в зуб ногой. Завалился спать. Пошли с Томкой на экзамен, оставив его одного в доме. В. хотел остаться на ночь, с трудом выпроводила. Очень неудобно перед Томкой. Ещё подумает, что у нас любовь совсем как у взрослых. Когда В. ушёл, она разревелась. Кричала, что невозможно готовиться к экзаменам. Истеричка. Но что и сделаю, если В. любит меня? Я тоже. Очень. Только бы не завалить политэкономию. Если бы верила в бога, попросила бы крёстную поставить свечку в церкви…»
Ситуация типично студенческая. Любовь и сессия. Но у Аня хватало здравого смысла проявить волю. А может быть — жизненная необходимость? Стипендия для неё — вопрос настолько важный, что пренебречь ею было нельзя.
«26 июня. Сессия позади. Проскочила. В. завалил экономику сельхоза. Переживаю больше него. Хвост, наверное, очень неприятная вещь. Все лето думать об этом. Томка уехала в деревню. Советовалась с крёстной, где лучше подгаработать: пионервожатой в лагере или поехать в колхоз?
Пока не решила. В. уедет на каникулы в Одессу. Мы ещё пе расстались, а хочется плакать. Сегодня они обмывают окончание сессии. Ходили по нашей улице геодезисты. Что-то измеряли. Хорошо бы, если бы нас к осени снесли. Здорово жить в новом доме, с горячен водой, паровым отоплением…»
Аня поверяла дневнику, события своей жизни не каждый день. Наверное, в самые знаменательные дни.
Следующая запись — через неделю.
«В. продал заграничный транзистор. Я получила за лето стипендию. Живём! Он не пускает меня на заработки и и Одессу пока не едет. Можно хоть один раз наплевать на всё и ни о чем не думать?! Была крёстная. Предостерегала от необдуманного шага. Сначала, по её мнению, надо сходить о загс. Смешная! Верю, знаю, В. никогда меня не бросит.
Соседи думают, что мы уже расписались. В. сказал, что мы это сделаем обязательно. Завтра едем в Таллин. В свадебное путешествие. В. — замечательный. Ему ничего для меня не жалко…»
Насколько я понял, Залесский переехал к Ане. Любопытно, с кем и как они проводили время в Прибалтике?
«б июля. Таллин-красивый, чистый город. Старинные средневековые улицы. Большой собор. Ночью — светло, можно читать книжку. Белые ночи. Устроил нас в гостиницу „Раниу“ знакомый В., Генрих. Дали отдельный двухместный номер, хотя мы ещё не расписались. В. спит. Очень хорошо посидели в ресторане „Палас“. Все очень необычно и здорово. Никогда не встречала таких умных и культурных людей, как Генрих. Он старше В. лет на пятнадцать.
Наверное, хорошо зарабатывает…»
Меня охватило волнение. А что, если Генрих и «коробейник» одно и то же лицо?
«…Неужели все это происходит со мной?! Я счастлива, счастлива, счастлива! Хочется поцеловать В., но боюсь его разбудить…»
Удивительная непосредственность, искренность.
«10 июля. Ходили купаться в заливе. Вода холодная.
В, говорит, что у них, в Одессе, море значительно теплее.
Генрих возил нас на такси в Тарту. Тарту меньше Таллина, но такой же чистенький и уютный. В. сказал, что Генрих работает в порту по снабжению кораблей, которые уходят в загранилавание. Были дома у Генриха. Дорогая мебель, ковры, хрусталь. Слушали пластинки. Битлзы, Элла Фитцджеральд, Луи Армстронг. Потрясающе! Жарили в камине шашлык. В. читал свои стихи. Генрих собирает иконы…»
Неужели просто совпадение? Я старался не пропустить ни слова.
«…В. похвастал, что у меня тоже есть старинная икона.
Имел в виду «Параскеву Пятницу», что подарила мне тётя Фиса. Смешно. Откуда у крёстной может оказаться действительно редкая икона? Генрих заинтересовался. Пили через трубочки коктейли ид высоких стаканов. Вкусно. Но потом болит голова. Генрих сказал, что завидует В. Он всю жизнь ищет такую девушку, как я, по пока не нашёл. Приятно, когда о тебе так говорят. В. простыл. Чихает и кашляет. Мне нравится за ним ухаживать. Я всё больше люблю его…»
Итак, скорее всего, неизвестный гость Залесских и есть тот самый Генрих. Морские словечки, возможность приобрести иностранные безделушки у моряков, вернувшихся из заграничного плавания, интерес к иконам. Мои предположения, что он жил и работал в портовом городе, оправдались. Только это была не Одесса, а Таллин. Но где и как Залесский познакомился с Генрихом, оставалось неизвестным. Во всяком случае, в дневнике Ани об этом не сказано ни слова. Вполне может статься, что знакомство их началось, в Одессе. Вполне. Точно утверждать это рискованно.
