Следователь по особо важным делам - Анатолий Безуглов

— Я уже договорился с одним герпетологом поменяться, Он из Индии приехал. Да бабушка против, — вздохнул Кешка.

— Хороший удав?

— Да, очень красивый горный питон. Они, понимаете, не очень большие… Может, ещё уговорю бабушку,

— А что ты предлагал в обмен?

— Макаку-резус.

Я невольно оглянулся:

— У вас, значит, обезьянка живёт? Ты, Надя, ничего об этом не говорила.

— Нет, не живег, — ответил за неё сын. — Но папа обещал привезти, как только я попрошу. Он часто летает в Гавану. Через Африку.

При упоминании об отце мне сделалось неуютно. Разговаривая с Кешкой, я не выпускал из поля зрения и Надю.

Она молчала. Как мне показалось, наблюдала, изредка бросая взгляды то на меня, то на сына.

Мы кончили есть. Надя занялась посудой. И я видел теперь только её спину.

— Да, животные-это очень интересно, — сказал я, чтобы как-то перехватить нить разговора и увлечь Кешку. — Особенно в век техники, урбанизации. Я читал где-то, что теперь львов ввозят не из Африки в Европу, а наоборот.

Разводят в зоопарках и потом выпускают на волю, в привычные условия.

— Это только опыты, — рассудительно произнёс мальчик. — Звери,. рождённые в зоопарке, не умеют добывать себе пищу. И большей частью гибнут на воле.

Надя неожиданно повернулась:

— Может, вы пройдёте в столовую? Кеша, пригласи дядю Игоря. Неудобно на ку.хне…

— Нет, — запротестовал я. — Здесь уютней. Да и не разбудить бы Варвару Григорьевну…

На самом деле я ещё не решался оставаться с Кешкой наедине. При Наде мне было легче с ним общаться.

— Ну смотри, — ответила она.

— Техникой ты не увлекаешься? — спросил я Кешку.

Он отрицательно покачал головой.

— Книгами?

— О животных.

— А приключенческой литературой, детективами? — Мне надо было перекинуть мостик в область, где я был на коне.

Мальчик состроил кислую рожицу и протянул:

— Ску-ушно… Все равно знаешь, чс-м все кончится, а преступника поймают.

Надя опять повернулась и улыбнулась мне.

— В книгах, наверное, так. А вот я, например, могу рассказать случай, когда преступник не был найден.

Мальчик пожал худенькими плечами:

— Это, наверное, тоже скуплю. — И без всякого перехода сказал: —А вы давно были в зоопарке?

— В общем, давненько.

— Теперь там и ткачики есть. Папа мне обещал привезти. Очень интересные птицы…

Но о ткачиках я так и не узнал. В коридоре позвонили.

— Кеш, открой, это медсестра. Проводи к бабушке. — Мальчик вышел. — Вот видишь, Игорек, прямо лазарет…

Сейчас уколы маме будут делать, банки ставить… Ты посиди, поговори с Кешкой, а я минут через десять освобожусь. Надо помочь. Не обижаешься?

— Ну что ты! Ты уж прости, навязался не ко времени…

Знаешь, Надя, я пойду.

— Посиди… — Большой настойчивости в се голосе я не заметил.

— Пойду, — решительно поднялся я.

В коридоре она спросила:

— Как тебе Кешка?

— Смышлёный парень. Люблю увлечённых люден.

— Звони. Хороню? — Она, забыв о гриппе, чмокнула меня в щеку.

— Обязательно. Привет Варваре Григорьевне.

Я надел пальто.

— Кеша! — позвала Надя. Мальчик вышел в коридор. — Попрощайся с дядей Игорем.

Он протянул мне руку:

— До свидания. Заходите.

И по этому «заходите» я понял, что мой приход не произвёл на Кешку никакого впечатления. Не смог я его заинтересовать. Может быть, я слишком настойчиво прсдлагал дружбу? Ладно, надо положиться на время… А вдруг не получится у нас этой дружбы?

Чтобы как-то отвлечься от этих размышлении, я позвонил Ивану Васильевичу. Дела — моя работа и мой отдых.

— Чикуров? Голубчик, как это вы догадались позвонить мне именно сегодня? Я приезжаю в Москву раз в полмесяца, и то на час-другой. Хотите встретиться? Ради бога, приезжайте. Жду. Только помните, вечером я снова уезжаю на дачу.

На дверях моего бывшего шефа была приколота записка. Я немкою опоздал и расстроился, увидев её. Она конечно же предназначалась мне. Наверное, с дурными весгямп — Иван Васильевич не смог ждать. Но тут мне повезло больше. «Игорь Андреевич, спустился буквально на минуточку в магазин. Вам откроют соседи слева, я предупредил». Не успел я дочитать послание, как внизу хлопнула дверь. Иван Васильевич поднялся по лестнице с большой кожаной хозяйственной сумкой почти бегом.

