Донбасский декамерон - Олег Витальевич Измайлов

литературе. Отец в отставке с головой ушел в железнодорожные спекуляции, мать большого влияния на сына, растущего в белорусской глубинке, не имела.

С раннего детства его компанией были крестьянские дети. Это пригодилось ему потом в жизни. Поэтому он чувствовал себя среди рабочих естественней и сочувствовал их нуждам куда больше, чем нуждам своего класса.

В 17 лет Михаила Курако отдали в Полоцкое кадетское училище. После первой же порки свободолюбивый юноша решил бежать. Но не в отеческий же дом!

Подбив сына своей кормилицы Максименко податься на юг, будущее светило доменной науки формулировал свои посулы так: там из нашего села многие работают, хорошую деньгу зарабатывают. Авось и мы прорвемся. И понеслось колесо Фортуны.

Юноши приехали в Екатеринослав осенью 1890 года. Толпы голодных крестьян, так называемых откупов из Орловской, Тамбовской, Смоленской, Могилевской и Витебской губерний, осаждали ворота построенного всего за три года до этого Брянцевского завода.

Найти постоянную работу было непросто. Брали ее с бою ватаги босяков, объединенных общим интересом или происхождением. Так называемые тигры. В ход шли плечи и кулаки, конкурентов оттесняли безжалостно. Щуплый, но жилистый, выносливый, волевой Михаил очень скоро возглавил одну их таких «тигриных» артелей.

Но что это была за работа! Подряжались «тигры» в основном работать «каталями» – так называли рабочих, таскавших по специальным подъемам к колошникам доменной печи специальную вагонетку с рудой. Называлась она «козой» и вмещала от 600 до 900 кг концентрата. Потолкай-ка такую целый день груженую.

Кстати, позже на эту аховую работенку наймется известный анархист и чекист, адъютант Батьки Махно юзовский еврей Левка Задов – человек былинного росту и силищи неимоверной.

Через два года Михаила нашел отец. Старик в шинели с крестами за Севастополь приехал умолять сына вернуться домой.

– Ехали б вы, папаша, – сказал ему Михаил, хмуро поглядывая в сторону удивленно разглядывающих барина приятелей, – незачем вам тут, люди не поймут.

Такой вот вышел у генеральского внука, полковничьего сына, дворянина Могилевской губернии, вероисповедания католического, как сказали бы сегодня, «дауншифтинг».

Впрочем, продолжался он недолго. Очень быстро схватывающий знания на лету паренек прикипел сердцем к чудесному видению извлечения металла из доменной печи. За год выучился на помощника горнового, потом на горнового, и начал удивлять доменщиков Юга России своими способностями и умениями. А еще огромным количеством рационализаторских предложений и изобретений. Благо в те годы доменное производство находилось в процессе становления.

Перепробовав работу на всех Екатеринославских заводах, Михаил Курако подался в Донбасс, где предприятий было больше, технологии разнообразнее, а человеку, влюбленному в металл, работы было невпроворот.

У него к тому времени сложился и свой круг интересов, и все они крутились вокруг доменного дела. «Танцевать от доменной печи» призывал он своих учеников уже в Юзовке и Енакиево. И это было искреннее чувство. Оно привело его для начала к американцам.

Братья Кеннеди построили в Мариуполе, на самом берегу моря огромный завод общества «Русский Провиданс». Он стал основанием ныне знаменитого металлургического комбината им. Ильича.

Курако попал на этот завод в 1898 году. Американцы того времени не тратили еще целого дня на собеседование, не требовали диплома, а просто просили показать на что способен. Молодой доменщик, кстати, с восторгом отнесшийся к американским доменным печам, большим и технологичным, с ходу указал хозяевам на «узкое место» в этих печах. Они были широки в основании, а значит, больше подвержены при малейшей ошибке с шихтой и температурой плавки образованию «козлов» – настылей из недоваренной руды.

Насколько эта проблема была серьезной для металлургов позапрошлого века, ясно хотя бы из того факта, что первый управляющий заводом Новороссийского общества в Юзовке Джон Юз вынужден был из-за «козла» снести первую поставленную им печь и начать все сызнова.

Американские мастера на нахального русского посмотрели с ухмылкой, которую, впрочем, очень скоро пришлось спрятать подальше, после того как он, играючи, расплавил «козла» в горне доменной печи завода «Русский Провиданс».

Умелому металлургу-самоучке немедленно выдали специальный аттестат, в котором, в частности, было отмечено:

«Выдано доменному мастеру Мариупольского завода Михаилу Константиновичу Курако в удостоверение того, что на заводе “Русский Провиданс” ему поручена была печь с “козлом” и благодаря его умению через три дня пошла нормально…»

После такого триумфа Михаила Константиновича переманили другие американцы – в Краматорск. Там его застала Первая русская революция. Стоит ли говорит, что Курако был со «своими» – с рабочими?

В условиях горячей повстанческой ситуации в Донбассе этот потомок белорусской шляхты поступил совсем в шляхетском стиле – продав имение (то самое, дедовское), он на все деньги закупил партию револьверов, кои передал на дело революции в Краматорске. Помогал он и с печатанием листовок, а также укрывал тех, кто скрывался от властей.

Удивительно, честно говоря, как его вообще не посадили за такие-то художества. Но, думается, промышленники попросили облегчить его участь. Вскоре после этого Курако с женой отправляется на три года в ссылку в Вологодскую область.

Революционность была свойственна его кипучей натуре. Он смело менял технологические процессы и добивался неслыханного в мире – сокращения ремонта домны в два раза. Придумывал институт сменных инженеров и прообраз социалистического соревнования в цеху. Он первым в российской металлургии сообразил, что взаимозаменяемость смежников может принести увеличение эффективности труда доменщиков.

Глубокие практические знания, неординарный подход к делу, простота в общении с людьми всех социальных слоев, стратегический взгляд на профессию – все это делало Курако всеобщим любимцем.

В 1909 году юзовский директор Свицын позвал его на свой завод, «купив» картиной масштабного технического перевооружения. Он выделил чете Курако двухэтажный особняк, но металлург практически в нем не жил, взяв себе комнатушку прямо в цеху. Как и все «люди возрождения», в быту он был довольно аскетичен. Точно так, как в Юзовке, вел себя он в Енакиево, где пережил не лучшие военные годы Первой мировой.

В конце 1916 года Михаил Константинович все-таки снова приехал в Юзовку. А в феврале следующего в России случилась Вторая революция, которую, понятное дело, Кураков принял с восторгом.

В июне того же года Юзовка получила статус города. Доменщики выбрали в горсовет двоих – Михаила Курако и Льва Задова, анархиста, вернувшегося с царской каторги за «экс» со стрельбой. Кураков должен был хорошо знать Левку – ведь до каторги этот двухметровый еврей работал у него в цеху каталем. Попробуй такого не заметь.

Но после революции дорожки все-таки разошлись. Анархист Задов стал начальником контразведки в одной из дивизий армии Нестора Махно. Беспартийный Курако принял предложение акционерного общества «Копикуз» («Копи Кузбасса») построить большущий металлургический завод «как у американцев» в Кузбассе.

И он