Оправдание - Константин Бушуев

— Откуда я знаю?! — бешено заорал Трофимов. — Да, именно так и было! Я сказал, не я писал этот бред!

— Увы, Максим! — Зина ловким жестом вынула из папки еще одну бумажку. — У меня есть документ, подтверждающий, что очаровательное стихотворение было отправлено именно с вашего IP-адреса! Иначе говоря, именно с того ноутбука, который стоит у вас в комнате. Скажу сразу, документ получен в обход закона и потому не имеет юридической силы, но если уважаемый Федор Михайлович сделает официальный запрос, то получит от поставщика услуг такой же официальный ответ…

И вот тут произошло то, чего я никак не ожидал. Максим вскочил со своего места, подхватил стул и запустил им в мою дочь. Она вскрикнула и отшатнулась в сторону. Стул с треском врезался в стоящий у стены шкаф и упал на пол, задев одной ножкой плечо Кати Песоцкой. В следующий миг Трофимов подскочил к Зине и попытался схватить ее за горло, но мы с Сергеем с двух сторон повисли на нем и повалили на пол.

Глава 12

Для праздничного ужина, посвященного освобождению Насти из следственного изолятора, Зина оделась и накрасилась еще более экстравагантно и вычурно. С утра побывала в дорогом бутике и в косметическом салоне. Второй день ее славы! Второй акт спектакля, где в роли главного зрителя — ее отец!

В соответствии с желанием виновницы торжества, собрались на квартире Сергея Волкова. Сам хозяин, Настя, ее родители и Зина с отцом.

Впрочем, для супругов Трофимовых праздник был невеселым. Страшным потрясением было для них узнать, что сын совершил два убийства. Не менее страшным потрясением было узнать, почему он это сделал. Короче, дочь сохранили, сына потеряли. Лет на десять.

— Может, его все же признают невменяемым? — с надеждой спрашивал старший Трофимов. — Пройдет курс принудительного лечения, вернется к нам. А уж мы его из рук не выпустим…

— Лучше не надейтесь, Александр Винсентович, — Зина сочувственно покачала головой, — шансов практически нет. Да и ничем это не лучше, если честно. Из колонии общего режима иногда возвращаются нормальными людьми, а из психиатрического стационара тюремного типа выходят человекообразные существа, с подорванной психикой и разрушенным интеллектом. Таков побочный эффект аминазина и прочих нейролептиков. Не научились еще эффективно и мягко лечить шизофренические расстройства, понимаете? Ваш сын болен, это факт, но болезнь его проявляется только в одном — в неправильной сексуальной ориентации. А из дурки он выйдет вялым растением и жить сможет, только как растение… Если бы мне предложили выбирать меньшее зло, я выбрала бы зону.

— Да не выйдет он с зоны, — всхлипнула Трофимова, вытирая слезу, — предчувствие у меня такое. Он ведь у нас тихий и спокойный, а в некоторые моменты взорваться мог по пустяковому поводу. Возьмет да поссорится с каким-нибудь авторитетом в камере, и зарежут его…

Наталья Михайловна заплакала, ее принялись утешать. Успокоилась женщина быстро. В конце концов, у нее были целые сутки на то, чтобы осмыслить случившееся. За это время она вспоминала все, что касалось психического состояния ее сына.

Родился Максим самым обычным ребенком, рос и развивался правильно, в точном соответствии с медицинскими стандартами. Вовремя научился ходить и говорить. Болел, как болеют все дети. Посещал детский сад, вполне адекватно общался со сверстниками. Для родителей он, понятное дело, был самым-самым лучшим, но окружающие воспринимали его как обычного, нормального, среднестатистического ребенка. Без отклонений в лучшую или худшую сторону.

В семь лет с Максимом случился инцидент, наложивший отпечаток на всю последующую жизнь. Во время активных игр с одноклассниками он не рассчитал свои силы, прыгая с одного гаража на другой, и крайне неудачно упал с трехметровой высоты на землю. Ударился головой о камни, получил тяжелое сотрясение мозга и несколько дней пролежал в реанимации, балансируя между жизнью и смертью. Выкарабкался, оправился, встал на ноги. «Мы сделали все, что могли, — говорил Наталье Михайловне старенький доктор, — анатомически и физиологически ваш сын здоров. Но вы должны следить за его головой. Наблюдайте за поведением, за привычками, за увлечениями. Если заметите что-то странное, немедленно обращайтесь к психиатру».

