Его самое темное желание - Тиффани Робертс

из некоторых баночек и нескольких наиболее загадочных предметов, выставленных на обозрение. Полки были заставлены банками, горшочками и бутылочками, многие из которых были снабжены загадочными надписями. К счастью, в стеклянных банках не плавали части тел.

По крайней мере, она не могла их разглядеть.

На большом рабочем столе стояли различные флаконы, подставки и инструменты, а также множество пергаментных листов с нацарапанными заметками и книги в кожаных переплетах. И повсюду, куда бы она ни посмотрела, были разбросаны другие безделушки, многие из которых излучали странную, едва уловимую энергию. У нее не было возможности узнать, были ли эти предметы волшебными…

Но она знала. Какая-то часть ее, спрятанная глубоко внутри, ощущала магию, даже если она не понимала, что это значит.

Сбоку находилась большая металлическая дверь, украшенная симметричными загадочными узорами и крошечными рунами.

Но Векс отвлек ее внимание от рассматривания, указывая на противоположную сторону комнаты.

— Отведи меня туда.

Кинсли проследила за его жестом глазами и нахмурилась. Он указал на нишу в дальней стене, где поверх большой подушки было сложено несколько одеял. Среди чудес и тайн этой комнаты это место было таким… обыденным. Таким одиноким.

Она нахмурилась, когда они приблизились к нему.

— Ты спишь здесь?

— Да.

— Пока я сплю в твоей великолепной кровати?

Опираясь рукой о стену, чтобы не упасть, Векс отошел от нее.

— Да.

Стоя к ней спиной, он, наконец, расслабил руку, лежавшую на его животе. Она задрожала, когда он убрал ее. Скованными движениями он развязал пояс и позволил ему упасть, прежде чем расстегнуть застежки туники. Он стянул одежду, обнажив несколько воспаленных порезов и царапин на руках и спине, и застонал, когда липкая от крови ткань на животе отлипала от кожи.

С шипением выдохнув, он сорвал с себя тунику и бросил ее на пол. Он повернулся к ней.

Кинсли ахнула.

— О Боже…

Раны на его животе были глубокими, из них сочилась свежая кровь, которая стекала по животу. Но еще более пугающими были черные линии, расходящиеся от ран, образуя узоры, похожие на паутину.

— Что это? — спросила она.

— Когти баргеста. Отравляют кровь, — царапая когтями каменную стену, он медленно опустился на тюфяк. От его движений живот стал еще более воспаленным. С искаженным от боли лицом он лег на спину.

Кинсли шагнула ближе к нему, протянув руку, чтобы коснуться. Ее пальцы задрожали. Она отдернула руку.

— Тебе нужно наложить швы.

— Я исцелюсь. Но раны… — он зажмурился, когда дрожь сотрясла его тело. — Уже больны. Уже заражены.

— Чем я могу помочь?

Векс открыл глаза. Он поднял дрожащую руку, неопределенно махнув в сторону остальной части комнаты, когда его веки снова закрылись. — Настойка. Облегчит…

Паника поднялась внутри нее, сжимая сердце.

— Это бесполезно, Векс! Я вообще ничего не понимаю. Что тебе нужно?

Тень тронула Кинсли за плечо, привлекая ее внимание.

— Я тебе покажу.

Огонек подвел ее к ближайшей полке и указал на одну из бутылок. Кинсли поспешно сняла ее с места. Внутри клубилась белая жидкость, переливаясь в мягком свете.

— Несколько капель ему на язык, — сказала Тень.

Кинсли вернулась к Вексу и опустилась коленями на подушку рядом с ним.

— Векс, у меня есть лекарство.

Если он и услышал ее, то никак не подал виду. Пот покрывал его лицо, и хотя глаза его были закрыты, в напряженных чертах лица не было покоя. Он прижал руки к животу, чтобы зажать кровоточащие раны, но скрюченные пальцы и когти только усилили кровотечение.

— Прекрати! — она взяла его за руки и отвела их в сторону. — Пожалуйста, Векс, ты делаешь себе больно.

Придвинувшись ближе к его голове, Кинсли откинула влажные пряди волос, прилипшие к его лбу. Его кожа горела. Он повернул к ней лицо, словно ища новых прикосновений.

— Тень сказала, что тебе нужно выпить немного этого, — она вытащила пробку, прежде чем нежно обхватить его щеки и заставить открыть рот. Наклонив бутылку, она позволила одной капле, за которой вскоре последовала вторая, пролиться ему на язык.

— Ты уверена, что этого достаточно, Тень? — спросила Кинсли, отпуская Векса и закупоривая бутылку.

— Пока что, — ответил огонек, паря над Вексом. Ее призрачный огонь был тусклее, чем когда-либо, вокруг темной сердцевины. — Со временем ему понадобится больше.

— Значит, я больше ничего не могу сделать, чтобы помочь ему?

— Ты здесь. Это гораздо больше, чем у него было раньше.

Кинсли нахмурила брови.

— Раньше? Это то, что случилось на днях, не так ли? Когда он оставил меня в библиотеке?

— Да.

— Его не было пять дней… — она вспомнила его внешний вид, когда он поймал ее на попытке взломать замок в эту самую комнату. Изможденный, бледный, усталый. Намек на слабость был даже тогда, когда он навестил ее во время купания. — Он все это время поправлялся?

— Да. Фейри не страдают болезнями смертных, но раны, нанесенные баргестом, могут привести к болезни даже самых сильных неблагих фейри, — призрачный огонь Тени угас. — Я искала яйца вместе с Эхо, Вспышкой и магом после того, как мать-зверь была убита. Мы потерпели неудачу.

— Почему вы потерпели неудачу?

— Баргест, который напал на тебя, только что вылупился, напитанный магией из лей-линии. Магия просочилась внутрь яйца, — Тень коснулась ее своим призрачным огнем. — Маг приказал нам нести дозор. Чтобы охранять тебя. Для Благих укус баргеста — смерть.

И поскольку Кинсли была Благой…

Вот почему Векс так переживал, что баргест мог ранить ее. Несмотря на свои собственные раны, несмотря на то, что он знал, что с ним случится, весь его страх и беспокойство были связаны с ее благополучием.

Кинсли уставилась на Векса сверху вниз. Его грудь поднималась и опускалась от быстрых, неглубоких вдохов, лицо было напряженным, пальцы вцепились в постельное белье, голова безвольно свесилась.

Наклонившись ближе, она провела рукой по его лбу и большим пальцем погладила шрамы в уголке глаза.

— Отдохни, Векс, — мягко сказала она. Она повернулась и начала убирать руку, намереваясь пойти за какими-нибудь принадлежностями, чтобы привести его в порядок, но была остановлена его рукой на запястье. Когда Кинсли снова опустила глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит на нее.

— Останься, — прохрипел он.

Ее сердце забилось быстрее, а в груди что-то сжалось. Маски, которые он носил в течение их недолгого времени, проведенного вместе, спали, открывая прямой доступ к его душе. Прямой доступ к его боли, его одиночеству, его страху, его нужде.

Его нужде… в ней.

Несмотря на грязь и кровь, она не могла оставить его. Пока нет.

Кинсли повернулась, чтобы лечь на бок рядом с ним, и провела