Клоун. История одной любви (СИ) - Монакова Юлия

Макар сделал еще один судорожный вдох.

— Она сейчас в доме своего отца? — жадно повторил он. — А что ты еще о ней знаешь?

— Да в общем-то, больше ничего, — мать пожала плечами. — Я же не наводила справки специально. Так… иногда слышу, о чем люди говорят… тут же все друг друга знают, — тихонько пояснила она.

— Она замужем? — быстро спросил Макар, впившись в мать взглядом.

— Н-нет… насколько я знаю, нет, — она покосилась в его сторону. — Так ты все же хочешь с ней встретиться?

До этого момента Макар был абсолютно уверен, что больше никогда в жизни не захочет увидеться с Динкой. Слишком сильна была застарелая мальчишеская обида на нее — даже спустя десять лет его окончательно не отпустило. Не поздравила с днем рождения, тайком отправилась встречаться с бывшим, а узнав, что Макар попал в беду, ни разу не пришла в больницу, чтобы навестить его! Даже не позвонила, чтобы спросить, как он себя чувствует…

Но теперь, когда мать задала ему вопрос, он вдруг осознал, что до боли в ребрах, до дрожи, до обморока хочет вновь увидеть ее — остро, отчаянно, безудержно. Посмотреть, какая она стала… сильно ли изменилась… помнит ли его…

Словно и не было этих десяти лет — его опять трясло и лихорадило, в горле пересохло, сердце пустилось вскачь… Какую же власть имела над ним эта проклятая девчонка, если даже теперь он понимал, что не принадлежит самому себе!

— Сынок, а может, не стоит ворошить прошлое? — нерешительно спросила мать. — Столько времени прошло, вы оба изменились… Ты уверен, что хочешь сейчас опять нырнуть в эти воспоминания? Не слишком-то приятные для тебя, насколько я помню, — добавила она многозначительно.

Наверное, она была права. Да совершенно точно — права! «Никогда не возвращайся в прежние места…» Но Макар знал, что это выше его сил, воли и убеждений.

— Мне надо с ней увидеться, мама, — мучительно выдохнул он. — Остались кое-какие вопросы, которые я так и не успел задать десять лет назад. Может быть, хотя бы теперь я смогу получить на них ответы.

Динка

На мгновение ей показалось, что она сходит с ума. Точнее, уже сошла — иначе чем можно было объяснить такой резкий и безжалостный скачок в прошлое? Ночь, приглушенный стук в окно, лицо Макара в полутьме… Динка судорожно вцепилась в подоконник и глубоко вдохнула, впиваясь взглядом в человека по ту сторону оконного стекла.

Это несомненно был он, Макар — но она отказывалась в это верить. Динка покачала головой, то ли не собираясь признавать очевидное, то ли надеясь на то, что видение сейчас исчезнет. Тем временем Макар что-то сказал. Слов невозможно было разобрать, поэтому, поколебавшись, Динка все-таки распахнула окно — и невольно поежилась от порыва холодного зимнего ветра.

— Я могу войти? — светски поинтересовался Макар, словно в том, что он находился за окном на уровне второго этажа, не было ничего особенного.

Хотя постойте-ка, дерево же спилили десять лет назад, спохватилась Динка. Тогда как он…

— Тут лестница на земле валялась, — пояснил Макар невозмутимо, предугадывая ее вопрос. — Прямо под домом. Ничего, что я ею воспользовался?

Ах да, точно, вспомнила Динка: осенью крыша начала протекать, и пришлось пригласить рабочего для небольшого ремонта. А после того, как он ушел, забытая деревянная лестница так и осталась лежать в траве.

Она разлепила пересохшие губы и неуверенно выговорила:

— А входить через дверь, как все нормальные люди — это для слабаков?

— Точно, — не обидевшись, подтвердил Макар, уже перекидывая ногу через подоконник.

Через секунду он оказался внутри комнаты и сам захлопнул окно, словно отсекая связь с внешним миром.

Динка стояла напротив него и не знала, что говорить и как себя вести. Господи, сколько раз в мечтах она представляла себе эту их встречу спустя годы! В ее воображении она всегда являлась перед ним во всем своем великолепии — прекрасная, счастливая, под руку с каким-нибудь ослепительным красавчиком, чтобы Макар немедленно заревновал… Ей ужасно хотелось заставить его ревновать, хоть это было и глупо после стольких-то лет.