— Мы действительно несколько раз водили Максима к врачам. И к психиатрам, и к невропатологам. Какой-то он заторможенный стал после того несчастного случая. Не в том смысле, что разум повредился, нет. Учился в школе нормально, оценки приносил высокие, соображал быстро. Но появилась в нем вялость, меланхоличность, равнодушие к себе и людям. Эмоции почти никак не выражал. Смех, слезы — ничего такого мы от него и не видели… Тем страшнее нам было наблюдать вспышки ярости, которые у него иногда случались, буквально на пустом месте. То есть теперь-то понятно, что не на пустом…

— Вы имеете в виду его отношения с Настей?

— Да. Он всегда стремился быть рядом с ней. Обычно разнополые брат и сестра в подростковом возрасте отдаляются друг от друга: у парня свои увлечения, у девчонки — свои. А Максим от нее ни на шаг не отходил.

— Да, так и было, — прошептала Настя, — он меня сопровождал на все вечеринки, на дни рождения друзей, в клубы… Однажды у меня на глазах избил парня, который меня на танец пригласил и прижимал к себе чуть сильнее, чем следовало бы. Он потом еле ноги унес из ночного клуба, а Максим выглядел просто как настоящий маньяк. Я тогда решила, что он за меня заступился как за сестру, хотя повода-то особого не было. А оказывается, он меня любил совсем не братской любовью…

— А у меня родились такие подозрения, когда я побывала у вас дома. В смысле, в комнате Максима. И когда узнала о его увлечении античной культурой. Ваш сын был активным участником клуба «Antik», вы знали об этом?

— Конечно, знали, — кивнул Трофимов, — мы ничего плохого в этом не видели. Он и Настю туда водил, но ее как-то не заинтересовало… Да, Настюша?

— Не то что совсем не заинтересовало, — девушка сделала неопределенный жест рукой, — я всегда с любопытством относилась к истории. Но не готова была тратить на участие в этом клубе слишком много времени. Там же не просто интересующиеся люди собираются, а настоящие фанаты, которые живут не столько в настоящем, сколько в прошлом. Я не из таких.

— А в самом деле, при чем здесь античность? — недоумевающее спросила Наталья Михайловна.

— Видите ли… Навязчивой идеей Максима стало его нездоровое влечение к своей родной сестре. Инцестофилия, говоря медицинским языком. Он смотрел на нее не как на сестру, а как на сексуальный объект. Думаю, это как раз и было последствием черепно-мозговой травмы, полученной в детстве. Он смотрел на Настю так, как смотрят на любимую женщину, — с вожделением. Представляю, каких усилий ему стоило скрывать это вожделение… Так вот: во всех человеческих цивилизациях, во всех религиях интимные отношения между близкими родственниками категорически осуждались. Исключение — античные культуры Греции и Рима. Они вообще характеризуются свободой сексуальных нравов. Во времена Платона и Аристотеля можно было вступить в интимную связь с кем угодно, независимо от возраста и пола, и никто бы вас не осудил… Гомосексуальные отношения между воинами не только не запрещались, но даже поощрялись. Вспомните фильм «Александр»! А сколько примеров инцеста в древнегреческих мифах! На ком был женат Зевс-Громовержец, властитель Олимпа? На Гере, своей родной сестре. Кронос и Рея — муж и жена, брат и сестра! Но это боги, а есть и примеры из жизни смертных: Кавн и Библида, Макарей и Канака… Одним словом, греки и римляне гораздо более терпимо относились к инцесту, чем христиане и мусульмане. Вот она, подлинная причина увлечения вашего сына античностью! Он любил Настю чувственной любовью, но понимал, что в реальной жизни ему с ней ничего не светит. Потому и жил двойной жизнью. Заметьте, даже его стихи написаны пятистопным ямбом, как принято было писать в античные времена. И написал-то он их не столько для Насти, сколько для самого себя, для самовыражения. Знал же, что она их прочитать не сможет, пока в камере сидит. Возможно, он представлял, что живет вместе со своей сестрой в каком-нибудь греческом полисе, рисовал в голове сладостные картинки…

— Перестаньте, Зинаида Валерьевна, прошу вас, — покачала головой Настя, — мне больно это слышать. Максим был таким хорошим братом, он заботился обо мне, всячески меня опекал… Я и подумать не могла, что он хочет меня как женщину. И никак не могла вообразить, что он ради своей нездоровой любви совершит два убийства…

— Может, все же это не он? — поникшим голосом спросила Наталья Михайловна. — Что, если мы все ошибаемся?

— А стихи откуда взялись? — хмуро возразил старший Трофимов. — Кто еще мог отправить их с нашего ноутбука?

— Насколько мне известно, ваш сын продолжает отрицать свое авторство, — сказал адвокат. — Утверждает, что в тот момент, когда было отправлено сообщение, он находился не в квартире. Якобы гулял по окрестностям…