И все же такую возможность я не исключал. Видать, «коробейник» очень благоволил к своему юному другу, если водил его по дорогим ресторанам, катал на такси в другой город и вообще проявлял такое расположение, которое допускается лишь при очень близких родственных или дружеских отношениях. А может быть, это аванс на будущее или плата за прошлое? Отец Залесского — адвокат, с очень солидной практикой и репутацией…
Но если все-таки родственник? Нет, В таком случае Аня обязательно упомянула бы об этом. Так уж принято — брат, сват, дальняя или близкая родня. Этого не скрывают.
Но что за личность Генрих? Мало ли чудаков на свете.
Они до самозабвения любят коллекционировать марки, ради редкого экземпляра аквариумной рыбки готовы мчаться в другой город или просаживают все своё время и деньги в тотализаторе на бегах. Это не значит, что страсть обязательно толкает на преступление. В плохих книжках сомнительные личности обязательно кутят в ресторанах, сорят деньгами, и если имеют хобби, то лишь ради нечестных махинаций. Подобные романы вызывают у меня недоумение.
По своей сути почти каждое преступление подразумевает скрытность. Этакие лихие молодчики, проматывающие награбленное при всем честном народе, давно уже канули в Лету. Как открытая проституция, налётчики, притоны, злачные места и подобные атрибуты прошлой, дореволюционной жизни. Это уже история. Если говорить о моем личном опыте, то большую часть преступников приходится искать в тщательно замаскированном быту, снаружи обыкновенном и ничем не выделяющемся. Между прочим, подпольное существование — уже наказание за содеянное.
Правда, не для всех. Но для многих.
Подумаешь, Генрих угощал Аню и Валерия в ресторанах, приезжал за тысячи километров за приглянувшейся ему иконой… Это само по себе ещё ничего не значило. Если бы…
Конечно, не произойди убийства в Крылатом, может быть, и не стоила бы внимания личность странного богатого холостяка, помешанного на иконах и иностранной мишуре.
Я вернулся к Аниным записям.
«20 июля. В. едет в Одессу. Говорит, надо сказать родителям. Он любит и уважает мать и отца. Жаль, моих нет.
В. вызовет меня в Одессу. Боюсь, как меня встретят его родители…»
По всей видимости, Аня и Залесский уже в Вышегодске.
Да, точно.
«Крёстная хочет, чтобы мы зарегистрировались. Но мы решили — в Одессе. Как полагается, в день свадьбы. Голова идёт кругом. Надо подумать о платье и туфлях. Наверное, лучше купить готовое. Ещё крёстная сказала, что мне положено сделать подарок жениху, а он — мне. Узнать бы точно. А кто покупает кольца? В. обсуждать это не хочет.
Говорит, что в Одессе все сделает сам. Мой милый, любимый В.!»
Счастливый ребёнок, да и только. Без тени сомнений и раздумий. Неужели Валерий так умел притвориться влюблённым? А если и он верил в то, что обещал? Сдаётся мне, верил. Ведь. ему стукнуло двадцать лет… Ромашки, собранные на рассвете в лугах, романтическая поездка в Таллин, беспечность и бездумность. Нет денег-побоку транзисторный приёмник, получил двойку на экзамене — чепуха…
«21 июля. В. уехал. Буду ждать от него телеграмму.
Люблю. Люблю. Люблю».
Очень короткая запись. Сделанная на следующий день после предыдущей. Снова Аня вернулась к дневнику только 28 июля.
«От В. ничего нет. Забегал Генрих»…
Вот те раз!
«…Забегал Генрих. Сказал, проездом».
Странно. Вышегодск в стороне от магистральных дорог, сюда проездом не попадёшь. Надо сворачивать специально. И уж никак не командировка, Генрих работал в порту…
«Выпили чаю, показала икону. Генрих сказал, что это очень старинная работа, не позже 13-14-го века. Скорее всего, псковская школа. Вообще, может быть. Крёстная говорила, что „Параскева Пятница“ досталась ей от матери, той-от своей. Это их семенная реликвия. Генрих предлагал за неё любые вещи…»
Опять вещи. «Коробейник» верен себе.
«…Но я ни за что не могу обидеть тётю Фису. Сколько она для меня сделала. Генрих уехал, передал В. привет и японские носки. Приглашал в Таллин. Написала письмо В.