Тайная вечеря - Хавьер Сьерра

— Но, увидев вас вчера в Санто Стефано, я понял, что это сам Господь посылает мне знак. Вы появились именно тогда, когда я уже располагал ответами на вопросы, которые поклялся вам раздобыть. Помните? Разве это не чудо? Я убедил нашего префекта позволить привезти вас сюда, чтобы я мог вернуть вам долг.

— Но ты мне ничего не должен.

— Должен, падре. По какой-то ведомой одному Господу причине наши пути пересеклись. Быть может, не для того, чтобы вы разгадали свою головоломку, а для того, чтобы вместе дать отпор нашему общему врагу.

Это заявление привело меня в замешательство.

— О чем это ты?

— Помните загадку, которую вы доверили мне в тот день, когда выпустили меня на свободу?

Я кивнул. Oculos ejus dinumera по-прежнему были упреком моему интеллекту. Я чуть было не забыл, что Форцетта также был посвящен в эту тайну.

— Попрощавшись с вами, я нашел себе убежище в мастерской Леонардо. Я знал, что его дом — это единственное место в Милане, где я могу укрыться. Так и вышло. И конечно же, я поговорил с маэстро. Я рассказал ему о встрече с вами, о вашем необыкновенном благородстве и умолял его помочь мне. Не столько из нужды в защите от ярости синьора Джакаранды, сколько от желания отблагодарить вас за то, что вы вытащили меня из его подземелья.

— Но, если я не ошибаюсь, ты больше не являешься учеником маэстро...

— Нет. Хотя на самом деле он навсегда останется моим учителем. Леонардо всегда обращается с учениками как с собственными детьми, и хотя у некоторых недостаточно способностей для занятий живописью, все мы ему близки. В конце концов, его уроки выходят далеко за рамки искусства.

— Ясно. Итак, ты решил укрыться у мастера Леонардо. Что же он тебе сказал?

— Я вручил ему вашу загадку, сказав, что в ней скрыто имя человека, которого вы разыскиваете.

В этом заключалась какая-то ирония. Леонардо предложили расшифровать подпись человека, который писал письма в Вифанию, желая его уничтожить. Преодолевая головокружение и сгорая от любопытства, я приподнялся и взял руки Марио в свои.

— Скажи, у него получилось?

— В какой-то степени да, падре. Я могу сообщить вам, какое имя там скрыто.

Марио положил карту со жрицей на пол, между нами.

— Маэстро очень удивился, когда я спросил его об этой загадке, — продолжал он. — Он сказал, что она ему очень хорошо известна. Кто-то из братьев Санта Мария уже приходил к нему с ней, и тогда же он ее разгадал.

— Брат Александр!

Я вздрогнул, вспомнив об Oculos ejus dinumera на обороте карты на трупе библиотекаря. Внезапно все обрело смысл: должно быть, Прорицатель убил брата Александра, когда его имя стало тому известно. Тогда же он и начал плести интриги, чтобы оклеветать Леонардо. Убить никому не известного монаха было гораздо легче, чем добраться до любимого живописца иль Моро. Поэтому он и решил обвинить его в ереси. Отсюда его письма в Вифанию.

Воображение уносило меня вдаль, но тут Марио снова подал голос:

— Да, падре. Брат Александр. Что я очень хорошо запомнил, так это слова маэстро о том, что и карта, и стихи неразрывно связаны между собой. Ваши стихи было невозможно понять без карты жрицы, а без этого ключ к имени, которое вы пытались узнать, оставался недоступен. Стихи и карта — как две стороны одной монеты.

Я попросил Марио все объяснить. Юноша взял все тот же клочок бумаги, на котором еще в Милане я написал ему эти латинские фразы, и положил его рядом с таинственной картой Висконти-Сфорца. Перед глазами опять очутились эти злополучные семь строк.

Oculos ejus dinumera,

sed noli voltum ddspicere.

In latere nominis

mei notam rinvenies.

Contemplari et contemplata

aliis i radere.

Veritas

— На самом деле это легкая загадка на трех уровнях. На первом следует разыскать карту, которая помогла бы вам раскрыть тайну. «Сосчитайте его глаза, но не смотрите ему в лицо». Это очень просто. Если присмотреться, на этой карте можно увидеть только один глаз, если не считать глаза на лице женщины.

— Один глаз? Где?

Марио откровенно развлекался.

— Он на поясе, падре. Разве вы его не видите? Это глаз на узле, через который проходит шнур на талии у женщины. Речь идет об очень тонкой метафоре, искусно использованной этим человеком. Но это еще не все, — не унимался Марио. — Если вы заметили, неизвестно, на каком боку следует искать число имени, которое вы хотите узнать. «Число моего имени обнаружите у него на боку» остается одним большим неизвестным. На каком боку мы должны искать это число — на правом или на левом? Я вам отвечу: смотреть следует на правую руку женщины.

«Глаз» на поясе

— Откуда такая уверенность?

— Маэстро пришел к такому мнению благодаря одной эстеганографической подробности.

— Эстеганографической?

— Греки, падре, были мастерами оккультных посланий, скрытых в произведениях искусства, находящихся на виду у всех. На их языке «steganos» означает «тайнопись». В нашем случае это бросается в глаза. Однa опечатка дает нам ключ: rinvenies пишется без «г». Такой скрупулезный человек, как шифровальщик этого послания, не мог случайно пропустить подобную деталь. Поэтому я еще раз внимательно изучил ваши стихи и обнаружил, что кроме «r» отмечено еще пять букв. На этот раз с помощью точек. Возможно, вы их и не заметили, но вот они: ejus, dinumera, sed, adspicere и tradere. Меня удивляет, что на это до сих пор никто не обратил внимания.

Я изумленно склонился над подписью Прорицателя, чтобы рассмотреть то, о чем говорил Марко, и убедился, что над буквами е, d s, а и t действительно стоят точки, не являющиеся частью этих букв.

— Теперь видите? Из этих букв и буквы r можно составить слово destra. Правая. Это и есть недостающее разъяснение.

Это было восхитительно. Леонардо сделал то, что никому из нас и в голову не приходило: объединил в одну задачу карту жрицы с загадкой из писем Прорицателя в Рим. Интуиция или гениальное видение?

— Дальше все очень просто, падре. Согласно учению Ars Memoriae именно руки всегда указывают число в любой задаче. А на этой карте, как видите, изображены две руки, которые показывают разное количество пальцев. И если ваш человек говорит нам, что следует предпочесть правую руку, то это потому, что число его имени пять.

— Ars Memoriae? Ты тоже в этом разбираешься?

— Это одна из самых любимых дисциплин Леонардо.

— Полагаю, теперь мне следует искать монаха, буквы имени которого дают в сумме это число, не так ли?

— В этом нет необходимости, — произнес Марио как нельзя более надменно. — Мастер Леонардо его уже нашел. Его зовут Бенедетто [60]. Он единственный в Санта Мария, чье имя соответствует этой сумме.

Бенедетто? Видимо, я изменился в лице, потому что Марио теперь смотрел на меня во все глаза. Бенедетто?

Человек с единственным глазом, как тот, что изображен на поясе жрицы.

Столь очевидная ирония обезоружила меня.

Как же я раньше этого не увидел? Как я не сообразил, что одноглазый, будучи доверенным лицом приора, имел доступ ко всем тайнам монастыря? Лишь он один проявлял агрессию, нападая на Леонардо. Разве это открытие не соответствовало тому, что я знал о Прорицателе, в котором я угадывал отрекшегося ученика тосканца? Или не его облик обрел апостол Фома в «Вечере» — неоспоримое доказательство его давней принадлежности к организации маэстро?

Я обнял Марио. Передо мной стоял ныбор: следует мне преследовать убийцу брата Александра или же я должен обрушиться на этот оплот сбившихся с пути праведного христиан.

44

Брат Бенедетто чихнул над ночным горшком и сплюнул еще один сгусток крови. Выглядел он плохо. Очень плохо. Одноглазый монах без сознания, босой шесть часов пролежал на снегу под открытым небом на равнине Санто Стефано. Ему было трудно дышать, он кашлял. Легкие заполнились слизью, и ему становилось все труднее двигаться.

По настоянию приора он наконец явился в монастырскую больницу. Там его уложили в постель, изолировали от остальных больных, прописали ароматические ингаляции, ежедневные кровопускания и принялись истово молиться за его выздоровление. Но сон Бенедетто оставался беспокойным, а температура неумолимо повышалась, внушая опасения за его жизнь.

В последний день января, изнуренный болезнью, самый необщительный из монахов Санта Мария попросил, чтобы его соборовали. Вторую половину дня он метался в бреду, произнося невнятные фразы на неизвестных языках и заклиная своих братьев предать огню трапезную, если они хотят спасти свои души.

Соборование проводил брат Никола Цессатти, декан, отдавший монастырю пятьдесят лет своей жизни, старинный друг Бенедетто. Перед соборованием он умолял друга исповедоваться, на что одноглазый ответил отказом. Он не произнес ни слова о том, что произошло на Санто Стефано. Все уговоры остались без ответа. Приору также не удалось вытащить из него ни слова о моем местонахождении, уже не говоря о таинственном нападении.