Его самое темное желание - Тиффани Робертс

— Я останусь.

Его глаза закрылись, и напряжение в теле немного спало. Хотя он больше не шевелился, но и не отпускал ее запястье. Его объятия были нежными и в то же время властными, умоляющими и в то же время внимательными, милыми и душераздирающими. Когда подушечка его большого пальца коснулась пульса на внутренней стороне запястья Кинсли, внутри нее разлилось тепло.

ГЛАВА 23

Векс обернулся, ища кого-нибудь, что угодно, но ничего не было видно. Тьма простиралась во всех направлениях, бесконечная и всепоглощающая.

Нет, не темнота. Небытие.

Был ли он… Бывал ли он здесь раньше, в этом месте, которое не было местом? Почему оно казалось таким знакомым?

Ни тепло, ни холодно, ни приветливо, ни зловеще, это было ничто… И все же разве его присутствие не делало это чем-то? Где-то?

Голова пульсировала, и шепот боли пронзал ее. Но боль была далекой, отстраненной, и его тело… Каким-то образом, оно тоже было далеким и отстраненным.

Может быть, его вообще не было в этом нигде?

Голоса нарушили ход его мыслей. Они мягко отдавались эхом в пустоте, доносясь откуда-то издалека, с неясного направления — отовсюду и ниоткуда. Они были знакомыми, как и это место. Знакомыми, но их невозможно было распознать.

Векс сосредоточил все свое внимание на том, чтобы прислушаться, решив узнать имена этих голосов, отследить их источники.

Он шел вперед, или, по крайней мере, казалось, что шел. Чернота вокруг него оставалась неизменной, непоколебимой, не давая никаких признаков того, что он вообще двигался. Боль и звуки волнами захлестывали его существо, но обострялось только первое.

Один из голосов был таким теплым и успокаивающим. Он манил его, и ему хотелось услышать его еще. Хотя он и не был его собственным, было ощущение, что он все равно принадлежит ему.

Но это был другой голос, который донесся до него с внезапной ясностью. Это был мягкий осенний ветерок, пронесшийся сквозь темноту; прекрасный, печальный, эфемерный.

— У тебя посетители снаружи, маг.

Векс слышал эти слова раньше, давным-давно.

Тень. Это говорил огонек.

В ответ раздался низкий раскат грома, мощный, повелительный и отчужденный.

— Прогони их.

Голос Векса, слова Векса. Но он не произносил их. Не здесь, не сейчас.

— Неужели маг даже не посмотрит на этих путешественников, прежде чем изгнать их? — Тень спросила с гораздо большим терпением и мягкостью, чем Векс заслуживал.

Что-то поднялось из небытия вокруг Векса. Серый туман закружился и сгустился, превратившись в пол, стены и высокий потолок. Перед ним возникло огромное окно с замысловатыми металлическими элементами, инкрустированными в стекло, — окно высоко в его башне.

Одинокая фигура стояла перед окном, глядя вдаль, сцепив руки за спиной. Длинные черные волосы и заостренные уши, широкие плечи и тонкая талия, осанка — все это принадлежало Вексу. Он смотрел на себя, но гоблин перед ним не был Вексом.

Это был маг. Таким он был задолго до того, как взял себе имя Векс.

За стеклом лежали владения мага, целые и невредимые. Серебристый лунный свет мерцал на темных водах озера и освещал холмы и утесы долины. Отражения бесчисленных звезд танцевали на поверхности воды. Деревья раскачивались на ветру, словно под неслышимую музыку, уже одетые в свои осенние красные, оранжевые и желтые тона.

Внизу творилось что-то неладное. Лес в тени башни всегда был темным и тихим. Безмятежным. Необитаемым. Однако теперь под кроной деревьев горел оранжевый свет, и сквозь листву пробивались струйки бледного рассеянного дыма.

Походные костры.

— Посетители? — маг зарычал. — Это вторжение.

Воздух вокруг него задрожал и исказился от выброса грубой, необузданной магии. Векс ничего этого не почувствовал — ни малейшего волнения в своей крови, ни малейшего покалывания на коже. Был только ужас, скопившийся у него внутри, холодный и тяжелый, посылающий ледяные мурашки, пробирающие до костей.

Путников в лесу нужно было прогнать. Здесь они не были в безопасности.

Тень скользнула в пространство между лицом мага и окном.

— Они твоего вида, маг. Они — гоблины.

Маг напрягся. Векс закричал, подчиняя свою волю этому призраку из прошлого, умоляя мага сделать правильный выбор, единственный выбор, который мог бы защитить всех.

Изгони их! Изгони их из этого царства, избавь их от их участи!

Векс почувствовал, что его тело движется куда-то еще, куда-то вдаль. Он почувствовал боль в мышцах, почувствовал жар, проходящий через него с каждым ударом сердца. Дискомфорт пробрался под кожу. Но все эти ощущения были приглушены, отделены от его разума невидимыми, непостижимыми барьерами.

Пока рука — теплая и мягкая — не коснулась его щеки.

Он замер, разумом и телом.

Эта рука, рука Кинсли, погладила его от скулы к челюсти и обратно, вселяя в него спокойствие. Она заговорила с ним, но он был слишком далеко, чтобы понять, что она говорит.

Тем не менее, ее тон не ускользнул от него. Сострадание, забота, сочувствие.

Тьма поглотила башню вокруг Векса и сомкнулась вокруг него, лишив его ее голоса, ее прикосновений. Но он не позволит ей забрать Кинсли. Он не позволит ей отнять у него пару.

В темноте было забвение. Была боль. Было достаточно жарко, чтобы Вексу показалось, будто он тает, и достаточно холодно, чтобы убедить, что само его сердце превратилось в лед. Время шло, но для него это не имело никакого значения.

Что-то ревело поблизости, издавая ровный, голодный звук, и призрачный жар обжег его кожу. Только тогда он понял, что темнота приобрела красно-оранжевый оттенок.

Детский кашель эхом отдавался в пустоте, которая медленно наполнялась адским светом. Не кашель Векса, но когда-то это был он.

Когда ребенок заговорил, его голос был невинным и испуганным.

— Мама? Сир?

Это был не голос Векса, но он тоже принадлежал ему. До того, как он стал Вексом, до того, как он стал магом. Когда его клан звал его Ридом.

Векс перевел взгляд на дренажную канаву, в которой прятался ребенок. С характерным мерцанием могущественной, но неочищенной магии, Рид появился в поле зрения, как будто возник из ниоткуда, выглядывая из-за края канавы.

Он узнает это достаточно скоро. Поймет, что если бы он обладал хоть каким-то контролем, хоть какой-то дисциплиной, он мог бы спасти других.

Мог бы спасти их всех…

Глаза ребенка-гоблина округлились, когда он увидел разрушения. Деревня, которую он называл своим домом, была охвачена пламенем. Пламя бушевало внутри каменных зданий, превращая их в огромные печи. Пепел и руины покрывали землю, а обугленные трупы его сородичей были разбросаны, как щепки, выброшенные ветром на берег. Ветер уносил хлопья