Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания - Николай Вахтин

Таблица 4.1. Занятость населения в поселке Марково, 1998.

Работники совхоза (110 человек) – формально единственная производящая группа населения. Все остальные либо тем или иным образом обслуживают население, либо иждивенцы. В действительности это, конечно, не так: большинство населения работает, и работает тяжело, на огородах, на рыбалке и охоте, на сборе ягод. Поэтому количество рабочих мест и численность работников в таблице – это всего лишь фасад, за которым идет действительная жизнь, имеющая мало общего с когда-то советской и теперь российской систематизацией. Другой стороной меняющегося отношения к старожилам и колебаний этничности (точнее, официальной национальности) старожилов является так называемая система льгот, о которой мы уже писали выше. Подобные льготы в советские годы получали лишь «лица коренной национальности», что вызывало раздражение приезжих. Однако старожилы в советские годы этих привилегий были лишены – они оказались «слишком русскими»:

Работники совхоза – коренные жители – не имели права ловить кету [в 1975-м и следующих годах]. Рыбы мне продавали столько, сколько я мог купить, икры выделяли 5 литров, и все. Больше я не имел возможности ее купить. В 1989 году меня избрали председателем профкома, и я решил выяснить, почему нам, коренным жителям, работникам совхоза, нельзя ловить рыбу. Выяснилось, что нам на это отпускался лимит в 20 тонн в год – он должен был раздаваться бесплатно. Но те, кто знал об этом, перевели этот улов на хозяйственные нужды и стали эту рыбу, которая нам полагалась бесплатно, нам же и продавать. Восстановили [порядок], посчитали на каждого, оказалось, всего 12 тонн. Мы создали бригаду, первый год ловили централизованно, а потом стали каждому выдавать такой талончик на вылов. Потому что я считаю, что лов лососевых – это для человека праздник. Это раз в году бывает. Выезжают семьей, с друзьями, и лови, соли – пользуйся (м 48 МК).

Эта ситуация сейчас тоже меняется, прежде всего – в результате того, что старожилы оказались в Маркове на руководящих постах и сумели повлиять на систему распределения лицензий и прав (состояние, которое наш собеседник застал, заняв должность главы администрации, он квалифицировал как «прямой грабеж») [109] . Однако и сами старожилы, похоже, умело воспользовались некоторой растерянностью властей и административной неразберихой начала 1990-х. По словам одного из наших информантов, дети, попадая в интернат, теперь сами выбирают себе национальность, под которой их записывают, причем предпочитают выбирать национальность из «коренных», потому что это дает льготы. В систему льгот, как мы уже писали, входят нешуточные для сегодняшних марковцев блага: возможность поступать в вуз по контракту (между совхозом или администрацией и вузом заключается контракт) с оплатой обучения за счет государства (дорога и проживание – за счет родителей); запрет на увольнение с работы; право бесплатного приобретения лицензии на отлов рыбы; преимущество при получении жилья; право приобретать оружие мальчикам с 14 лет [110] . При этом, по словам одной из информанток, дети обычно не хотят писаться чукчами – это непрестижно. Но мой вот сын записался чукчей, хотя ни языка, ни внешности у него нет. Почему? – ответил: «Мама, а вдруг я поступать [в вуз] надумаю по контракту? (ж 54 МК).

Жители Маркова, таким образом, прекрасно осознают, что на происхождении можно «играть» – и многие этим пользуются. Так же, как соответствующее происхождение может являться достаточным признаком отнесения себя к той или иной «национальности», существуют многочисленные примеры, когда человек «записывается эвеном или юкагиром» ради получения каких-то льгот и преимуществ без особых на то оснований – подобно тому, как в XIX столетии все стремились «записаться казаками» или породниться с казаком. Эти случаи известны, охотно пересказываются, а герои таких историй часто становятся объектами беззлобных насмешек. Это имеет место и в других старожильческих регионах. Так, на вопрос, есть ли в Русском Устье юкагиры, собеседница отвечает:

Есть. Мы даже всегда смеемся: ты – юкагир. У него мама юкагирка. Ну, можно сказать, он – юкагир. Г: Сам записался просто? Инф: Да, он записался и детей своих записал юкагирами. Малая национальность же. Ш: А там какие-то льготы полагаются? Инф: Да, скорее всего. При поступлении там или еще где-то. Да сейчас на это не смотрят. Сейчас надо деньги везде. Тут, там. Тут заплатил, там заплатил – все тебе будет. Не заплатил – так ты хоть юкагир, хоть ты американец, хоть ты русский, хоть ты африканец. Разницы нету… Да, он – юкагир, мы даже над ним подшучиваем» (ж 70 РУ).

