Прекрасные дьяволы - Ева Эшвуд

я не знаю, как, мать вашу, это сделать. Мы уже пытались выяснить личность Икса и потерпели неудачу. Он имеет над нами полное преимущество, а мы даже не знаем, кто он такой, чтоб его черти драли.

Я бросаю на Вика взгляд, выражающий все это, и тяжело вздыхаю.

– И как же с ним, твою мать, покончить? Мы ни черта о нем не знаем. Не знаем, откуда он берет информацию или даже как он следит за нами.

– Понятия не имею, – бормочет Вик с напряженным выражением лица.

Для него это серьезное признание. Обычно у него есть хоть какой-то план на случай такого рода фигни. Но Икс ускользал от хакерского радара Вика с того момента, как впервые связался с нами, так что это имеет смысл.

– Но мы чего-нибудь придумаем, – говорит Рэнсом, и в его голосе звучит немного больше оптимизма. А может, это просто решимость. – Выясним, кто он такой, и уберем его, чтобы он больше не втягивал нас в это дерьмо и не манипулировал нами.

Я делаю глубокий вдох и быстро выдыхаю, прежде чем кивнуть.

– Да, ладно. Попробуем.

Мы все мрачно переглядываемся.

Ставки высоки, это и так ясно. Нам придется избавиться от Икса, если хотим когда-нибудь выбраться из его гребаных лап.

Но это кажется маловероятным. Меня это тревожит.

Несмотря на то, что мы не знаем, кто он такой, очевидно, что Икс обладает властью и ресурсами, а также достаточным количеством связей, чтобы вытащить меня из тюрьмы за несколько лет до истечения срока моего заключения. И он может с такой же легкостью отправить меня обратно, а потом испортить жизнь моим братьям, и я ни черта не смогу с этим поделать.

Вдобавок ко всему, Уиллоу тоже оказалась в этом замешана, и я не могу не волноваться за нее.

Может, мне не стоило говорить ей о существовании Икса?

Я не смог вынести ее ненависти к нам, не смог смириться с мыслью, что, по ее мнению, мы считаем ее мусором. Но, возможно, сказать ей правду было ошибкой, эгоистичным поступком, который разрушит больше, чем исправил.

Все было иначе, когда она была здесь, под нашей крышей, и мы могли присматривать за ней и быть уверенными, что она в безопасности. Но теперь она живет своей жизнью, занимается своими делами, и мы не можем защитить ее так же, как раньше.

И я, вашу мать, это ненавижу.

22. Уиллоу

С уходом братьев Ворониных в моей квартире стало как-то слишком тихо. К счастью, сейчас выходные, так что мне пока не нужно думать о занятиях, но у меня остается слишком много свободного времени, чтобы думать о других вещах.

Я провожу весь день, пытаясь занять себя чем-нибудь, делаю небольшую домашнюю работу, а затем нахожу другие дела по квартире. Я неторопливо загружаю грязную посуду в посудомойку, а затем протираю столешницу.

Невольно краснея, я думая о том, чем мы с Рэнсомом на ней занимались. Я вытираю капельки застывшего и липкого вишневого сока и борюсь с желанием облизать губы, вспоминая тот самый вкус у себя во рту.

Затем перехожу из кухни в спальню, снимаю простыни, испачканные кровью Мэлиса, и убираю их в маленькую комнатку, где стоят стиральная машина и сушилка.

Приятно, что не нужно тащить вещи в дерьмовую прачечную самообслуживания, которой я пользовалась раньше. Там мне пришлось бы сидеть весь день, охраняя свое барахло на случай, если кто-то решит его украсть или попытается остановить мою стиральную машину на середине цикла и забрать все себе.

Гораздо легче просто загрузить вещи в собственную стиралку и слушать ее приятное жужжание, пока она делает свое дело на заднем фоне, а я продолжаю приводить квартиру в порядок. Следом я достаю свежие простыни, чтобы застелить постель, и удивляюсь, что у меня больше одного комплекта.

Оливия настояла на этом, когда помогала мне покупать мебель и хозяйственные принадлежности для новой квартиры. Не думаю, что она предполагала подобную ситуацию, когда посоветовала купить два комплекта постельного белья, но сейчас оно определенно пригодилось.

Мой телефон лежит на кухонном столе, и когда он звонит, я слегка подскакиваю, отвлекаясь от своих мыслей. Я почти ожидаю, что это кто-то из парней, и чувствую легкую дрожь беспокойства, думая, что еще что-то пошло не так.

Но когда я смотрю на экран, на нем высвечивается имя Мисти.

Я с трудом сглатываю, палец нерешительно зависает над экраном. В конце концов, я сдаюсь и сдвигаю маленькую полоску вправо, чтобы принять вызов.

– Здравствуй, мама.

– Уиллоу, детка, – тут же выпаливает Мисти, и, похоже, сейчас она трезва. Это уже что-то.

– Что случилось? – спрашиваю я, надеясь, что она быстро перейдет к делу.

– Мне так жаль. Безумно жаль, милая, – слова вырываются из нее так же легко, как прошлой ночью вырывались крики и оскорбления.

Я внутренне вздыхаю и возвращаюсь в спальню, чтобы застелить постель свежими простынями.

– Мне не следовало вчера приходить в музей, – продолжает она. – Я устроила целую сцену, хотя не хотела этого делать. Я совсем не хотела портить тебе вечер.

Я на мгновение закрываю глаза, делая паузу во время того, как подтыкаю простыню у основания матраса. У нее все как обычно. Она совершает что-то ужасное, а потом переворачивает все с ног на голову, умоляя о прощении и вываливая на меня свою любовь и ласку. Я вечно будто между молотом и наковальней – разрываться между тем, чтобы сказать «хватит» и отказаться от нее или дать ей еще один шанс.

– Мам, ты не можешь продолжать в том же духе, – говорю я ей, и в моем тоне слышится усталость. – Что, если бы они захотели выдвинуть обвинения за незаконное проникновение или что-то в этом роде?

– Ох, знаю. – Она вздыхает. – Я знаю, что мне не следовало этого делать. Но… Я просто испугалась.

Я хмурюсь, вставляя подушку в наволочку.

– Чего испугалась?

– Что потеряю тебя, малышка, – жалобно бубнит она. – Ты ж теперь вон какая модная, у тебя новая крутая жизнь. Я испугалась, что ты просто бросишь меня, забудешь напрочь. Станешь этой высокомерной особой и даже не вспомнишь, где твой родной дом.

– Мам…

– Я просто хочу по-прежнему быть частью твоей жизни, Уиллоу, – продолжает она, перебивая меня. – Не хочу, чтобы меня заменили твои кровные родственники.

Я с трудом сглатываю, даже не зная, что на это сказать. Потом вспоминаю, что вчера сказал Рэнсом. Была бы Мисти ко мне так же добра, если бы мы поменялись