Начало пути (СИ) - Селютин Алексей Викторович

Наверное, в этот момент моё лицо изменилось. Командир «покаянников», сражавшийся в первых рядах, это заметил. Он что-то пробормотал и сделал шаг навстречу. Оказался со мной практически нос к носу. Я увидел, как он занёс над головой длинный острый меч, чтобы в следующую секунду собственноручно завершить путь двенадцатого анирана.

Но у меня на самого себя были другие планы. Секундная слабость страха смерти исчезла практически мгновенно. Вернулась уверенность и осознание, что я — божество в этом мире. Божество не должно умереть вот так. Оно не может себе этого позволить. В прямом и переносном смысле слова, оно смотрит свысока на этих дикарей.

Описав дугу, меч опустился. Но меня он так и не поразил. Я выпрямился за долю секунды и перехватил меч. Рукой перехватил. Лезвие обрушилось на мою ладонь. Но отрубленные пальцы не полетели в разные стороны, кровь не хлынула, кости не хрустнули. Чудовищной силы удар не причинил мне никакого вреда. Я просто остановил его правой рукой.

С непередаваемым удовлетворением я заметил округлившиеся от ужаса командира «покаянников». Хоть шлем закрывал голову полностью, узенькая щель позволяла видеть его глаза. Испуганные округлившиеся глаза. Они говорили о том, что, нанося смертельный удар, он ожидал совершенно другого результата. Но рука не переломилась, аки тростинка. Не отделилась от тела. Вместо этого рука анирана выдержала удар.

А в следующее мгновение я сжал острое лезвие и с силой вырвал меч из рук опешившего врага. Про себя воздал хвалу меткам, делавшим мои руки неуязвимыми, и был готов наотмашь ударить щитом.

Но мне не дали. Хоть рог трубил не умолкая, я его не слышал. Как не слышал звук приближающихся копыт. И лишь когда я решил замахнуться, раздался предостерегающий крик Каталама:

— Берегись!!!

Правда, поберечься я тоже не успел.

Не разбирая где свой, а где чужой, конный отряд ударил в сплетившийся клубок выживших, как шар для боулинга бьёт в кегли. Как и все остальные, я полетел кувырком. Успел деактивировать щит и свернуться калачиком, надеясь, что меня не растопчут. Но чьё-то копыто всё же наступило на кисть. А затем сверху упало разрубленное, истекающее кровью тело. Я попытался его спихнуть, но мне не удалось — спину больно зацепила лошадиная нога.

— Лежать! Лежать! Лежать! — услышал я отчаянный вопль Каталама.

Я его послушался и прекратил подавать признаки жизни. Исподтишка наблюдал, как мимо пролетают конные воины, как перед лицом мелькают лошадиные копыта, как свистят лезвия мечей и летят стрелы. Названная Ибериком королевская гвардия плотным отрядом разбила сражавшийся клубок и теперь добивала тех, кто всё ещё оказывал сопротивление. Пытаясь вжаться в камень как можно сильнее, я видел, как конники рубили обнажённые торсы. Видел, как лысые люди бросали оружие и пытались укрыться в лесу. Видел, как двое из тех, кому посчастливилось пережить конную атаку, бросились к спасительным толстым стволам, но не успели до них даже добежать — каждого из них нашпиговали стрелами.

А затем всё как-то резко прекратилось. Боевой рог затих. Ржали лишь взволнованные кони и незнакомый голос отдавал отрывистые команды. Я убрал руки с головы и приподнялся. Пару десятков наездников с обнажёнными мечами кружили по тракту, кружили вокруг кареты, скакали вдоль линии леса. Выискивали «покаянников» и перекликались. А когда я услышал крик: «Больше никого нет!», осознал, что кровавая бойня завершилась. Ещё одна неожиданная помощь нагрянула весьма неожиданно.

Глава 17

Неожиданная встреча

Я тяжко выдохнул и сел на колени. Моё первое массовое сражение вышло крайне изматывающим. Я был выжат и морально, и физически.

