Исповедь королевы - Виктория Холт

В течение нескольких следующих дней мы много беседовали между собой. Иосиф прибыл во Францию с тройной целью: заставить меня раскаяться в своем легкомысленном образе жизни, укрепить союз между Францией и Австрией и, наконец, что, возможно, было важнее всего, — узнать правду о том, что скрывается за моим неудачным браком, и исправить положение. Это было характерно для Иосифа — верить, что он способен достичь всех трех целей сразу.

В течение первых дней мы продолжали испытывать сентиментальные чувства, вызванные нашей встречей. Однако, как я могла заметить, Иосиф считал французский двор крайне экстравагантным и относится к нему весьма критически.

На второй день Иосиф ужинал в узком семейном кругу в апартаментах Элизабет. Я хотела, чтобы мой брат полюбил Элизабет, потому что сама любила ее. Она превратилась в очаровательное создание. Меня внезапно захватила мысль, что Иосиф подошла бы именно такая жена. Он пережил уже два несчастливых брака. Первый — с прекрасной и странной Изабеллой, которую он любил, а второй — с женой, которую он ненавидел. Его единственный ребенок умер. Он был императором Австрии, и ему нужен был наследник… Правда, у него были братья, которые могли бы стать его преемниками. Кроме того, если Элизабет выйдет замуж за Иосифа, она уедет из Франции, и это уже не казалось мне хорошей мыслью.

Я представляла себе, как Артуа смеется над моим братом за его спиной. Он и граф Прованский, вероятно, будут считать Иосифа неизящным и некультурным.

В общем, это был нелегкий ужин. Ох, как мне хотелось, чтобы Иосиф вел себя как обычно ведут себя члены императорской семьи, прибывшие с визитом!

Казалось, в ту ночь что-то случилось со всеми тремя братьями. Осмелюсь предположить, что это было вызвано высокопарными разговорами Иосифа. Когда мы встали из-за стола, Прованский нарочно подставил Луи ногу, тот споткнулся о нее и упал на Прованского. Они начали бороться. Артуа тоже ввязался в потасовку. Это была всего лишь игра, но Иосифу она показалась очень странной. Мне-то уже приходилось видеть, как муж и его братья возились подобным образом. Иногда это было больше в шутку, а иногда в их возне ощущалась значительная доля злости. Дело в том, что Прованский завидовал Луи, и такая борьба, видимо, в какой-то мере позволяла ему облегчить душу. Что же касается самого Луи, такие игры всегда доставляли ему удовольствие, возможно, потому, что он всегда оказывался в них победителем. Артуа же, конечно, будучи достаточно злонамеренным, испытывал восторг от всего, что могло шокировать гостя.

Элизабет и я обменялись взглядами, полными ужаса, Иосиф демонстративно не обращал внимания на борющихся молодых людей и продолжал беседовать с нами, не выказывая ни малейшего удивления по поводу происходящего.

Позже я заметила брату:

— Мадам Элизабет уже стала настоящей женщиной!

На что Иосиф ответил с суровым видом:

— Было бы лучше, если бы король стал настоящим мужчиной!

Я страстно желала показать Иосифу Малый Трианон и на следующий день взяла его туда с собой. Прислуживать нам должны были только две дамы, потому что, как я сказала Иосифу, Трианон был моим убежищем и там я могла жить в простой обстановке.

Я повела его посмотреть мой английский сад, которым невероятно гордилась и который был к тому времени почти закончен.

Но его это не заинтересовало. Он начал читать мне проповеди.

Неужели я не понимаю, что иду к катастрофе? Я окружила себя мужчинами и женщинами с сомнительной нравственностью. Ничего удивительного, что моя собственная нравственность оказалась под вопросом.

— Ты легкомысленна! — воскликнул он. — Ты не думаешь ни о чем, кроме удовольствий!

— Но ведь должна же я чем-то занимать свое время!

— Тогда займи его чем-нибудь стоящим!

— Если бы у меня были дети…

— Вот в этом-то все и дело! Но твое поведение по отношению к королю не нравится мне.

— Не нравится тебе?

— Жена должна угождать своему мужу. А ты не стремишься доставить ему удовольствие.

— Его вкусы очень сильно отличаются от моих.

— Нужно постараться сделать так, чтобы его вкусы стали твоими.

— Мой брат может представить меня работающей в кузнице?

Я вытянула руку.

— Ты можешь себе представить меня изготавливающий замки… или, может быть, борющейся на полу с моими невестками? Следовать вкусам короля для меня совершенно невозможно!

