Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников

У меня сохранилось письмо отца из Кубинки, где он служил в авиационной части. Письмо датировано октябрем 1941 года. Отец подробнейшим образом, на десяти страницах, с рисунками объяснял Нале, какие упражнения нужно делать лыжникам в подготовительном периоде к зиме и как планировать занятия в осенний и зимний периоды тренировок. Помнится, мать даже выступала за «Спартак» на городских соревнованиях по беговым лыжам, за что получала дополнительное питание, которое помогло нам всем пережить голодную зиму.

Теннис и горные лыжи на всю жизнь остались главными спортивными увлечениями моей матушки. В больших соревнованиях она уже не участвовала, но в первенствах различных ведомств, где она работала, принимала участие, и небезуспешно. В мамином архиве я нашел вырезку из газеты «Красная звезда» от 27 февраля 1941 года, в которой описаны соревнования по слалому на первенство Красной армии на Ленинских горах. Цитирую: «Спортсменка Центрального Дома Красной Армии Сперанская, пролетев головоломную дистанцию за 36,2 секунды, поставила перед всеми стартовавшими вслед за ней горнолыжницами нелегкую задачу…» Уступив только двум участницам, мама заняла на этих соревнованиях почетное третье место. Летом 1957 года, когда я был на летнем лыжном сборе на Кавказе, из туберкулезной больницы «Высокие Горы» отец написал мне: «На Москву надвигается фестиваль, но я услышу только его отголоски. Из Москвы пытаются сделать балаган, заклеивая окна и стены голубями, цветами и флажками. Заметно чувствуется перемена в одежде женщин – много ярче и смелее. Собираются спортсмены. Вот соревнования хотелось бы посмотреть. Мама хорошо играет (в теннис. – А.О.) на первенство «Строителя» и радуется тому, что опять в коллективе…». Матери в это время было уже 42 года, но она была крепкой и сильной и выглядела очень молодо. Единственно, что мешало ее игре в теннис, был т. н. теннисный локоть (деформирующий артроз правого локтевого сустава, возможно с невритом локтевого нерва. – А.О.) – заболевание, часто встречающееся у профессиональных теннисистов. Рука иногда так болела, что мать не могла спать, не говоря уж об ударах по мячу. По этому поводу профессор Александр Александрович Вишневский, сам большой любитель тенниса, познакомившись в 1951 году с Налей на кортах Рижского взморья, предложил ей сделать у себя в институте несколько новокаиновых блокад локтевого нерва. Особого результата это не принесло, но с Вишневскими с того времени мать сохранила дружеские отношения.

После войны мать работала преподавателем английского языка в Московском авиационном техникуме, затем на заочных курсах «ИН-ЯЗ», которые располагались недалеко от Киевского вокзала, а потом в течение многих лет служила инженером-редактором и референтом-переводчиком в различных институтах Академии архитектуры и Госкомитета по строительству и архитектуре при Госстрое СССР. Все долгие месяцы, которые мой отец провел в различных туберкулезных больницах, она регулярно ездила или ходила к нему на свидания: то на станцию Яуза, то на Покровский бульвар, то на улицу Чкалова, то на Стромынку. И даже несколько раз сопровождала его в Крым, когда он уезжал в санаторий ИКТ. Ее жизнь в этот период была полностью посвящена моему отцу, а она его очень любила и сильно переживала за него.

Нужно сказать, что жизнь в семье отца-академика при хронически больном муже, который относительно мало работал, проводя месяцы в больницах и санаториях, наложила отпечаток на отношение матери и отца. Мать, прежде всего, считала себя «дочерью академика Сперанского» и уж потом – женой Адриана Овчинникова. И в этом, как мне кажется, была ее главная ошибка. И то, что она, выйдя замуж, не взяла фамилию мужа, а осталась Сперанской, было, на мой взгляд, не совсем правильно. Я думаю, что и для отца это было не все равно. Ну а в целом так уж сложилась жизнь, что отец, фактически находясь в течение многих лет на иждивении у своего тестя, не мог считать себя кормильцем своей семьи и не чувствовал своей ответственности за нее. Проводя много времени вдали от жены, он стал позволять себе романы на стороне. Все это сильно осложнило отношения между моими родителями и, в конечном счете, привело к их разрыву. Мать очень тяжело переживала измены Адриана, которые начались в начале 50-х годов и длились почти десять лет. Положение усугублялось тем, что все его увлечения становились тут же известны матери, так как она работала в системе Академии архитектуры, вращалась в архитектурном мире, где все знали друг друга и где отец был весьма заметной фигурой.

В 1962 году, в возрасте 47 лет, мать осталась одна. Конечно, с ней был я, но у меня к тому времени уже появилась Лариса, которая очень скоро стала моей женой, и мы мечтали о самостоятельной жизни. Как всякая мать единственного сына, матушка довольно ревниво отнеслась к моей супруге, но, тем не менее, уговорила деда разменять большую квартиру Сперанских в доме по улице Чкалова на две, и мы стали жить отдельно. Мать осталась с дедом, который к тому времени уже четыре года, как был вдовцом. За этот поступок я должен благодарить своих деда и мать всю жизнь, так как именно отдельная, более или менее самостоятельная жизнь способствовала сохранению и укреплению нашей с Ларой семьи[93].

Пока мама жила вместе со своим отцом, заботилась о нем, она пользовалась его академической пенсией и существенных финансовых ограничений в жизни не имела. Но после его смерти мамины привычки и желания стали существенно меньше соответствовать ее возможностям. Мы, будучи молодыми врачами, недавно окончившими институт, ничем не могли помочь. И здесь важную роль в ее жизни сыграло вязание, навыки к которому она приобрела еще в юности под влиянием деда, который заставлял всех своих детей помимо основной профессии обучаться какому-нибудь ремеслу, утверждая, что в жизни это обязательно пригодится. Мать хорошо вязала на спицах и во время войны связала не одну пару носков для фронта, а также свитера, носки, шарфы и шапки для нас. После смерти своего отца она купила японскую вязальную машину, взяла несколько уроков машинной вязки и стала брать заказы за деньги. Формально в это время она числилась «вязальщицей на дому» в производственном объединении «Мостекстильпром». Это было существенной прибавкой к ее зарплате, а потом к пенсии. Однако любовь к новым покупкам у нее осталась. Мы неоднократно были свидетелями, как матушка с гордостью показывала какую-нибудь дорогую вещь, например импортную одежду или французские духи, которые в советское время были большой редкостью и продавались только «с рук». В то же время ее холодильник стоял совершенно пустой, и она, истратив на