Затем я осмотрелся. Сквозь частокол лошадиных ног я увидел Каталама, который вскочил, размахивал руками и громко сообщал о своих регалиях, чтобы спасители не зарубили его ненароком. Немного поодаль поднялся Умтар — тот самый молодой десятник. Рядом с ним испуганно смотрели по сторонам ещё двое — Бенал и Авлед. Иберика я тоже заметил. Тот сидел в трёх метрах от меня, морщился и прикрывал ладонью рассечённый лоб. И это были все, кто смог пережить битву. Как не присматривался, как не вращал головой я не увидел больше никого, кто бы смог сам подняться на ноги. Раздавались лишь крики и стенания, сообщавшие о ранах и умолявшие о помощи.

Конная круговерть прекратилась, и только тогда я заметил тех, кого искал взглядом — примо Тантала и его верного блондина. Их зарубили вместе, как и их лошадей. Пронзили копьями и порубили мечами. Они сражались достойно, не отступили ни на шаг и пали рядом, как настоящие воины. Как воины, защищавшие того, кто пришёл спасти их мир.

Я скользил взглядом по телам, в хаотичном порядке лежавшим на тракте, и приходил к осознанию, что из «эстов» не выжил никто. Они долго шли за нами следом, долго не желали идти на контакт, пытались даже предложить свою опеку. И, в итоге, они этого добились. Без них, я уверен, шансов выстоять у нас не было никаких.

Но в то же время, испытывая лёгкую горечь потери, я ощущал себя художником, наблюдавшим прекрасную картину. Неописуемо красивую картину чудовищного поля брани, в создании которой я тоже принимал участие. Я смотрел по сторонам, видел изрубленные тела, видел лужи крови, перевёрнутую карету, пронзённых копьями лошадей, и не чувствовал отвращения. Да, картина действительно была отвратительна. Но она не вызывала у меня тех эмоций, которые, по идее, должна.

Я никогда не сталкивался с ужасами войны, никогда не видел ничего подобного. Белый камень ставший красно-бурым. Покрасневшую молодую травку у опушки, ещё недавно бывшей зелёной. Мертвые люди, вперемешку лежавшие в лужах собственной крови. Всё это было ужасно. Но я не чувствовал страха или ужаса. Мне нравилось то, что я видел. Я ощущал острое желание вновь испытать это чувство. Я хотел упиваться битвой, давать волю ярости и смотреть, как брызжет кровь поверженных врагов.

Но так же я понимал, что сейчас мыслю абсолютно свободно. Что не нахожусь под действием дыма забытья, что не нахожусь в трансе, что голос мне не нашёптывает. Я мог анализировать происходящее и делать выводы. И впервые я сделал вывод, что, испытывая ярость, я теряю над собой контроль. Не просто как самый обычный человек в состоянии аффекта. А происходит нечто другое. Словно я — не я. Та самая ярость, которую я испытал к мерзавцам в далёкой деревне в окрестностях Равенфира, излилась и сегодня. Как и тогда, я хотел лишь убивать. Видеть чужую смерть и наслаждаться ею. И мне это совершенно не понравилось. Я бы не хотел терять над собой контроль. И, уж конечно, не хотел бы орать чужим голосом. Голосом, будто исходящим из самых недр моего разума.

— Остановитесь! Опустите мечи! — выбил меня из состояния задумчивости голос Каталама. Он всё так же стоял в поднятыми руками и из раза в раз повторял, кто он такой. — Я — сотник Каталам. Сотник из гарнизона города Равенфир! Я много лет верой и правдой служу короне! Меня знает в лицо сам принц Тревин и его отец — Его Величество король Анфудан Третий! Спрячьте оружие, гессеры!

На конный отряд его воззвания не сразу произвели впечатление. Подгоняемые командами крепкого человека с красным пером на шлеме, конники, не особо заботясь, что лошади топчутся по трупам и раненным, окружили выживших. На нас наставили острые мечи и наконечники стрел.

Командир вернул меч в ножны и поднял забрало, обнажая прилипший ко лбу потный чуб.

— Я сотник королевской гвардии — Бертрам, — представился он. — Моё почтение, сотник Каталам. Я узнал тебя. Я имел честь обучаться у тебя в далёком прошлом.

— Отрадно слышать, — облегчённо вздохнул Каталам. Затем осмотрел поле битвы и судорожно сглотнул. — Если бы не ты, Бертрам, если бы не твои люди… Как вы здесь очутились так вовремя?

— Заводчик Его Величества прибыл с важной вестью. К нему прилетел сирей с посланием, что по тракту движется аниран. И что ему нужна помощь. Мы вышли навстречу сразу, как только смогли.