С тех пор ни один парень так и не смог пробудить в ней даже жалкого подобия этих захлестывающих эмоций, которые она испытывала с ним вместе, ни с кем и никогда ей больше не было так хорошо. Она даже не могла назвать все, что было после, полноценными отношениями. Так… случайные любовники.

Сколько их было? Динка не считала и не запоминала ни лиц, ни имен. Когда ей становилось особенно одиноко и страшно, она просто искала кого-то, кто смог бы разделить с ней холодную постель и согреть хотя бы ненадолго. Но никто так и не сумел подарить ей столько тепла, сколько дарил Макар, никому не удалось заполнить пустоту в ее сердце.

А он изменился. Очень изменился, отметила Динка, с жадностью вглядываясь в его лицо. Возмужал, стал как будто еще выше ростом и шире в плечах… Растительность на лице поначалу сбивала с толку, она никогда раньше не видела его небритым, и эта самая многодневная небритость превращала Макара как будто совершенно в другого человека. И все-таки это были его глаза, его нос, его губы…

— Что ты тут делаешь? — спросила она наконец, поняв, что пауза слишком затянулась, потому что Макар тоже стоял и молча пялился на нее — совсем как в той, прошлой жизни.

Динка с горечью осознала, что план предстать перед ним ослепительной сексуальной красавицей с треском провалился — выглядела она сейчас совсем не как роковая соблазнительница. Волосы были убраны в небрежный узел и скреплены обычным карандашом, на ногах — теплые шерстяные носки с пингвинчиками, любимая хлопковая пижама с длинными рукавами и штанинами, не открывающая ни кусочка голого тела… Но тогда почему он так смотрит, господи?!

— Увидел, что свет в окне горит, — откликнулся Макар, отвечая на ее вопрос, — решил зайти… по старой памяти.

Она покачала головой.

— Я имею в виду, не у меня в доме — а вообще здесь. В Светлоградске.

— А-а… к матери на Новый год приехал.

— Давно?

— Сегодня днем.

— И в первый же вечер прибежал ко мне? — не удержавшись, поддела его она.

— Прибежал, — не стал спорить Макар, продолжая смотреть на нее в упор — так, что у нее предательски задрожали колени.

Он, кажется, что-то еще говорил, а Динка наблюдала за тем, как шевелятся его губы, и мечтала о том, чтобы он поцеловал ее. Это было полным идиотизмом в данной ситуации, но она так соскучилась по его губам! Динка так часто о них вспоминала, что они даже снились ей ночами. Боже, сколько раз она видела во сне, как Макар ее целует! Жадно, ненасытно — так, как умеет только он, практически доводя ее до безумия, до грани обоюдоострого удовольствия. Она и сама целовала его в своих снах — взахлеб, боясь оторваться даже на секунду, гладила его плечи, руки, спину, прижималась к его груди, отдавалась его настойчивым губам… Не раз после этого она просыпалась взбудораженная, чувствуя сладкое томление внизу живота, и краснела от стыда — а затем тут же принималась реветь, понимая, что это был всего лишь сон и желанные губы оказались всего лишь призрачным видением, туманом, мороком…

— …решил, что лучше окончательно все прояснить, — закончил он, глядя на нее чуть удивленно. — Ты что, меня вообще не слушаешь?

— Слушаю… — рассеянно отозвалась Динка, и вдруг ее словно озарило:

— Ты больше не заикаешься?

— Нет, — он пожал плечами.

Она выдавила из себя слабую улыбку.

— Даже жаль немного.

Его брови удивленно приподнялись.

— Жаль? Почему?

— Это придавало тебе… особого шарма и добавляло нотку какой-то романтической загадочности, — брякнула Динка и тут же ужаснулась тому, что несет.

— Ну, если т-тебе п-приятно, т-то я могу и д-дальше заикаться, — тут же подхватил Макар и, заметив, как шокированно округлились ее глаза, рассмеялся:

— Боже, расслабься… я же просто шучу.

На кровати сонно заворочалась Влада и что-то невнятно пробормотала. Динка, спохватившись, прижала палец к губам.