— Заждались? — спросил он, опуская ношу на пол. На нем была куртка из синтетики на меху. с капюшоном, откинутым на плечи, фетровые с кожей бурки, толстые вязаные варежки. Я удивился: полутурист-полусторож. Единственное, что осталось от прежнего подтянутого заместителя прокурора республики, — меховая шапка пирожком из серебристой нерпы.

Но никогда прежде я не видел его таким молодым, розовощёким и крепким.

— Совсем не ждал. Только-только подошёл, — сказал я, берясь за ручки сумки, собираясь помочь хозяину, когда тот открывал замок. Поклажа весила не меньше пуда.

— Э, голубчик, не балуйте меня. Я с такими грузами променады закатываю-не всякому молодому одолеть.

— Приличная сумочка, — подтвердил я, внося её о прихожую.

— Тут и половины не будет, — засмеялся Иван Васильевич. Он толкнул дверь в кухню. На столе стоял туго набитый походный рюкзак. — Вот стоит, родимый. Мамаша называет его фараоном. Но думаю, фараоны весили гораздо меньше… Еду к маме, на дачу. Раздевайтесь, будьте как дома.

Он скинул куртку и остался в мохнатом сером свитере с высоким отложным воротником. Я был совершенно уверен, что вязала его Екатерина Павловна.

Мы прошли в комнаты, где ничего не изменилось с моего первого посещения. Я первым делом поинтересовался здоровьем его матери.

— Превосходно! Лучше быть не может. Вы знаете, такое это чудо — дача.

— Представляю…

— Нет, не представляете. Вы знаете летнюю дачу. Суррогат отдыха. Комары, жара или беспросветные дожди. Запомните: нет ничего лучше зимнего отдыха. И обязательно — самому колоть дрова, топить печь, ходить по воду к колодцу. Я уж не говорю — таскать «фараон» в мороз.

А зимний лес! Тишина, чистота. Какой колорит, какое освещение. Готовые пейзажи.

— Ваш вид — лучшая реклама, — сказал я.

Иван Васильевич провёл ладонями по раскрасневшимся щекам, которые в тепле ещё больше разрумянились:

— Отъел, хотите сказать…

— Нет, поздоровели. И помолодели.

— Ну, Чикуров, давай подхалимаж в сторону.

— Я серьёзно.

— С другой стороны, какой резон тебе теперь мне комплименты отвешивать?

— он засмеялся.

— Может, есть…

— Интересно.

— А вдруг вы снова, как говорится, вернётесь в строй?

— Нет, Игорь Андреевич, такого не будет.

— Все не бывает до тех пор, пока не случается. Ваши же слова.

Он покачал головой:

— Конечно, может и наскучить сидеть дома без дела, которым занимался всю жизнь. Пойду в какие-нибудь референты, консультанты… Не знаю. — Он вдруг подозрительно посмотрел на меня: — А что ты об этом?

— Просто так.

— Что-нибудь говорят у нас?

— Ну что вы! Ничего не говорят. Конечно, кое-кто удивлён. В расцвете сил…

Иван Васильевич улыбнулся:

— Расцвет сил, расцвет сил. Иди знай, когда он начинается и когда кончается. Как говорят артисты: самое главное-уйти со сцены вовремя. Пока не освистали… Раз уж зашла об этом речь, признаюсь: не последнюю роль в моем решении сыграла мама. Да, да, не удивляйся. Не подумай, что она уговаривала меня, нет. Но я видел, чувствовал — одиноко ей, тоскливо. Особенно теперь, после того, как она перенесла операцию. Должность мою знаешь: командировки, почти ежедневная работа по вечерам. А Екатерина Павловна все время одна, в четырех стенах. Человек она тонкий, наверное талантливый, я в живописи не очень разбираюсь. Мне. её работы нравятся. Когда-то и у неё были друзья, интересы. Когда за. восемьдесят-друзей остаётся мало, многие уже ушли из жизни, да и старческие недуги — большая помеха для общения. Некоторые умеют выдерживать одиночество, некоторые не умеют. Особенно те, кто всю жизнь был общительным и пользовался расположепием других. Старость, дорогой Игорь Андреевич, — неизведанная страна. Молодым неинтересная. О пей в ваши годы никто не думает, никто не верит, что останется одинок, потому что не хочет верить.

Иван Васильевич замолчал. Молчал и я. Он осветил сокровенный уголок своей жизни. Обсуждать это было нетактично. Да и что я мог сказать? Хозяин неожиданно заговорил совсем о другом. Собственно, о том, зачем я пришёл.

О делах.

— Ну, что новенького? Крылатовское дело продвинулось?

— С мёртвой точки, кажется, сошли.

— Скромничаешь, или действительно успехи невелики?

Я разговаривал с Яшиным. Кстати, как он тебе показался?

— Очень опытный эксперт. Своё дело сделал блестяще.

Чем, увы, не могу похвастаться я.