Успеть. Поэма о живых душах - Алексей Иванович Слаповский

в двадцатых — когда они еще не наступили. Его сверстники из тех, кто остался жив, навидались и натерпелись всякого, от тюрьмы до сумы, а что самого Галатин бог уберег, и он ни разу в жизни не попадал в опасную ситуацию, так это случайность, везение, а может, хотелось думать Галатину, результат честности его позиции, которая позволила избегать сомнительных положений. Гражданского долга не чурался, но нарочно на рожон не лез, вот и все. А сейчас, повторяем, он говорил от лица поколения, поэтому не было в его голосе ни звука фальши.

— Я пуганный, но не напуганный! — с достоинством сказал он. — Если у вас претензии по закону — отвечу! Если не по закону — ответите вы!

— Да твою-то, Русланыч, уймись! — закричал Виталий. — Ребят, не слушайте его, он не в себе, у него жена умерла, в Москву к детям едет! Задержат тебя суток на пять, не доедешь ни до кого! — пригрозил он Галатину. — Давай, иди в машину, грейся, а мы тут побеседуем. Пусть идет, ребята, у него аденома простаты, застудится, обоссыт мне всю кабину! — на ходу фантазировал Виталий.

Галатин так изумился, что даже не возразил, а на лейтенанта аргументы Виталия подействовали, он вернул паспорт. И справки тоже вернул.

— Идите, ладно, — сказал он.

Галатин, взяв паспорт и справки, помедлил. Он понимал, что происходит что-то нехорошее, но не знал, как этому помешать. И в отдел полиции не хотелось ехать, если честно. И Виталия подводить не с руки. И об Алисе вспомнилось.

— Иди уже! — взмолился Виталий

И Галатин пошел.

Он наблюдал из кабины, как Виталий и лейтенант о чем-то договариваются, после чего пошли вдоль машины, скрылись за кузовом. Через пару минут Виталий влез в кабину, открыл бардачок, швырнул туда папку, включил двигатель, поежился, потер руки, согреваясь. Видно было, что злится, но злость придерживает. И даже заулыбался, трогаясь и маша рукой полицейским, прощаясь. Лейтенант тоже дружески махнул рукой, а сержант проигнорировал.

Отъехали, и Виталий дал себе волю:

— Это что такое было, Русланыч?

— Я хотел…

— Не колышет, чего ты хотел! Ты не сам по себе едешь, а со мной! И не должен мне вредить, понимаешь, нет?

— Понимаю, но лебезить перед ними…

— При чем тут лебезить? Мент — он как некрасивая баба, которую никто не любит! И баба капризная, хотя красивые такие же! Бабам что нужно? Ласка и деньги! Ментам — то же самое! А ты их дразнишь. Короче, десятка с тебя, и считай, что легко отделался.

— Десять тысяч? Не многовато?

— Хорошо, вернемся, дашь им восемьдесят!

Галатин достал бумажник, из него две красных пятитысячных купюры, отдал их Виталию, сказав:

— Паскудно это все.

— Само собой. Но мозги надо иметь? Своими руками бумажки эти им сунул! Они для этого, что ли? Они на случай, если спросят, а не спрашивают — не фиг показывать! Особенно если передним числом сделаны!

Галатин не стал спорить — после драки кулаками не машут. Спросил, уводя от неприятной темы:

— А как думаешь, у них и правда антитеррористическая операция?

— Черт их знает. Вряд ли сами придумывают, начальство спускает. Это у них в среднем раз в месяц. Начальство же знает, что пацанов подкормить надо, вот и объявляют антитеррор. Ты хоть раз в теракт попадал?

— Нет, конечно.

— И я не попадал. И никто, кого я знаю, не попадал. Ни разу в жизни. Но мы все время про эту угрозу слышим, правильно?

— Не все время, но часто.

— Вот! Часто! А про СПИД ты слышал что-нибудь? И я не слышал. Будто нет его! У Ларисы тетка по этой части работает, она говорит: вы не представляете, что творится! И СПИД, и проституция, и что хочешь! Гонорея и сифилис — вообще пустяк! А наркомания? Цветет и процветает! Люди тысячами дохнут! А на дорогах сколько гибнет? Я ни одного погибшего от террора не встречал, а трупов в авариях знаешь, сколько навидался? За один месяц по миру гибнет столько, сколько террористы за сто лет не убили! Или — про пищевые отравления слыхал что-нибудь?

— Бывают.

— Бывают? Та же тетка рассказывала: по статистике миллионы погибают в мире от гнилья, в том числе у нас! Постоянно! Она в курсе, как начнет про это говорить, сразу в мозгах просветляется. Кандидат наук, очень умная женщина, — с уважением сказал Виталий. — Недаром одна живет, без мужа, хотя молодая, ненамного старше Ларисы. И симпатичная, красивая даже.

Виталий щелкнул языком, вспоминая красоту тетки жены, и тут же тряхнул головой, словно зачеркнул возникшие в уме неуместные мысли. И подытожил:

— Выдумки все это. Я про терроризм. То есть не выдумки, что-то есть, но не в таком количестве, как нам говорят. Я, знаешь, один раз подумал: вот я, допустим, террорист. Хочу ущерб нанести, напугать, людей поубивать. Способов — куча! Сказать, какие?

И Виталий перечислил доступные и легкие способы безнаказанного убийства десятков и сотен людей, которые мы по понятным причинам пересказывать не будем. Галатин, никогда не думавший в эту сторону, поражался: а ведь правда, как легко привести в исполнение то, о чем говорил Виталий, было бы желание! Значит, не так сильно это желание у террористов? Или у них другие цели? Но почему тогда терроризм не сходит с повестки дня? И Виталий, будто услышав эти мысли, сказал:

— Нам для того голову дурят, чтобы мы про настоящий террор забыли! Налоги наши — вот где террор! «Платон» — вот где террор! Слышал про него?

— Сольский рассказывал.

— Ну да, он на своей шее знает. Что с бизнесом делают — вот где террор! Цены на горючку — террор! Пенсии какие у людей — чистый террор! Да чего не возьми! Дочка про школу начнет рассказывать — тоже террор, заманали их там контрольными, тестами, проверками, учить некогда, только проверяют. А здравоохранение наше — не террор?

Виталий долго еще перечислял виды террора, и из горячих его речей можно было сделать вывод, что вся жизнь в России есть тотальный террор государства по отношению к гражданам.

— А мы Америку с Европой осуждаем, — поддакнул Галатин.

Но поддачка оказалась не в кон, Виталий взъярился и в два счета доказал Галатину, что в Европе и Америке террор похуже нашего, поскольку там людей специально развращают гомосексуализмом, порнографией, ставят во всех городах мечети, у родителей отбирают детей, если они их случайно шлепнут по попке, а в детских садах запрещают мальчиков называть мальчиками, а девочек девочками.

— А как же? — спросил Галатин.

— Да шут их знает. Ну, типа,