Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания - Николай Вахтин

Г: Как относятся к походчанам в Черском? Инф: Если честно признаться, то приезжие русские относятся к ним пренебрежительно, свысока. Считают неполноценными, что ли. Г: Почему? Инф: Они же сахаляры, смешанные. Это якутское слово. Так называют детей от смешанных браков здесь: например, чукча и эвенка, якут и русская, любые смешанные браки. Г: Т. е. быть сахаляром плохо? Инф: Почему?! Если смешивается кровь, дети получаются очень хорошие – способные, развитые в интеллектуальном отношении. Вон в администрации – одни сахаляры. Г: Но раз походчане сахаляры, то они должны быть очень способные и т. д. За что же к ним пренебрежительно относятся? Инф: Они очень талантливые. Но они сами виноваты – живут очень оторванно, изолированно, не хотят учиться. Сами же про себя частушку сочинили: «Походчане – лодыри, всю Походску пропили». Но они такие люди. Действительно лентяи страшные. Но если надо, умрут, но сделают. Такие уж они. Г: На вашей памяти смешанные браки между приезжими русскими и походчанами были? Инф: Были [привел два примера: русский и белорус женились на походчанках]. Но русских приезжих маловато в Походске, хотя есть. Г: Те русские, которые приехали в Походск и долго там живут, считаются своими? Вот мы встречались с киномехаником (на пенсии) NN. Он 30 лет в Походске живет. Он там свой стал? Инф: Да, конечно, свой. Если человек приехал, постоянно там живет, то все – конечно, свой. Анатолия они, конечно, походчанином считают. У него и жена в <…> ансамбле пела [жена – Походчанка]. Я вот своим в Походске не стал. Г: Почему? Инф: Они меня хотели, конечно, своим сделать, под себя подстроить. Хотели меня женить. «Давай, – говорят, – тебе бабу найдем». Вроде бы в шутку, но при этом и всерьез. Пьяницей меня хотели сделать. Потом видят: по бабам не бегаю, не пьянствую, домой переводы отправляю. Все – не свой. Они хотят, чтобы я в стаде был, такой же, как они. Безалаберный, всегда во всем участвовал, никогда не спорил. Г: Они что, все безалаберные? Инф: У них характер такой. У них свои неписаные правила, привычки. Скажем, они могут тебе в лицо врать: мол, я за тобой заезжал, но тебя не застал, хотя и близко никто не заезжал, и все это знают. Но они врут не со зла и сами это враньем не считают. Просто они все так делают. Это ко всем относится, и к начальству. Г: Вы сказали, что приезжие русские к походчанам пренебрежительно относятся. А к чукчам, эвенам? Инф: Это от человека зависит. Некоторые [назвал две фамилии] очень ценят некоторые их качества: близость к природе, умение жить в тундре. Г: Что вы еще про походчан могли бы сказать, чего мы не можем заметить? Инф: Они все рабы. В том смысле, что ими крутят как хотят. Им три года [директор] зарплату не платит – хоть бы что. Многие его убить грозились. Но он приедет – того, сего им подкинет, и все. Они вообще очень отходчивые, незлопамятные. <…> Г: Вы говорили, что если долго прожить в Походске, то можно стать своим. А если ребенок родился в Походске, но родители не походчане? Инф: Если родился, все – походчанин. <…> [В ансамбле] была солистка: мать якутка, отец – приезжий русский, родилась в Походске. Конечно, она – походчанка, все ее считают походчанкой, в ансамбле участвует. Вообще, я должен сказать, что походчан в Черском уважают. Г: За что их уважают? Инф: За честность, открытость. Если уж кто-то подлец, то подлец, без притворства. Если он тебя за что-то возненавидел, то прямо скажет, возьмет ружье и ждать тебя будет. Если надо, они у тебя берут, но и отдают, если тебе что надо. И обратно не спрашивают. Г: Походчане – они все-таки русские? Инф: Да-да, конечно. Хотя, конечно, старых казацких фамилий не осталось: пять-шесть. Г: А почему они иногда говорят, например: «К нам один русский приезжал…» Инф: Да, это точно. Говорят о нас «русские», как будто сами и не русские. Это точно. Но они и сами про себя любят говорить: мы – сахаляры. Г: А «местные» говорят? Инф: Да, бывает (м 36 ЧР).

О походчанах (ср. выше то же о русскоустьинцах) сложилось мнение как о необразованных, не желающих учиться ни дома, ни тем более куда-либо на учебу ехать. Они действительно привязаны к родному селу. Были случаи, когда молодые люди возвращались обратно, не закончив курс обучения в Якутске. Практически все отслужившие в армии также возвращаются в Походск. Однако при этом представление о походчанах как о необразованных, не желающих ничему учиться – не что иное, как отражение сложившегося стереотипа. В то время, когда мы работали в Походске, в Якутске только в высших учебных заведениях обучалось семь человек походчан – в сельскохозяйственной академии и медицинском институте. Совсем неплохой процент для небольшого поселка. Кроме того, некоторые походчане закончили в том же Якутске ПТУ и вернулись в поселок.