— Конечно, тебе не следует делать всего этого. Но все же следует больше угождать ему. Ты должна всячески показывать, что его общество доставляет тебе удовольствие, и всегда помнить, что можешь многое сделать для того, чтобы он стал нормальным мужчиной.

Я промолчала. А Иосиф продолжал читать мне нотации по поводу того, что я танцую все ночи напролет, играю в азартные игры, по поводу моего выбора друзей и моей расточительности.

Я кротко ответила:

— Я постараюсь исправиться, Иосиф!

И действительно, с тех пор как у меня появился маленький Арман, я немного исправилась. Но, как бы я ни любила этого малыша, он только вызывал у меня еще более сильное желание иметь своих собственных детей.

Иосиф отказался покинуть свои меблированные комнаты и заявил, что желает увидеть Париж как турист, а не как император. Он выезжал из Версаля в своем небольшом открытом экипаже, неброско одетый, в простом пальто красновато-коричневого цвета. С ним были двое слуг, одетых в одежду серых тонов. Приехав в столицу, он оставлял свой экипаж и ходил по улицам в надежде, что его примут за человека из народа. Но делал он это так нарочито, что люди в большинстве своем догадывались, что он — важная персона. Поскольку было известно, что мой брат приехал к нам с визитом и что он — простой человек, который любит оставаться неузнанным, его личность была быстро установлена.

Он заходил в магазины и сам делал покупки, в то время как его лакеи ожидали его снаружи. Если он слышал, что люди шептали: «Это император!» — он притворялся, что не слышит, и только старался еще более походить на обычного горожанина.

Иосиф возвращался из этих поездок слегка забрызганный парижской грязью, зато невероятно довольный. Я замечала, что Париж начинает очаровывать его. Он говорил о закатах на набережной Бурбонов и о впечатляющем силуэте собора Парижской богоматери. Иосиф говорил, что если смотреть на Париж со стороны, то город представляет собой очаровательное зрелище. Обращала ли я когда-нибудь внимание на шпиль Сент-Шапель и башни Консьержери? Нет, отвечал он за меня. В Париже, по его мнению, было только одно место, к которому я проявляла интерес. Это — Опера, куда я ездила танцевать.

Луи он тоже читал нотации. Что он знает о своем народе? Долг правителя состоит в том, чтобы смешиваться с народом — разумеется, инкогнито. Луи должен встать рано утром и посмотреть, как на рынок приезжают крестьяне из сельской местности торговать своими продуктами, должен побывать среди пекарей Гонессы, увидеть садоводов, привозящих в город свои тачки, наполненные фруктами и овощами; чиновников, спешащих на работу; официантов в магазинчиках, торгующих лимонадом, подающих своим ранним посетителям кофе и булочки. Ему следовало бы купить чашечку кофе у одной из тех женщин, что носят на спинах кофейники, и выпить его, стоя на улице, из глиняной чашки. Ему следует поездить в carraba и в «ночном горшке».

Только таким способом король может узнать, что думает его народ о нем самом и о его правительстве. И все это ему следует делать инкогнито.

И действительно казалось, что Иосиф больше интересуется жизнью французского народа, чем кто-либо из членов королевской семьи. Во время своих экскурсий он посещал музеи, типографии и фабрики. Он хотел видеть, как приготовляются краски, и бродил по улицам Жюивери, Мармузе и другим подобным местам, чтобы побеседовать с рабочими. Его акцент, его решительный настрой на то, чтобы его не узнали, — все это выдавало его. Вскоре парижане уже знали, что среди них находится австрийский император, и выискивали его в толпе. Они сразу же узнавали его по простой красновато-коричневой одежде, по ненапудренным волосам, простым манерам, по его настойчивому стремлению показать им, что он — один из них, и по его пренебрежению к этикету. Парижане были в восторге от Иосифа, и он стал крайне популярным. В тех редких случаях, когда его видели вместе с нами, все их приветствия предназначались только ему.

Я заметила, что втайне он испытывал удовлетворение, и поняла, что его любимой ролью была та, когда люди вдруг неожиданно обнаруживали, что он император.

С мыльного завода он направлялся к мастерам по изготовлению гобеленов, в ботанические сады и больницы. Все это гораздо больше интересовало его, чем театры и балы в Опере. Несмотря на это, он все же соблаговолил посетить Французскую комедию. Он также навестил мадам Дюбарри. Она в то время находилась в Лувесьене, который достался ей после того, как она провела два с половиной года в Понт-о-Дам. Это устроил для нее ее старый друг Морепа.