Нэпман 1. Красный олигарх - Алим Онербекович Тыналин

class="p1">В первую секунду мне показалось, что я ослышался. Елена рядом со мной резко выпрямилась. Соколов машинально протер пенсне, словно не веря своим глазам. Даже невозмутимый Котов побледнел.

— При всех технических достоинствах технологии товарища Краснова, — Рогов старательно избегал смотреть в мою сторону, — комиссия сочла более надежным использовать проверенные временем методы производства.

Крестовский едва сдерживал торжествующую улыбку. Николаев что-то быстро записывал в блокнот, по-прежнему не поднимая глаз.

Я сидел, внешне сохраняя спокойствие, но внутри все кипело. Что-то здесь было не так. Слишком резкий поворот, слишком неожиданное решение. В будущем я не раз сталкивался с подтасовками тендеров, но здесь явный подвох.

— На этом заседание комиссии объявляю закрытым, — Рогов поднялся, давая понять, что обсуждений не будет.

Когда мы выходили из зала, я заметил, как Крестовский пожимает руку какому-то человеку в сером костюме. Тот самый «инженер», которого видели входящим в особняк накануне. Теперь все встало на свои места.

— Леонид Иванович, — Дубровский догнал меня в коридоре, его лицо выражало искреннее недоумение, — я не понимаю… Это какая-то ошибка…

Я молча покачал головой. Это не ошибка. Это игра, правила которой я еще не до конца понял. Но я обязательно в них разберусь.

В вестибюле ВСНХ было шумно, комиссия закончила работу, все расходились. За окнами падал мокрый снег, на Варварке зажигались первые фонари. День, который должен был стать триумфальным, превратился в начало новой борьбы.

Ничего, товарищ Крестовский, это еще не конец. Это только начало.

Глава 22

После заседания

Я откинулся в кожаном кресле, глядя на команду. В кабинете стояла звенящая тишина, нарушаемая только мерным тиканьем английских часов «Хендерсон» и потрескиванием поленьев в старинном кафельном камине.

Семь вечера. За окнами уже стемнело, и в морозной мгле едва виднелись силуэты заводских труб, из которых поднимались столбы дыма.

Соколов нервно протирал пенсне батистовым платком, его пальцы слегка подрагивали. В девяностых я видел такое же состояние у технарей старой школы, когда их проекты проваливались из-за политических игр.

Елена закурила «Герцеговину Флор». Я раньше за ней такого не замечал. Девушка тоже сильно переживает.

В тусклом свете настольной лампы под зеленым абажуром ее лицо казалось особенно бледным, но в глазах читалась не растерянность, а злость. Брошь-молекула на воротнике темно-синего платья поблескивала при каждом движении.

Величковский, устроившись в глубоком кожаном кресле у камина, задумчиво теребил седую бородку. Его дореволюционный сюртук казался особенно смятым и старым в этот вечер. На столике рядом с ним стоял нетронутый стакан коньяка «Шустов».

Котов молча перебирал документы в своей черной конторской книге. Даже сейчас главбух оставался педантичным. Каждая бумага аккуратно разложена, каждая цифра на своем месте. Только желтоватая бледность лица выдавала его состояние.

У окна застыл Сорокин, сжимая в руках логарифмическую линейку как спасательный круг. Молодой инженер выглядел совершенно потерянным. Еще бы, первый серьезный проект, и такой удар.

Я достал из ящика стола коробку «Казбека»:

— Угощайтесь, товарищи.

Соколов благодарно кивнул, достал из серебряного портсигара папиросу. Его руки все еще дрожали, когда он прикуривал от настольной зажигалки «Ронсон».

— Леонид Иванович, — наконец нарушил тишину Величковский, — я не понимаю. Наши испытания… все расчеты… Это какая-то ошибка.

— Не ошибка, — я покачал головой, отказываясь от предложенного Еленой коньяка. — Это игра. И мы просто не знали всех правил.

Котов поднял глаза от своих бумаг:

— Тот перевод через Промбанк. Сто тысяч рублей. Теперь понятно, куда они пошли.

— Не только в этом дело, — Елена стряхнула пепел в малахитовую пепельницу. — Я слышала, Крестовский встречался с кем-то из правых в партии. На его даче в Малаховке.

Сорокин вдруг резко развернулся от окна:

— Но как же так? У нас же все показатели лучше! Прочность выше на тридцать процентов, расход топлива меньше.

— Александр Владимирович, — я усмехнулся, — в политике часто важны не показатели, а связи.

Заводской гудок возвестил об окончании вечерней смены. Его низкий рокочущий звук словно выдернул всех из оцепенения.

— Что будем делать, Леонид Иванович? — Соколов наконец справился с дрожью в руках.

Я встал из-за стола, подошел к окну. В свете уличных фонарей кружились редкие снежинки. Где-то там, в особняке на Малой Никитской, Крестовский наверняка празднует победу. Но это еще не конец.

— Будем играть, — я повернулся к своей команде. — Только теперь по-крупному. Василий Андреевич, — обратился я к Котову, — проверьте все финансовые потоки Крестовского за последний год. Елена Сергеевна, мне нужна полная информация о его встречах с правыми.

Часы «Хендерсон» мерно отсчитывали время. Начиналась новая партия. Еще ничего не потеряно. Решение комиссии не окончательное, еще можно переиграть по-новому.

Я снова повернулся к столу, машинально отметив, как в пепельнице уже скопилась горка окурков. В голове постепенно прояснялось. Опыт корпоративных войн из будущего подсказывал, в такие моменты нужно не поддаваться унынию, а искать слабые места противника.

— А знаете что, — я резко развернулся к команде, — давайте-ка еще раз по фактам. Петр Николаевич, у вас с собой результаты последних испытаний?

Соколов встрепенулся, зашуршал бумагами в потертом портфеле из свиной кожи:

— Да-да, конечно… Вот, смотрите…

Он разложил на столе графики. Сорокин тут же подскочил, жадно вглядываясь в цифры:

— Леонид Иванович! Тут же… — его глаза за стеклами очков загорелись, — последняя серия показывает прочность на сорок процентов выше требований спецификации!

Величковский поднялся из кресла, опираясь на трость с серебряным набалдашником:

— Позвольте взглянуть… — он склонился над графиками. — Действительно, структура металла исключительная. Такой гомогенности я не видел даже в лабораториях Круппа.

— Вот именно, — я почувствовал, как внутри разгорается знакомый азарт. — А теперь подумайте — почему Крестовский так спешил с решением комиссии? Почему продавил его именно сейчас?

Елена погасила папиросу и выпрямилась в кресле:

— Потому что знал о наших результатах?

— Именно! — я щелкнул пальцами. — Котов, голубчик, а напомните-ка мне, когда прошел тот странный перевод через Промбанк?

Главбух мгновенно нашел нужную страницу в своей черной книге:

— Позавчера, Леонид Иванович. В четырнадцать тридцать через отделение на Кузнецком мосту.

— А наши последние испытания были…

— Вчера утром, — подхватил Сорокин. — В девять часов сняли первые показания.

Я обвел взглядом кабинет. На лицах присутствующих постепенно проступало понимание.

— У него есть информатор, — тихо произнесла Елена. — Кто-то сообщил о результатах…