Эта игра (распространенная на всей территории бывшего СССР [111] ) – игра в то, кем нужно прикинуться, чтобы получить от государства максимальную выгоду, – существовала и существует на всех уровнях, в том числе и на уровне сегодняшней поселковой власти. Глава марковской администрации задумчиво сказал нам: «Марково считается поселок городского типа, а не село, поэтому мы выпадаем из программы поддержки национальных сел. Нам было бы выгоднее числиться селом».

Иными словами, в советские годы социально-экономическое положение старожилов было крайне невыгодным: они не были «настоящими русскими» и, следовательно, не получали (до 1968 года) северных надбавок и не допускались приезжими, которые рассматривали их как «чужих», до выгодных рабочих мест. Но они не были и «коренной национальностью» – и, соответственно, не получали никаких положенных «коренным» льгот. Сейчас это положение меняется: не отступая от своей совершенно отдельной старожильческой identity, старожилы расширяют границы льгот и привилегий этой identity, завоевывая – если не юридически, то фактически – дополнительные права.

Это, естественно, вызывает недовольство как со стороны «настоящих русских», так и со стороны «коренных». От многих «настоящих русских» мы слышали раздраженные и довольно оскорбительные высказывания по поводу интеллектуального уровня чуванцев, в особенности – умственных способностей школьников-марковцев, учащихся в анадырских школах. По-видимому, этой же подспудной борьбой за ресурсы объясняется и уже приводившаяся фраза одного чукотского депутата, что «чуванцы – это не народ и не люди».

Положение марковцев на этнической карте Чукотки в 1960– 1970-е годы и, соответственно, степень изменения этого положения хорошо видны из следующей истории. В 1968 году в Марково прислали нового парторга совхоза – чукчу из Рыркайпийской тундры (его сводная сестра, считавшаяся ламуткой, жила в Маркове, была замужем за председателем сельсовета – чуванцем). Вот что рассказывает жена парторга:

Марковские занимались своими делами, огород сажали. Мне это было внове: первый год собрали всего четыре мешка картошки, потом все больше и больше. И капусты урожай снимали. Я тогда поняла, что человек может своим трудом себя прокормить [см. ниже об этом «чисто марковском» варианте экономики]. …марковские – очень дружелюбные, приветливые, хотя я и немного с ними общалась, не получалось: у нас и жизнь, и взгляды, и воспоминания разные… Они не русские вроде бы, но и не наши, не как вот мы сами себя считаем. У них своя жизнь, свой диалект и своя культура. И от русских, которые жили в Марково, они тоже отличались (ж 35 АН).

Здесь любопытно то, что парторгом в старожильческое село Марково присылают чукчу – в полном соответствии с советской политикой продвижения представителей «коренной национальности» на руководящие посты низового звена: должность председателя сельсовета отдали чуванцу, но высший партийный пост в селе должен был занять «представитель коренной национальности». Его жена репрезентирует (и, видимо, воспринимает) старожилов как «других», отличных как от русских, так и от «коренных» – но вполне симпатичных и милых людей. И далее следует очень интересный пассаж:

Хотя все мы и старались освоить эту новую жизнь – они в меньшей степени ее восприняли, чем мы, чукчи. Я выросла в яранге, но мы стараемся это [русифицированный, городской образ жизни] поддерживать для себя, когда переезжаем в другое место…

То есть, по ее мнению, образованные чукчи-горожане, занимавшие относительно высокие посты, были в советские годы более успешны в восприятии европейской культуры, чем чуванцы-старожилы. В те годы это воспринималось как «отставание» старожилов и составляло, возможно, предмет гордости для «малочисленных народов Севера», однако сейчас выясняется, что чуванцы (марковские старожилы) не так доверчиво, как другие, клюнули на соблазн советизации, в большей степени сохранили свою устойчивую оседлую традицию и свою identity и, как мы постараемся показать ниже, теперь благодаря этому в каком-то отношении оказались в выигрыше. После 1991 года государственные дотации прекратились, однако совхоз «Марковский» сохраняется до сего дня; его продукция – оленье мясо и рыба. Никаких родовых общин, в отличие от Якутии, здесь не создавали; из новых демократических институтов имеется лишь ассоциация коренных жителей «Мое Марково», зарегистрированная в марте 1990 года. Ассоциация образовалась самостоятельно, по инициативе жителей, однако через некоторое время из округа пришел типовой устав, в соответствии с которым в члены ассоциации должны были принимать не только коренное население, но всех желающих. Поначалу в ассоциации было около 150 членов, к 1999 году осталось около 25, и существовать на мизерные членские взносы она бы не смогла. К счастью, администрация поселка оказывает ассоциации финансовую помощь. Вот как описывает деятельность ассоциации ее председатель: