Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов

половецкие пляски, и знаменитая ария Игоря: “О, дайте, дайте мне свободу, – я мой позор сумею искупить: спасу я честь свою и славу, я Русь от недруга спасу!”»

Ученый-гидролог в своих поисках опирался и на рассказ о походе Игоря Святославича в Ипатьевской летописи. Именно обстоятельный рассказ летописца об обстоятельствах жизни Игоря в плену, о деталях побега из оного позволил значительно сузить район поиска кочевья «ялов Тарголове» – половецкого стана, места плена князя. Александр Петрович пишет: «Удалось установить, что место это находилось на правом берегу Каялы-Кальмиуса, в 3 километрах ниже брода у села Подгорное. Именно здесь “впадает” справа в Каялу-Кальмиус балка с загадочным, трудно поддающимся расшифровке названием “Велюб-Алем-Тарама” из летописи».

Черных уверен – переводить надо так – «Балка Большого Хана», то есть по половецким обычаям – «Балка Великого Князя». Великим князем Киевским Игорь Святославич стал только в 1198 году, но претензии на этот титул заявил именно в 1185 году. И в тех краях об этом тщеславном посыле князя знали все – и русичи, и степняки. Именно с этой целью, считают некоторые историки, Игорь и возглавил поход русских князей на половцев, с которыми всего годом ранее воевал в союзе против Киева. Надо сказать, половцы относились к пленному именно как к Большому хану: ездил, где хотел со своими пятью или шестью слугами, охотился с ястребом. А приставленные к нему 20 сторожей, включая пятерых сыновей ханских, слушались его беспрекословно, выполняли все его желания. Известно, что даже православного попа вытребовал Игорь к себе в донецкие степи. Ипатьевская летопись замечает: «Попа же бяшеть привел из Руси к себе со святою службою, не ведяшеть бо божия промысла, но творяшеться тамо и долго быти».

Прав ли Александр Черных, выпустивший в 2011 году еще и специальную книгу «Разгадка тайны реки Каялы»? Ведь его версия всего лишь версия. Одна из многих. Донецким, понятно, она нравится, но, сдается, последнего слова в этой истории пока еще не сказано, поиски продолжаются. Что, впрочем, и прекрасно. Ибо, как заметил писатель Паустовский: «Ожидание счастья иногда лучше самого счастья».

* * *

– Что ж, версия, как версия, но чем-то на «Новую хронологию» Фоменки похоже. Нет?

– Ну что ж, придется рассказать вам историю жизни человека, который был серьезным соперником Пушкину. Там уже одни факты.

История о жизненном пути одного русина от имперской столицы до места внезапной смерти российского императора

Нестор Васильевич Кукольник. Немного найдется в русской истории героев, столь прочно и незаслуженно забытых, как он. А между тем было время, когда своей славой на литературном небосклоне России он мог поспорить с Пушкиным.

Поэт, драматург, романист, сочинитель либретто к операм и недурной музыкант, общественный деятель, военный чиновник, человек крайностей и неуравновешенной натуры – это все о нем.

Нестор Кукольник был сыном известного русинского ученого родом из Подкарпатской Руси Василия Григорьевича Кукольника, который, будучи невероятно одаренным от природы, свои таланты применял в основном на поприще естествознания и педагогики. Его труды по химии, физике, геогностике (так при рождении именовали науку геологию), учебник по астрономии сыскали ему европейскую славу.

А поскольку Василий Григорьевич почти все свои труды издавал на родном русском языке (в те поры русинское наречие было очень близко к великорусскому, даже ближе, чем малороссийское), то естественно, что именитого ученого пригласили работать в Россию.

Старший Кукольник приехал в Петербург из городка Замосць в Восточной Галичине, когда жена была на сносях. Поэтому младший сын Нестор появился на свет в столице Российской империи и уже от рождения был подданным русского царя. Впрочем, в городе на Неве семейство Кукольников не задержалось, ибо его глава получил лестное предложение возглавить знаменитую Нежинскую гимназию высших наук имени князя Безбородко.

Надо сказать, что это она так только называлась, гимназия, а по статусу и уровню образования это был самый что ни на есть университет, с гигантской по тем временам библиотекой в 3000 томов.

Это с одной стороны. А с другой – Нежин и сегодня провинциальный городок, больше известный своими огурцами, а в начале позапрошлого века и вовсе был сельской глухоманью. Расположить в нем такое высококлассное учебное заведение во многом было данью заслугам малороссийского казачества и старшины в царствования Елизаветы Петровны и Екатерины Великой.

Даже созданный за четыре года до рождения нашего героя Харьковский университет и то воспринимался образованным, насквозь профранцуженным, русским обществом, как блажь государя. Но движение мысли государственных мужей было правильным – надо было воспитывать смену отечественной элите не только в Геттингене, Кенигсберге, Дерпте и других немецких университетах, не только в столичных Петербурге и Москве, но и на юге, огромном и богатом подбрюшье России и исторической ее пуповине.

Нежин, как и Харьков, был ближе морально и исторически русскому престолу той эпохи. В гимназии, как и в университете, училась вся Левобережная Украина. На противоположном берегу Днепра начиналась практически Польша – потому как Киевская, Подольская и Волынская губернии кишели поместьями «гордых ляхов».

К сожалению, первые годы Нестора в Нежине были омрачены таинственной смертью старшего Кукольника. По не разъясненным причинам, Василий Григорьевич в один совсем не прекрасный день выбросился из окна своего кабинета. Его вдова считала, что местная пьяная кумовская среда затравила ее мужа.

Как бы там ни было, Нестор временно оставил учебу, прожил пару лет в пожалованном отцу императором поместье под Вильной, а когда директором учебного заведения стал старый друг отца, тоже русин Иван Орлай, вернулся.

Наверное, учеба в гимназии была самым золотым временем в жизни Кукольника. Его друзьями на всю жизнь стали те люди, которые были цветом русской культуры малороссийского розлива. Первый друг – Никола Гоголь-Яновский, второй – Александр Данилевский, третий – Николай Прокопович, и, наконец, правда из младших товарищей – Евгений Гребенка, который остался в литературе под украинизированным прозвищем «Грэбинка». Все они, будучи людьми самыми разными по характеру и мировоззрению, остались верны юношеской дружбе. У большинства из них и карьера складывалась похоже: Нежин – Петербург – Малороссия или какое другое место Юга России.

Не стал исключением и Кукольник, хотя окончание учебы было омрачено скандалом, связанным с восстанием декабристов, вернее, с ложным следом, который узрели в речах и писаниях восторженных юношей-романтиков власти учебного округа.

Кукольник на допросе не снес поношения имени покойного отца одним из «свидетелей» и дал тому пощечину. Итог: вместо диплома справка о прохождении курса, звание чиновника XII ранга отобрано вместе с золотой медалью. Блестящая карьера в Министерстве иностранных дел (так его планировали распределить) ушла под лед. Нестор Кукольник