Если говорить о карьерных достижениях походчан, то они практически близки к нулю (это заметно даже на фоне русскоустьинцев), что в свое время, очевидно, было связано с действительно низким образовательным уровнем, или, точнее, со стереотипным представлением о том, что походчане «ни на что не способны», кроме рыбалки. Однако гораздо более важным моментом было то, что приезжим совершенно не нужны были в Черском конкуренты – по паспорту такие же русские. Нельзя назвать буквально ни одного походчанина, который когда-либо занимал пост выше председателя походского сельсовета или председателя колхоза (директора совхоза).

«Марковский куст»

В 1960–1980-е годы по всему Крайнему Северу наблюдалась одна и та же картина – борьба за ресурсы между разными этническими группами. Приезжие стремительно захватывали все новые и новые выгодные рабочие места, оттесняя коренных жителей (и старожилов вместе с ними) на малодоходные работы. Один из наших информантов признался, что в молодости не отдавал себе отчет в этом: ему казалось, что приезжие – случайные люди, и ему не приходило в голову, что вновь прибывшая семья, обосновавшись и укрепившись на новом месте, вызывала на Север своих родственников или знакомых, готовила и придерживала для них выгодные рабочие места и что постепенно приезжие образовали на Севере своего рода кланы:

…они держались друг за друга, обособленно. Тогда устроиться на работу, на престижное место или на денежное, для коренных было очень трудно. Коренные жители тогда были оттеснены. Вот, например, в 1970–1980-е годы в совхозе «Марковский» в строительном цехе: заработки высокие, стабильные, профессия престижная – ни одного коренного не было. В охотниках тоже не было – всех вытеснили, потому что профессия уважаемая, денежная, и весь дефицит – у охотника, через «полку охотника» или «полку заготовителя» [особые отделы в государственном магазине, через которые имели право покупать дефицитные товары только люди, прикрепленные к этим отделам] (м 48 МК).

Иначе говоря, по этому признаку марковские старожилы были точно в таком же положении, что и коренные жители: для приезжих они были такими же конкурентами, были «слишком коренными», и так же оттеснялись от источников высоких заработков, социальных и экономических ресурсов (например, от рабочих мест с более легкой работой). Соответственно, и отношение к старожилам было со стороны русских «как к коренным». [108] Эта ситуация сейчас изменяется в пользу старожилов: соотношение местного и приезжего населения в Маркове после лавинообразного отъезда русских в начале 1990-х годов – примерно 50 на 50, старожилы (наряду с коренным населением) работают практически везде; при этом в совхозе (т. е. именно там, где зарплату в 1990-е годы не платили годами!) имеет место некоторый перевес в пользу старожилов и коренных жителей. В марковской школе, например, из 39 учителей 21 – выпускники этой же школы, местные уроженцы. Как сказал тот же информант,

…сейчас коренные жители духом воспряли. Сейчас больше ценятся способности. А тогда коренные жители работали больше на подсобных работах.

Под коренными жителями он имеет в виду, естественно, марковцев – таких же, как он сам, родившихся здесь и постоянно живущих в селе людей. Однако в Маркове до сих пор многие (если не большинство) руководящие должности (директор совхоза, главврач больницы, директор ЖКХ, директор школы, начальник милиции) заняты все же приезжими. Что касается занятости населения, то положение примерно следующее. В приведенной ниже таблице 4.1 цифры приблизительные и, видимо, слегка завышенные: эти данные получены в администрации села, а администрация сейчас не всегда способна, да и не хочет оперативно следить за движением населения, занятостью и т. п. Кроме того, многие жители села наверняка числятся более чем на одной работе, поэтому при численности примерно 900 человек взрослых и численности детей только школьного возраста в 1997/98 учебном году 288 человек общее количество жителей Маркова в таблице приближается к тысяче.

Таблица 4.1. Занятость населения в поселке Марково, 1998.

Работники совхоза (110 человек) – формально единственная производящая группа населения. Все остальные либо тем или иным образом обслуживают население, либо иждивенцы. В действительности это, конечно, не так: большинство населения работает, и работает тяжело, на огородах, на рыбалке и охоте, на сборе ягод. Поэтому количество рабочих мест и численность работников в таблице – это всего лишь фасад, за которым идет действительная жизнь, имеющая мало общего с когда-то советской и теперь российской систематизацией. Другой стороной меняющегося отношения к старожилам и колебаний этничности (точнее, официальной национальности) старожилов является так называемая система льгот, о которой мы уже писали выше. Подобные льготы в советские годы получали лишь «лица коренной национальности», что вызывало раздражение приезжих. Однако старожилы в советские годы этих привилегий были лишены – они оказались «слишком русскими»: